Неточные совпадения
Он поднялся опять
на локоть, поводил спутанною головой
на обе стороны, как бы отыскивая
что-то, и открыл
глаза. Тихо и вопросительно он поглядел несколько секунд
на неподвижно стоявшую пред ним мать, потом вдруг блаженно улыбнулся и, опять
закрыв слипающиеся
глаза, повалился, но не назад, а к ней, к ее рукам.
Она подняла
на меня томный, глубокий взор и покачала головой; ее губы хотели проговорить
что-то — и не могли;
глаза наполнились слезами; она опустилась в кресла и
закрыла лицо руками.
Самгин швырнул газету
на пол,
закрыл глаза, и тотчас перед ним возникла картина ночного кошмара, закружился хоровод его двойников, но теперь это были уже не тени, а люди, одетые так же, как он, — кружились они медленно и не задевая его; было очень неприятно видеть, что они — без лиц,
на месте лица у каждого было
что-то, похожее
на ладонь, — они казались троерукими. Этот полусон испугал его, — открыв
глаза, он встал, оглянулся...
Самгин
закрыл глаза, но все-таки видел красное от холода или ярости прыгающее лицо убийцы, оскаленные зубы его, оттопыренные уши, слышал болезненное ржание лошади, топот ее, удары шашки, рубившей забор;
что-то очень тяжелое упало
на землю.
— Просто — до ужаса… А говорят про него, что это — один из крупных большевиков… Вроде полковника у них. Муж сейчас приедет, — его ждут, я звонила ему, — сказала она ровным, бесцветным голосом, посмотрев
на дверь в приемную мужа и, видимо, размышляя:
закрыть дверь или не надо? Небольшого роста, но очень стройная, она казалась высокой, в красивом лице ее было
что-то детски неопределенное, синеватые
глаза смотрели вопросительно.
Как там отец его, дед, дети, внучата и гости сидели или лежали в ленивом покое, зная, что есть в доме вечно ходящее около них и промышляющее око и непокладные руки, которые обошьют их, накормят, напоят, оденут и обуют и спать положат, а при смерти
закроют им
глаза, так и тут Обломов, сидя и не трогаясь с дивана, видел, что движется
что-то живое и проворное в его пользу и что не взойдет завтра солнце, застелют небо вихри, понесется бурный ветр из концов в концы вселенной, а суп и жаркое явятся у него
на столе, а белье его будет чисто и свежо, а паутина снята со стены, и он не узнает, как это сделается, не даст себе труда подумать, чего ему хочется, а оно будет угадано и принесено ему под нос, не с ленью, не с грубостью, не грязными руками Захара, а с бодрым и кротким взглядом, с улыбкой глубокой преданности, чистыми, белыми руками и с голыми локтями.
Нехлюдов оглянулся
на англичанина, готовый итти с ним, но англичанин
что-то записывал в свою записную книжку. Нехлюдов, не отрывая его, сел
на деревянный диванчик, стоявший у стены, и вдруг почувствовал страшную усталость. Он устал не от бессонной ночи, не от путешествия, не от волнения, а он чувствовал, что страшно устал от всей жизни. Он прислонился к спинке дивана,
на котором сидел,
закрыл глаза и мгновенно заснул тяжелым, мертвым сном.
Девушка зарыдала, опустилась
на колени и припала головой к слабо искавшей ее материнской руке. Губы больной
что-то шептали, и она снова
закрыла глаза от сделанного усилия. В это время Харитина привела только что поднятую с постели двенадцатилетнюю Катю. Девочка была в одной ночной кофточке и ничего не понимала, что делается. Увидев плакавшую сестру, она тоже зарыдала.
Потом случилось
что-то странное. Ромашову показалось, что он вовсе не спал, даже не задремал ни
на секунду, а просто в течение одного только момента лежал без мыслей,
закрыв глаза. И вдруг он неожиданно застал себя бодрствующим, с прежней тоской
на душе. Но в комнате уже было темно. Оказалось, что в этом непонятном состоянии умственного оцепенения прошло более пяти часов.
В ответ
на это Белавин
закрыл первоначально
глаза, и
что-то вроде насмешливой улыбки промелькнуло у него
на губах.
Елена забралась с ногами
на скамейку, положила локти
на буковые перила и, угнездив между ними голову,
закрыла глаза. Моряк вдруг стал в ее
глазах ничуть не опасным, а смешным и жалким трусом. Ей вспомнились какие-то глупые куплеты о пароходном капитане, которые пел ее брат, студент Аркадий — «сумасшедший студент», как его звали в семье. Там
что-то говорилось о даме, плывшей
на пароходе в Одессу, о внезапно поднявшейся буре и морской болезни.
