Неточные совпадения
Хлестаков. Да, и в журналы
помещаю. Моих, впрочем, много есть сочинений: «Женитьба Фигаро», «Роберт-Дьявол», «Норма». Уж и названий даже не помню. И всё случаем: я не хотел писать, но театральная дирекция говорит: «Пожалуйста, братец, напиши что-нибудь». Думаю себе: «Пожалуй, изволь, братец!» И тут же в один вечер, кажется, всё написал, всех изумил. У меня легкость необыкновенная в мыслях. Все это, что было под
именем барона Брамбеуса, «Фрегат „Надежды“ и „Московский телеграф“… все это я написал.
Скотинин. А
смею ли спросить, государь мой, —
имени и отчества не знаю, — в деревеньках ваших водятся ли свинки?
Зная, что что-то случилось, но не зная, что именно, Вронский испытывал мучительную тревогу и, надеясь узнать что-нибудь, пошел в ложу брата. Нарочно выбрав противоположный от ложи Анны пролет партера, он, выходя, столкнулся с бывшим полковым командиром своим, говорившим с двумя знакомыми. Вронский слышал, как было произнесено
имя Карениных, и
заметил, как поспешил полковой командир громко назвать Вронского, значительно взглянув на говоривших.
— Но как же вы устроились?.. — начала было Долли вопрос о том, какое
имя будет носить девочка; но,
заметив вдруг нахмурившееся лицо Анны, она переменила смысл вопроса. — Как же вы устроили? отняли ее уже?
— Княгиня сказала, что ваше лицо ей знакомо. Я ей
заметил, что, верно, она вас встречала в Петербурге, где-нибудь в свете… я сказал ваше
имя… Оно было ей известно. Кажется, ваша история там наделала много шума… Княгиня стала рассказывать о ваших похождениях, прибавляя, вероятно, к светским сплетням свои замечания… Дочка слушала с любопытством. В ее воображении вы сделались героем романа в новом вкусе… Я не противоречил княгине, хотя знал, что она говорит вздор.
Тут где-то, уже в конце проспекта, он
заметил, как-то проезжая недавно мимо, одну гостиницу деревянную, но обширную, и
имя ее, сколько ему помнилось, было что-то вроде Адрианополя.
И
заметьте, всю-то жизнь документ против меня, на чужое
имя, в этих тридцати тысячах держала, так что задумай я в чем-нибудь взбунтоваться, — тотчас же в капкан!
— Нельзя ли как-нибудь обойти всякий вопрос о моей сестре и не упоминать ее
имени. Я даже не понимаю, как вы
смеете при мне выговаривать ее
имя, если только вы действительно Свидригайлов?
Матрена. Вот тут есть одна: об пропаже гадает. Коли что пропадет у кого, так сказывает. Да и то по
именам не называет, а больше всё обиняком. Спросят у нее: «Кто,
мол, украл?» А она поворожит, да и скажет: «Думай, говорит, на черного или на рябого». Больше от нее и слов нет. Да и то, говорят, от старости, что ли, все врет больше.
Фамилию его называли тоже различно: одни говорили, что он Иванов, другие звали Васильевым или Андреевым, третьи думали, что он Алексеев. Постороннему, который увидит его в первый раз, скажут
имя его — тот забудет сейчас, и лицо забудет; что он скажет — не
заметит. Присутствие его ничего не придаст обществу, так же как отсутствие ничего не отнимет от него. Остроумия, оригинальности и других особенностей, как особых примет на теле, в его уме нет.
— Вон ведь ты всё какие сильные средства прописываешь! —
заметил Обломов уныло. — Да я ли один? Смотри: Михайлов, Петров, Семенов, Алексеев, Степанов… не пересчитаешь: наше
имя легион!
— Ты сомневаешься в моей любви? — горячо заговорил он. — Думаешь, что я медлю от боязни за себя, а не за тебя? Не оберегаю, как стеной, твоего
имени, не бодрствую, как мать, чтоб не
смел коснуться слух тебя… Ах, Ольга! Требуй доказательств! Повторю тебе, что если б ты с другим могла быть счастливее, я бы без ропота уступил права свои; если б надо было умереть за тебя, я бы с радостью умер! — со слезами досказал он.
— Да, читал и аккомпанировал мне на скрипке: он был странен, иногда задумается и молчит полчаса, так что вздрогнет, когда я назову его по
имени, смотрит на меня очень странно… как иногда вы смотрите, или сядет так близко, что испугает меня. Но мне не было… досадно на него… Я привыкла к этим странностям; он раз положил свою руку на мою: мне было очень неловко. Но он не
замечал сам, что делает, — и я не отняла руки. Даже однажды… когда он не пришел на музыку, на другой день я встретила его очень холодно…
— Послушайте, Стебельков, разговор принимает до того скандальный характер… Как вы
смеете упоминать
имя Анны Андреевны?
