Неточные совпадения
С разинутыми ртами смотрели они, как мчится сама собою машинка, испуская
пар;
играли для них
на маленьких органах, наконец, гремела наша настоящая музыка.
В половине службы пришла Наталья Андреевна, или Наташа, как звал ее Алексей Петрович; по окончании свадьбы попросила молодых зайти к ней; у ней был приготовлен маленький завтрак: зашли, посмеялись, даже протанцовали две кадрили в две
пары, даже вальсировали; Алексей Петрович, не умевший танцовать,
играл им
на скрипке, часа полтора пролетели легко и незаметно. Свадьба была веселая.
Было приятно слушать добрые слова, глядя, как
играет в печи красный и золотой огонь, как над котлами вздымаются молочные облака
пара, оседая сизым инеем
на досках косой крыши, — сквозь мохнатые щели ее видны голубые ленты неба. Ветер стал тише, где-то светит солнце, весь двор точно стеклянной пылью досыпан,
на улице взвизгивают полозья саней, голубой дым вьется из труб дома, легкие тени скользят по снегу, тоже что-то рассказывая.
Это именно с ним прошлой зимой
играла Женька не то в материнские отношения, не то как в куклы и совала ему яблочко или
пару конфеток
на дорогу, когда он уходил из дома терпимости, корчась от стыда.
Между тем звуки фортепьяно,
на котором с возрастающей энергией принялась
играть Муза, оставшись одна в зале и явно придя в норму своего творчества, громко раздавались по всему дому, что еще более наэлектризовывало Егора Егорыча и поддавало ему
пару.
И закурил же он у нас, парень! Да так, что земля стоном стоит, по городу-то гул идет. Товарищей понабрал, денег куча, месяца три кутил, все спустил. «Я, говорит, бывало, как деньги все покончу, дом спущу, все спущу, а потом либо в наемщики, либо бродяжить пойду!» С утра, бывало, до вечера пьян, с бубенчиками
на паре ездил. И уж так его любили девки, что ужасти.
На торбе хорошо
играл.
Дни проводил я в этой тишине, в церковных сумерках, а в длинные вечера
играл на бильярде или ходил в театр
на галерею в своей новой триковой
паре, которую я купил себе
на заработанные деньги. У Ажогиных уже начались спектакли и концерты; декорации писал теперь один Редька. Он рассказывал мне содержание пьес и живых картин, какие ему приходилось видеть у Ажогиных, и я слушал его с завистью. Меня сильно тянуло
на репетиции, но идти к Ажогиным я не решался.
За городом, против ворот бойни, стояла какая-то странная телега, накрытая чёрным сукном, запряжённая
парой пёстрых лошадей, гроб поставили
на телегу и начали служить панихиду, а из улицы, точно из трубы, доносился торжественный рёв меди, музыка
играла «Боже даря храни», звонили колокола трёх церквей и притекал пыльный, дымный рык...
Действительно, туман совершенно рассеялся, воздух стал прозрачнее и несколько мягче.
На севере из-за гребня холмов, покрытых черною массой лесов, слабо мерцая, подымались какие-то белесоватые облака, быстро пробегающие по небу. Казалось, кто-то тихо вздыхал среди глубокой холодной ночи, и клубы
пара, вылетавшие из гигантской груди, бесшумно проносились по небу от края и до края и затем тихо угасали в глубокой синеве. Это
играло слабое северное сияние.
Спиридоньевна(продолжая). Да, а тут как пошабашили, народ тоже подпил: девки да бабы помоложе, мало еще, кобылы экие,
на полосе-то уходились, стали песни петь и в горелки
играть. Глядь, и барин к ним пристал: прыгает, как козел, и все становится с твоей Лизаветой в
паре и никак ладит, чтоб никто ее не поймал. Дивовали, дивовали мы в те поры: «Чтой-то, мол, это, матоньки мои, барин-то уж очень больно Матренину Лизавету ласкает?»
— Мы не дети, — говорит Борис, — и не можем позволить так обходиться с нами. Между нами есть совершенно самостоятельные люди, есть мать семейства, есть, наконец, семейная
пара. И, помимо всего остального, у нас должен уже возникнуть вопрос, как нам жить,
на какие средства существовать. Курсовой стипендии мало, особенно семейным. Значит, надо увеличить заработок игрою. Нам нельзя не прирабатывать, не
играть.
У ее ног, сидя
на скамейке,
играл с огромным догом пепельного цвета худенький, тщедушный, черномазенький мальчик, одетый, как и старый князь, в чесунчовую
пару. Это и был будущий ученик Гиршфельда, князь Владимир.
— Кабак открыл, лавку открыл!.. В волостные старшины попал!.. — говорил он, мрачно и негодующе глядя вдаль. — Ребятенками вместе в рюхи
играли, а теперь посмотри:
пару гнедых завел, — лихие кони, так и ерзают, — ахнешь!.. Заговорят
на сходе: «Учесть бы его!» — «Ишь, скажет, податей не платят, а тоже — учесть!.. Разговаривают, сукины дети, заковыривают!..»
Он
играл на своем инструменте «мазура», а около него
пар двадцать отхватывали отчаянную мазурку.