Неточные совпадения
— Приобретение нечестным путем, хитростью, — сказал Левин, чувствуя, что он не умеет ясно определить черту между честным и бесчестным, — так, как приобретение банкирских контор, — продолжал он. — Это
зло, приобретение громадных состояний без труда, как это было при откупах, только переменило форму. Le roi est mort, vive le roi! [
Король умер, да здравствует
король!] Только что успели уничтожить откупа, как явились желевные дороги, банки: тоже нажива без труда.
В тексте монографии было указано, что картины Босха очень охотно покупал
злой и мрачный
король Испании, Филипп Второй.
Злая волшебница прогневалась на моего родителя покойного,
короля славного и могучего, украла меня, еще малолетнего, и сатанинским колдовством своим, силой нечистою, оборотила меня в чудище страшное и наложила таковое заклятие, чтобы жить мне в таковом виде безобразном, противном и страшном для всякого человека, для всякой твари божией, пока найдется красная девица, какого бы роду и званья ни была она, и полюбит меня в образе страшилища и пожелает быть моей женой законною, и тогда колдовство все покончится, и стану я опять попрежнему человеком молодым и пригожиим; и жил я таковым страшилищем и пугалом ровно тридцать лет, и залучал я в мой дворец заколдованный одиннадцать девиц красныих, а ты была двенадцатая.
Решителем того, что должно было считать
злом и чему противиться насилием, был то папа, то император, то
король, то собрание выбранных, то весь народ.
Иногда Передонов брал карты и со свирепым лицом раскалывал перочинным ножиком головы карточным фигурам. Особенно дамам. Режучи
королей, он озирался, чтобы не увидели и не обвинили в политическом преступлении. Но и такие расправы помогали не надолго. Приходили гости, покупались карты, и в новые карты вселялись опять
злые соглядатаи.
На другом конце стола составилась еще партия: обе Маши, Варварушка и швейка Марфа Петровна, которую разбудили нарочно для игры в
короли, и лицо у нее было заспанное,
злое.
Известно, что
короли и клоуны пользуются привилегией называть друг друга «мой кузен». Но также и те и другие отличаются от простых смертных памятью на лица и события, с тою лишь разницей, что
короли часто помнят
злое, клоуны же предпочитают помнить хорошее.
Но больше всего, даже больше бубнового неженатого
короля, моего жениха через девять лет, даже больше пикового
короля, — грозного, тайного, — Лесного Царя, как я его звала, даже больше червонного валета сердца и бубнового валета дорог и вестей (дам я, вообще, не любила, у всех у них были
злые, холодные глаза, которыми они меня, как знакомые дамы — мою мать, судили), больше всех
королей и валетов я любила — пиковый туз!
На другой день
король и королева, приглашенные капитаном к обеду, приехали на корвет в сопровождении своего дяди, губернатора острова, пожилого, коротко остриженного канака с умным и энергичным лицом, который потом, после смерти Камеамеа IV, года через три после пребывания «Коршуна» в Гонолулу, вступил на престол, и неизбежного первого министра, мистера Вейля, которого
король очень любил и, как уверяли
злые языки, за то, что умный шотландец не очень-то обременял делами своего
короля и не прочь был вместе с ним распить одну-другую бутылку хереса или портвейна, причем не был одним из тех временщиков, которых народ ненавидит.
— Так, пустое. Нет, мне интересно, как вы будете говорить с
королем: наверное, он предложит вам очень большое
зло. А большое
зло — большое добро, не так ли? — Он рассмеялся и дружески кивнул мне.
Король Дуль-Дуль в сопровождении многочисленной свиты находился на площади. Сюда привели и трепещущего от страха черного Аго, закованного по рукам и ногам. Громадный котел стоял посреди площади, обдавая близстоящих густыми клубами пара. Вода зловеще шипела и клокотала в нем. Королевские слуги — герольды — ездили по площади и объявляли народу, что сейчас совершится казнь двух самых
злых преступников, которые осмеливались ослушаться воли
короля.
Не говоря уже о том напыщенном, бесхарактерном языке
короля Лира, таком же, каким говорят все
короли Шекспира, читатель или зритель не может верить тому, чтобы
король, как бы стар и глуп он ни был, мог поверить словам
злых дочерей, с которыми он прожил всю их жизнь, и не поверить любимой дочери, а проклясть и прогнать ее; и потому зритель или читатель не может и разделять чувства лиц, участвующих в этой неестественной сцене.
— Il est très mauvais, votre jeu de mot, très spirituel, mais injuste, — грозя сморщенным пальчиком, сказала Анна Павловна. — Nous ne faisons pas la guerre pour le Roi de Prusse, mais pour les bons principes. Ah, le méchant, ce prince Hippolyte! [ — Ваша игра слов нехороша, очень остроумна, но несправедлива. Мы воюем за добрые начала, а не за прусского
короля. О, какой
злой, этот князь Ипполит!] — сказала она.