— Ваше
имя? — обратился женолюбивый председатель как-то особенно приветливо к третьей подсудимой. — Надо встать, — прибавил он мягко и ласково,
заметив, что Маслова сидела.
Когда во
имя освобождения утверждают ненависть и
месть, то наступает порабощение.
— Бог сжалился надо мной и зовет к себе. Знаю, что умираю, но радость чувствую и мир после стольких лет впервые. Разом ощутил в душе моей рай, только лишь исполнил, что надо было. Теперь уже
смею любить детей моих и лобызать их. Мне не верят, и никто не поверил, ни жена, ни судьи мои; не поверят никогда и дети. Милость Божию вижу в сем к детям моим. Умру, и
имя мое будет для них незапятнано. А теперь предчувствую Бога, сердце как в раю веселится… долг исполнил…
Радостно мне так стало, но пуще всех
заметил я вдруг тогда одного господина, человека уже пожилого, тоже ко мне подходившего, которого я хотя прежде и знал по
имени, но никогда с ним знаком не был и до сего вечера даже и слова с ним не сказал.
И
заметь себе, обман во
имя того, в идеал которого столь страстно веровал старик во всю свою жизнь!
Но так как он оскорбил сию минуту не только меня, но и благороднейшую девицу, которой даже
имени не
смею произнести всуе из благоговения к ней, то и решился обнаружить всю его игру публично, хотя бы он и отец мой!..
Но, в противность благородной птице, от которой он получил свое
имя, он не нападает открыто и
смело: напротив, «орел» прибегает к хитрости и лукавству.
Верочка и улыбнулась, и покраснела: она сама не
заметила, как
имя «Дмитрий Сергеич» заменилось у ней
именем «друга».
В самом деле Кирсанов уже больше двух лет почти вовсе не бывал у Лопуховых. Читатель не
замечал его
имени между их обыкновенными гостями, да и между редкими посетителями он давно стал самым редким.
Долго не
смели объявить об этом выздоравливающей Маше. Она никогда не упоминала о Владимире. Несколько месяцев уже спустя, нашед
имя его в числе отличившихся и тяжело раненных под Бородиным, она упала в обморок, и боялись, чтоб горячка ее не возвратилась. Однако, слава богу, обморок не имел последствия.
Я еще не
смел назвать его по
имени, — но счастья, счастья до пресыщения — вот чего хотел я, вот о чем томился…
— Что ты это, —
заметила старушка. — Кабрит-то? — и она назвала его по
имени и по отчеству. — Помилуй, батюшка, он у нас вист-то губернатором.
Он понял их печальным ясновидением, догадался ненавистью,
местью за зло, принесенное Петром во
имя Запада.
Романская мысль, религиозная в самом отрицании, суеверная в сомнении, отвергающая одни авторитеты во
имя других, редко погружалась далее, глубже in medias res [В самую сущность (лат.).] действительности, редко так диалектически
смело и верно снимала с себя все путы, как в этой книге.
Улита домовничала в Щучьей-Заводи и имела на барина огромное влияние. Носились слухи, что и стариковы деньги, в виде ломбардных билетов, на
имя неизвестного, переходят к ней. Тем не менее вольной он ей не давал — боялся, что она бросит его, — а выпустил на волю двоих ее сыновей-подростков и
поместил их в ученье в Москву.
И стало
имя купцово по всей округе славно, и все рабы благословляли его и
молили Бога, чтоб он его от немочи тяжкой избавил.
Так звали служащих и все старые покупатели. Надо
заметить, что все «герои» держали себя гордо и поддерживали тем славу
имен своих.
Должно
заметить, что по-польски и на юге России его называют слонка, или сломка, и что это название, вероятно, имеет одно происхождение с
именем слука.
Заметив отверстие, в которое лазят пчелы, его выдалбливают и обделывают должеями, чтоб было вынимать их и свободно доставать соты душистого зеленого меда, известного под
именем липца.
Вообще с достоверностью предположить, что зайчихи
мечут с исхода марта до исхода сентября; странно, что зайцы, самого позднего
помета называются у охотников ярышами] а в исходе сентября — третьих, носящих
имя листопадников: так по крайней мере говорят деревенские охотники.
— Что же тут странного, Гаврило Петрович? — тихо возразила девушка. — Я думаю, даже Илья Иванович (
имя кадета)
наметил уже свою дорогу, а ведь он моложе меня.
Здесь
меч лежал на столпе, из сребра изваянном, на коем изображалися морские и сухопутные сражения, взятие городов и прочее сего рода; везде видно было вверху
имя мое, носимое Гением славы, над всеми сими подвигами парящим.