Лицо Жихарева изумительно играет, становясь то ласковым и сконфуженным, то вдруг гордым, и — сурово хмурится; вот он
чему-то удивился, ахнул,
закрыл на секунду
глаза, а открыв их, — стал печален.
С этим дьякон, шатаясь, подошел к Данилке, толкнул его за двери и, взявшись руками за обе притолки, чтобы никого не выпустить вслед за Данилкой, хотел еще
что-то сказать, но тотчас же почувствовал, что он растет, ширится, пышет зноем и исчезает. Он
на одну минуту
закрыл глаза и в ту же минуту повалился без чувств
на землю.
Я вышел
на крыльцо в сопровождении Мануйлихи. Полнеба
закрыла черная туча с резкими курчавыми краями, но солнце еще светило, склоняясь к западу, и в этом смешении света и надвигающейся тьмы было
что-то зловещее. Старуха посмотрела вверх, прикрыв
глаза, как зонтиком, ладонью, и значительно покачала головой.
«И как много обязан я тебе, истинный, добрый друг наш, — сказал он ему, — в том, что я сделался человеком, — тебе и моей матери я обязан всем, всем; ты больше для меня, нежели родной отец!» Женевец
закрыл рукою
глаза, потом посмотрел
на мать,
на сына, хотел
что-то сказать, — ничего не сказал, встал и вышел вон из комнаты.
Старик, который ухаживал за мной, оказался доктором. Он тоже черкес, как пастухи и мои кунаки. Он объяснялся со мной только знаками, мазал меня, массировал, перевязывал, и, когда я обращался к нему с вопросами, он показывал мне, что он не понимает и что говорить мне вредно. Это он показывал так: высовывал язык,
что-то болтал, потом отрицательно качал головой, ложился
на спину,
закрывал глаза, складывал руки
на груди, представляя мертвого, и, показывая
на язык, говорил...
Кузница стояла
на краю неглубокого оврага;
на дне его, в кустах ивняка, Евсей проводил всё свободное время весной, летом и осенью. В овраге было мирно, как в церкви, щебетали птицы, гудели пчёлы и шмели. Мальчик сидел там, покачиваясь, и думал о
чём-то, крепко
закрыв глаза, или бродил в кустах, прислушиваясь к шуму в кузнице, и когда чувствовал, что дядя один там, вылезал к нему.
Князь в самом деле замышлял
что-то странное: поутру он, действительно, еще часов в шесть вышел из дому
на прогулку, выкупался сначала в пруде, пошел потом по дороге к Марьиной роще, к Бутыркам и, наконец, дошел до парка; здесь он, заметно утомившись, сел
на лавочку под деревья,
закрыв даже
глаза, и просидел в таком положении, по крайней мере, часа два.
Кот покорно лег
на свой матрасик и
закрыл глаза. Судя по выражению его морды и усов, он сам был недоволен, что погорячился и вступил в драку. Каштанка обиженно заскулила, а гусь вытянул шею и заговорил о
чем-то быстро, горячо и отчетливо, но крайне непонятно.
Особенно нравились ему слова «певчая душа», было в них
что-то очень верное, жалобное, и они сливались с такой картиной: в знойный, будний день,
на засоренной улице Дрёмова стоит высокий, седобородый, костлявый, как смерть, старик, он устало вертит ручку шарманки, а перед нею, задрав голову, девочка лет двенадцати в измятом, синеньком платье,
закрыв глаза, натужно, срывающимся голосом поёт...
Бессеменов. Знаю я… Всё знаю… (Уходит в сени. Елена пожимает плечами вслед ему. Проходит к окнам, садится
на кушетку и, закинув руки за шею, о
чем-то думает.
На лице у нее является улыбка, она мечтательно
закрывает глаза. Петр входит, сумрачный, растрепанный. Он встряхивает головой, как бы желая сбросить с нее
что-то. Видит Елену, останавливается.)
— Эх! — Он схватил себя за голову и закачался, сидя
на ларе. Ему
что-то хотелось сказать, он открывал и
закрывал рот, вздыхая, как мехи, и для
чего-то защурил
глаза. Я не ожидал такого эффекта и не понимал его значения.
