Неточные совпадения
Один закоснелый сармат, старик, уланский офицер при Понятовском, делавший часть наполеоновских походов, получил в 1837 году дозволение возвратиться в свои литовские поместья. Накануне отъезда старик позвал меня и несколько поляков отобедать. После обеда мой кавалерист подошел ко мне с бокалом, обнял меня и с военным простодушием сказал мне на ухо: «Да зачем же вы, русский?!» Я не отвечал ни слова, но замечание это сильно
запало мне в грудь. Я
понял, что этому поколению нельзя было освободить Польшу.
Он
понял их печальным ясновидением, догадался ненавистью, местью за зло, принесенное Петром во имя
Запада.
Хомяков говорит, что
Запад не
понимает несовместимости государства и христианства.
Масоны и декабристы подготовляют появление русской интеллигенции XIX в., которую на
Западе плохо
понимают, смешивая с тем, что там называют intellectuels.
Она тоже
понимала, что предки ее целовали кресты, и потому старалась поступать так, как, по свидетельству ее любимца, Вальтера Скотта, поступали на дальнем
западе владетельницы замков: помогала, лечила, кормила бульоном, воспринимала от купели новорожденных, дарила детям рубашонки и т. п.
Знает, что надобно его с четырех концов
запалить, а почему и каким манером — не
понимает.
Знает, что надобно его с четырех концов
запалить, а каким манером — не
понимает.
Всё это — следствие того, что понятия о нравственности в головах многих людей не вырабатываются самобытно, а
западают в голову: мимоходом, со слов других, в то время, когда ещё мы и не в состоянии
понять таких внушений.
Спит — точно спит, сомненья нет,
Улыбка по лицу струится
И грудь колышется, и смутные слова
Меж губ скользят едва едва…
Понять не трудно, кто ей снится.
О! эта мысль
запала в грудь мою,
Бежит за мной и шепчет: мщенье! мщенье!
А я, безумный, всё еще ловлю
Надежду сладкую и сладкое сомненье!
И кто подумал бы, кто смел бы ожидать?
Меня, — меня, — меня продать
За поцелуй глупца, — меня, который
Готов был жизнь за ласку ей отдать,
Мне изменить! мне — и так скоро.
— Опять у них промежду себя разговор пошел. Вы вот человек образованный, по-ихнему
понимать должны, так я вам скажу, какие слова я упомнил. Слова-то
запали и посейчас помню, а смыслу не знаю. Он говорит...
Я отхожу в сторону и ничего не порчу, и… по крайней мере я не посеваю зависти одних к другим, как это на
Западе, где все гниет, а не
понимают, отчего гниет?
Кромсай
понял, какое смущение
запало в душу священника, и отвечал ему с широкой улыбкой...
Интересное явление: в то время как кругом небо имело густую синюю окраску, на
западе оно было бледно-зеленым и точно светилось. Я
понял. Там, в горах, выпал снег. Отраженные от него солнечные лучи освещали небо.
На
Западе очень плохо
понимают, что Третий Интернационал есть не Интернационал, а русская национальная идея.
Они
поняли, что культура может быть лишь национальной, и в этом они более походили на людей
Запада, чем наши «западники».
Если же мы, русские, были до сих пор так близоруки, что увлекались
Западом, но этот самый
Запад, мудрый, отживающий, хорошо видит и
понимает силу и великую будущность России.
Тут же подул для революционеров ветер с дальнего
запада… вот что грозит бедами… вы меня
понимаете.
Несмотря на уверение князя Никиты, что намек на возможность сватовства со стороны Малюты за княжну Евпраксию был ни более, ни менее как шуткою в дружеской беседе, несмотря на то, что сам князь Василий был почти убежден, что такая блажь не может серьезно
запасть в голову «выскочки-опричника», что должен же тот
понимать то неизмеримое расстояние, которое существует между ним и дочерью князя Прозоровского,
понимать, наконец, что он, князь Василий, скорее собственными руками задушит свою дочь, чем отдаст ее в жены «царского палача», — никем иным не представлялся князю Григорий Лукьянович, — несмотря, повторяем, на все это, он решился, хотя временно, удалиться из Москвы, подальше и от сластолюбца-царя и от его сподвижников, бесшабашных сорванцов, увезти свое ненаглядное детище.