Неточные совпадения
— Да, это у него музыка? — сказал он, прислушиваясь к долетавшим до него знакомым
звукам трубных басов, полек и вальсов. — Что за
праздник?
День этот удался необыкновенно и был одним из самых светлых, безоблачных и прекрасных дней — последних пятнадцати лет. В нем была удивительная ясность и полнота, в нем была эстетическая мера и законченность — очень редко случающиеся. Одним днем позже — и
праздник наш не имел бы того характера. Одним неитальянцем больше, и тон был бы другой, по крайней мере была бы боязнь, что он исказится. Такие дни представляют вершины… Дальше, выше, в сторону — ничего, как в пропетых
звуках, как в распустившихся цветах.
А в это время трое слепых двигались все дальше. Теперь все шли уже согласно. Впереди, все так же постукивая палкой, шел Кандыба, отлично знавший дороги и поспевавший в большие села к
праздникам и базарам. Народ собирался на стройные
звуки маленького оркестра, и в шапке Кандыбы то и дело звякали монеты.
Однажды, тёмным вечером, Кожемякин вышел на двор и в сырой тишине услыхал странный
звук, подобный рыданиям женщины, когда она уже устала от рыданий. В то же время
звук этот напоминал заунывные песни Шакира, — которые он всегда напевал за работой, а по
праздникам сидя на лавке у ворот.
Два краснобородые босые чеченца, пришедшие из-за Терека полюбоваться на
праздник, сидели на корточках у дома своего знакомца и, небрежно покуривая из маленьких трубочек и поплевывая, перекидывались, глядя на народ, быстрыми гортанными
звуками.
Он выводил горлом дикие скрипучие
звуки, повторяя на разные лады, что завтра большой
праздник, а сегодня он пьян.
Вскоре он опьянел. Он тоже опустился на солому и, обхватив руками колени, положил на них отяжелевшую голову. Из его горла сами собой полились те же нелепые скрипучие
звуки. Он пел, что завтра
праздник и что он выпил пять возов дров.
А если был
праздник, то он оставался дома и писал красками или играл на фисгармонии, которая шипела и рычала; он старался выдавить из нее стройные, гармоничные
звуки и подпевал или же сердился на мальчиков...
Погас свет во Фленушкиных горницах, только лампада перед иконами теплится. В било ударили. Редкие, резкие его
звуки вширь и вдаль разносятся в рассветной тиши; по другим обителям пока еще тихо и сонно. «
Праздник, должно быть, какой-нибудь у Манефиных, — думает Петр Степаныч. — Спозаранку поднялись к заутрени… Она не пойдет — не велика она богомольница… Не пойти ли теперь к ней? Пусть там поют да читают, мы свою песню споем…»
В «Сербии», по случаю
праздника, было людно и шумно. Половые шныряли среди столов; из «чистого» отделения неслись
звуки органа, гремевшего марш тореадоров из «Кармен»; ярко освещенный буфет глядел уютно и приветливо.
Брат еще не приезжал из Твери, отец поехал к приятелю на пир по случаю какого-то домашнего
праздника, мамка отправилась на торг для закупок; постоялец был дома — это доказывали прилетавшие из его комнаты печальные
звуки его голоса и волшебного снаряда, которым он, между прочими средствами, очаровывал дочь Образца.
Через несколько дней после этого, на одном из обворожительных
праздников, который давала Элен, на своей даче на Каменном Острову, ей был представлен немолодой, с белыми как снег волосами и черными, блестящими глазами, обворожительный m-r de Jobert, un Jésuite à robe courte, [г-н Жобер, иезуит в коротком платье,] который долго в саду, при свете иллюминации и при
звуках музыки, беседовал с Элен о любви к Богу, к Христу, к сердцу Божьей Матери и об утешениях, доставляемых в этой и в будущей жизни единою истинною, католическою религией.