Он быстро стал протирать
глаза — мокрый песок и грязь были под его пальцами, а
на его голову, плечи, щёки сыпались удары. Но удары — не боль, а
что-то другое будили в нём, и,
закрывая голову руками, он делал это скорее машинально, чем сознательно. Он слышал злые рыдания… Наконец, опрокинутый сильным ударим в грудь, он упал
на спину. Его не били больше. Раздался шорох кустов и замер…
Фигура человека, таким мрачным пятном ворвавшаяся сюда, теперь стушевалась, будто слившись с этою природой. И душа человека тоже начала с нею сливаться. Прошка полежал несколько минут,
закрыв лицо согнутыми в локтях руками. Потом он открыл
глаза и, подняв голову, посмотрел
на пруд,
на лодки, которые опять мерно покачивались
на синих струях, разводя вокруг себя серебристые круги;
на листья, которые дрожали над ним в тонкой синеве воздуха, прислушался к
чему-то, и вдруг легкая улыбка подернула его щеки.
Через несколько мгновений Кругликов поднялся с полу, и тотчас же мои
глаза встретились с его
глазами. Я невольно отвернулся. Во взгляде Кругликова было
что-то до такой степени жалкое, что у меня сжалось сердце, — так смотрят только у нас
на Руси!.. Он встал, отошел к стене и, прислонясь плечом,
закрыл лицо руками. Фигура опять была вчерашняя, только еще более убитая, приниженная и жалкая.
(Все молчат, как будто ждут
чего-то. Александр вошёл, понял, что случилось, и лицо у него стало довольное. Иван тревожно оглядывается, переминаясь с ноги
на ногу, покашливает тихонько,
на минуту
закрыл глаза и начинает говорить сначала мягко, почти искренно, потом снова впадает в фальшивый, напыщенный тон.)
Белые меловые буквы красиво, но мрачно выделялись
на черном фоне, и, когда больной лежал навзничь,
закрыв глаза, белая надпись продолжала
что-то говорить о нем, приобретала сходство с надмогильными оповещениями, что вот тут, в этой сырой или мерзлой земле, зарыт человек.
После трехминутного столбняка Урбенин, как бы очнувшись от сна, сел
на траву по-турецки и простонал. Собаки, чуявшие
что-то необычайное, окружили его и подняли лай… Обведя компанию мутными
глазами, Урбенин
закрыл обеими руками лицо, и наступил новый столбняк…
Между тем с Гусевым стало твориться
что-то неладное. То он впадал в апатию и подолгу молчал, то вдруг начинал бредить с открытыми
глазами. Дважды Гусев уходил, казаки догоняли его и силой приводили назад. Цынги я не боялся, потому что мы ели стебли подбела и черемуху, тифозных бактерий тоже не было в тайге, но от истощения люди могли обессилеть и свалиться с ног. Я заметил, что привалы делались все чаще и чаще. Казаки не садились, а просто падали
на землю и лежали подолгу,
закрыв лицо руками.
Застав меня одного в зале, она, ни слова не говоря, подала мне руку, улыбнулась и поцеловала меня в лоб; я ей хотел
что-то сказать, но она
закрыла мне рот и пошла скорыми шагами к матушкиной комнате, но вдруг
на самом пороге двери остановилась,
закрыла ладонями
глаза и опустилась
на колени.
Токарь
закрывает глаза и дремлет. Немного погодя, он слышит, что лошадь остановилась. Он открывает
глаза и видит перед собой
что-то темное, похожее
на избу или скирду…
Я
что-то говорил, а он безучастно молчал. В дверях показалась Катра и, увидев его раздетым, отошла. Алексей равнодушно проводил ее
глазами. Белый, уныло-трезвый свет наполнял комнату. У кровати стоял таз, полный коричневой рвоты,
на полу была натоптана известка, вдоль порога кучею лежало грязное белье, которым Алексей
закрыл щель под дверью.
Прохожий тоже свистит, отбегает от калитки, и слышно, как он прыгает через ров. Предчувствуя
что-то очень недоброе и всё еще дрожа от страха, сторож нерешительно отворяет калитку и,
закрыв глаза, бежит назад. У поворота
на большую аллею он слышит чьи-то торопливые шаги, и кто-то спрашивает его шипящим голосом...
Генриетта несколько минут стояла с
глазами, уставленными
на дверь, которую
закрыл за собой Кутайсов. Видимо, она
что-то обдумывала.
Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже
закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки,
на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о
чем-то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон-Толь случайно наехал
на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон-Толь
что-то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав,
закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.