Неточные совпадения
Там был записан старый эпизод, когда он только что расцветал, сближался с жизнью, любил и его любили. Он
записал его когда-то под влиянием чувства, которым жил, не зная тогда еще, зачем, — может быть, с сентиментальной
целью посвятить эти листки памяти
своей тогдашней подруги или оставить для себя заметку и воспоминание в старости о молодой
своей любви, а может быть, у него уже тогда бродила мысль о романе, о котором он говорил Аянову, и мелькал сюжет для трогательной повести из собственной жизни.
Еще больше, — нас попросят провести дальше наши мнения и дойти до крайних их результатов, то есть, что драматический автор, не имея права ничего отбрасывать и ничего подгонять нарочно для
своей цели, оказывается в необходимости просто
записывать все ненужные разговоры всех встречных лиц, так что действие, продолжавшееся неделю, потребует и в драме ту же самую неделю для
своего представления на театре, а для иного происшествия потребуется присутствие всех тысяч людей, прогуливающихся по Невскому проспекту или по Английской набережной.
Эта святая душа, которая не только не могла столкнуть врага, но у которой не могло быть врага, потому что она вперед
своей христианской индульгенцией простила все людям, она не вдохновит никого, и могила ее, я думаю, до сих пор разрыта и сровнена, и сын ее вспоминает о ней раз в
целые годы; даже черненькое поминанье, в которое она
записывала всех и в которое я когда-то
записывал моею детскою рукою ее имя — и оно где-то пропало там, в Москве, и еще, может быть, не раз служило предметом шуток и насмешек…
— Какая уж служба! Это вот как-то горничная ее прибегала и рассказывала: «Барышня, говорит,
целые дни
своими ручками грязное белье считает и
записывает»… Тьфу!
Я отыскал Мухоедова в глубине рельсовой катальной; он сидел на обрубке дерева и что-то
записывал в
свою записную книжку; молодой рабочий с красным от огня лицом светил ему, держа в руке
целый пук зажженной лучины; я долго не мог оглядеться в окружавшей темноте, из которой постепенно выделялись остовы катальных машин, темные закоптелые стены и высокая железная крыша с просвечивавшими отверстиями.
По торжественным дням,
Одержимый холопским недугом,
Целый город с каким-то испугом
Подъезжает к заветным дверям;
Записав своё имя и званье,
Разъезжаются гости домой,
Так глубоко довольны собой,
Что подумаешь — в том их призванье!
И на душе у Лизы стало ужасно горько. Она проплакала всю ночь. Ее мучила и маленькая совесть, и досада, и тоска, и страстное желание поговорить с Мишуткой,
поцеловать его… Утром поднялась она с постели с головной болью и с заплаканными глазами. Слезы эти
записал Грохольский на
свой счет.
Раз вечером, возвратившись очень рано домой, он сидел, раздосадованный, в
своей квартире и
записывал в памятной книжке следующий приговор: «Польская нация непостоянна!» Такое определение характеру
целого народа вылилось у него из души по случаю, что одна прелестная варшавянка, опутавшая его сетями
своих черно-огненных глаз и наступившая на сердце его прекрасной ножкой (мелькавшей в танцах, как проворная рыбка в
своей стихии), сама впоследствии оказалась к нему неравнодушной, сулила ему
целое небо и вдруг предпочла бешеного мазуриста.