И ты
смеешь поносить сие священное
имя?
Многие
заметили, что публика, бывшая в церкви, с невольным шепотом встречала и провожала князя; то же бывало и на улицах, и в саду: когда он проходил или проезжал, раздавался говор, называли его, указывали, слышалось
имя Настасьи Филипповны.
— Генерал Иволгин, отставной и несчастный. Ваше
имя и отчество,
смею спросить?
На правом берегу Балчуговки тянулся каменистый увал, известный под
именем Ульянова кряжа. Через него змейкой вилась дорога в Балчуговскую дачу. Сейчас за Ульяновым кряжем шли тоже старательские работы. По этой дороге и ехал верхом объездной с кружкой, в которую ссыпали старательское золото. Зыков расстегнул свой полушубок, чтобы перепоясаться, и Кишкин
заметил, что у него за ситцевой рубахой что-то отдувается.
Со всем этим я воротился домой уже в час пополудни. Замок мой отпирался почти неслышно, так что Елена не сейчас услыхала, что я воротился. Я
заметил, что она стояла у стола и перебирала мои книги и бумаги. Услышав же меня, она быстро захлопнула книгу, которую читала, и отошла от стола, вся покраснев. Я взглянул на эту книгу: это был мой первый роман, изданный отдельной книжкой и на заглавном листе которого выставлено было мое
имя.
Он ошибся
именем и не
заметил того, с явною досадою не находя колокольчика. Но колокольчика и не было. Я подергал ручку замка, и Мавра тотчас же нам отворила, суетливо встречая нас. В кухне, отделявшейся от крошечной передней деревянной перегородкой, сквозь отворенную дверь заметны были некоторые приготовления: все было как-то не по-всегдашнему, вытерто и вычищено; в печи горел огонь; на столе стояла какая-то новая посуда. Видно было, что нас ждали. Мавра бросилась снимать наши пальто.
Я сказал уже, что Нелли не любила старика еще с первого его посещения. Потом я
заметил, что даже какая-то ненависть проглядывала в лице ее, когда произносили при ней
имя Ихменева. Старик начал дело тотчас же, без околичностей. Он прямо подошел к Нелли, которая все еще лежала, скрыв лицо свое в подушках, и взяв ее за руку, спросил: хочет ли она перейти к нему жить вместо дочери?
А между тем,
заметьте, княжна — совсем не рядовая девица из тех, которые хохочут, когда им показывают палец (
имена их ты, господи, веси!).
Начальство
заметило меня; между обвиняемыми мое
имя начинает вселять спасительный страх. Я не
смею еще утверждать решительно, что последствием моей деятельности будет непосредственное и быстрое уменьшение проявлений преступной воли (а как бы это было хорошо, милая маменька!), но, кажется, не ошибусь, если скажу, что года через два-три я буду призван к более высокому жребию.
— Найдется и комнатка… все найдется. А относительно оркестра… Позвольте… Да пожалуйте, сначала вас нужно
поместить, а потом и господам музыкантам место найдем. Извините, не знаю вашего
имени и отчества…
— От
имени Хранителей… Вам — кому я говорю, те слышат, каждый из них слышит меня — вам я говорю: мы знаем. Мы еще не знаем ваших нумеров — но мы знаем все. «Интеграл» — вашим не будет! Испытание будет доведено до конца, и вы же — вы теперь не
посмеете шевельнуться — вы же, своими руками, сделаете это. А потом… Впрочем, я кончил…
Замечу мимоходом, что Марья Ивановна очень хорошо знает это обстоятельство, но потому-то она и выбрала Анфису Петровну в поверенные своей сплетни, что, во-первых, пренебрежение мсьё Щедрина усугубит рвение Анфисы Петровны, а во-вторых, самое
имя мсьё Щедрина всю кровь Анфисы Петровны мгновенно превратит в сыворотку, что также на руку Марье Ивановне, которая, как дама от природы неблагонамеренная, за один раз желает сделать возможно большую сумму зла и уязвить своим жалом несколько персон вдруг.
А мы, говорит, богу произволящу, надеемся в скором времени и пастыря себе добыть доброго, который бы мог и попов ставить, и стадо пасти духовное: так если,
мол, пастырь этот к вам обратится когда, так вы его,
имени Христова ради, руководствуйте, а нас, худых, в молитвах пред богом не забывайте, а мы за вас и за всех православных християн молимся и напредь молиться готовы".
Так и сделалось, и я пробыл на Кавказе более пятнадцати лет и никому не открывал ни настоящего своего
имени, ни звания, а все назывался Петр Сердюков и только на Иванов день богу за себя
молил, через Предтечу-ангела.