Неточные совпадения
Звонарь Gévingey — религиозный энтузиаст, он последователь Иоахима из Флориды, средневекового
пророка Вечного Евангелия и Третьего
Закона Духа.
Отв. — О патриархах и
пророках, о том, что они сказали, — что содержится в писаниях Ветхого Завета, который евреи обыкновенно называют
Закон и
пророки.
У тех был хоть внешний религиозный
закон, из-за исполнения которого они могли не видеть своих обязанностей по отношению своих близких, да и обязанности-то эти были тогда еще неясно указаны; в наше же время, во-первых, нет такого религиозного
закона, который освобождал бы людей от их обязанностей к близким, всем без различия (я не считаю тех грубых и глупых людей, которые думают еще и теперь, что таинства или разрешение папы могут разрешать их грехи); напротив, тот евангельский
закон, который в том или другом виде мы все исповедуем, прямо указывает на эти обязанности, и кроме того эти самые обязанности, которые тогда в туманных выражениях были высказаны только некоторыми
пророками, теперь уже так ясно высказаны, что стали такими труизмами, что их повторяют гимназисты и фельетонисты.
Молодой ум вечно кипел сомнениями. Учишь в
Законе Божием, что кит проглотил
пророка Иону, а в то же время учитель естественной истории Камбала рассказывает, что у кита такое маленькое горло, что он может глотать только мелкую рыбешку. Я к отцу Николаю. Рассказываю.
Так, вероятно, в далекие, глухие времена, когда были
пророки, когда меньше было мыслей и слов и молод был сам грозный
закон, за смерть платящий смертью, и звери дружили с человеком, и молния протягивала ему руку — так в те далекие и странные времена становился доступен смертям преступивший: его жалила пчела, и бодал остророгий бык, и камень ждал часа падения своего, чтобы раздробить непокрытую голову; и болезнь терзала его на виду у людей, как шакал терзает падаль; и все стрелы, ломая свой полет, искали черного сердца и опущенных глаз; и реки меняли свое течение, подмывая песок у ног его, и сам владыка-океан бросал на землю свои косматые валы и ревом своим гнал его в пустыню.
Послушание духоносному
пророку, послушание его посланникам, странствующим по разным странам, — вот главный
закон араратский.
— Когда бываю восторжен духом, мои речи еще трудней понять. Сочтешь меня ума лишенным, богохульником, неверным… И все посмеются надо мной и поругаются мне, и будет мое имя проречено. Орудием яко зло нечистого сочтут меня, человеком, уготованным геенне огненной! — сказал Егор Сергеич. — Дан мне дар говорить новыми язы́ки; новые
законы даны мне. И те дары получил я прямо из уст христа и
пророка Максима.
Просили его, целым кораблем молили, чтобы поведал про новые
законы, правила и обряды, данные верховным
пророком Максимом.
— Хороший, открытый взгляд… — произнес он, кладя мне на лоб свою тяжелую руку. — Да останется он, волею Аллаха, таким же честным и правдивым во всю жизнь… Благодаренье Аллаху и
пророку, что милосердие их не отвернулось от дочери той, которая преступила их священные
законы… А ты, Леила-Зара, — обратился он к девушке, — забыла, должно быть, что гость должен быть принят в нашем ауле, как посол великого Аллаха!
И потому Христос, употребляя слово
закон — «тора», употребляет его, то утверждая его, как Исаия и другие
пророки, в смысле
закона бога, который вечен, то отрицая его в смысле писанного
закона пяти книг. Но для различия, когда он, отрицая его, употребляет это слово в смысле писанного
закона, он прибавляет всегда слово: «и
пророки», или слово: «ваш», присоединяя его к слову
закон.
Что же может сделать, не говорю Христос-бог, но
пророк, но самый обыкновенный учитель, уча такой народ, не нарушая тот
закон, который уже определил всё до малейших подробностей?
В некоторых же списках, не принятых церковью, стоит прибавка: «
пророки» с союзом «и», а не «или»; и в тех же списках при повторении слова
закон прибавляется опять: «и
пророки». Так что смысл всему изречению при этой переделке придается такой, что Христос говорит только о писанном
законе.
Всякий
пророк — учитель веры, открывая людям
закон бога, всегда встречает между людьми уже то, что эти люди считают
законом бога, и не может избежать двоякого употребления слова
закон, означающего то, что эти люди считают ложно
законом бога ваш
закон, и то, что есть истинный, вечный
закон бога.
Христос так же, как и все
пророки, берет из того, что люди считают
законом бога, то, что есть точно
закон бога, берет основы, откидывает всё остальное и с этими основами связывает свое откровение вечного
закона.
Когда он говорит (Лук. XVI, 16): «
закон и
пророки до Иоанна Крестителя», он говорит о писанном
законе и словами этими отрицает его обязательность.
В первых словах он говорит:
закон и
пророки, т. е. писанный
закон; во-вторых, он говорит просто:
закон, следовательно
закон вечный.
Стало быть, ясно, что здесь противополагается
закон вечный
закону писанному [Мало этого, как бы для того, чтобы уж не было никакого сомнения о том, про какой
закон он говорит, он тотчас же в связи с этим приводит пример, самый резкий пример отрицания
закона Моисеева —
законом вечным, тем, из которого не может выпасть ни одна черточка; он, приводя самое резкое противоречие
закону Моисея, которое есть в Евангелии, говорит (Лука XVI, 18): «всякий, кто отпускает жену и женится на другой, прелюбодействует», т. е. в писанном
законе позволено разводиться, а по вечному — это грех.] и что точно то же противоположение делается и в контексте Матфея, где
закон вечный определяется словами:
закон или
пророки.
Если бы Христос в этом месте говорил о
законе писанном, то он употребил бы обычное выражение:
закон и
пророки, то самое, которое он всегда и употребляет, говоря о писанном
законе; но он употребляет совсем другое выражение:
закон или
пророка.
Христос говорит (Матф. V, 17—18): «Не думайте, чтобы я пришел нарушить
закон или (учение)
пророков; я не нарушить пришел, но исполнить. Потому что верно говорю вам, скорее упадет небо и земля, чем выпадет одна малейшая иота или черта (частица)
закона, пока не исполнится всё».
Верю в то, что истинное благо человека — в исполнении воли бога, воля же его в том, чтобы люди любили друг друга и вследствие этого поступали бы с другими так, как они хотят, чтобы поступали с ними, как и сказано в евангелии, что в этом весь
закон и
пророки.
Христос по отношению к
закону Моисея и еще более к
пророкам, в особенности Исаии, слова которого он постоянно приводит, признает, что в еврейском
законе и
пророках есть истины вечные, божеские, сходящиеся с вечным
законом, и их-то, как изречение — люби бога и ближнего, — берет за основание своего учения.
Христос не представлялся мне
пророком, который открывает мне божеский
закон, а он представлялся мне дополнителем и разъяснителем уже известного мне несомненного
закона бога.
Эти варианты дают историю толкований этого места. Смысл один ясный тот, что Христос, так же как и по Луке, говорит о
законе вечном: но в числе списателей Евангелий находятся такие, которым желательно признать обязательность писанного
закона Моисеева, и эти списатели присоединяют к слову
закон прибавку — «и
пророки» — и изменяют смысл.
У древних евреев, у
пророков, у Исаии — слово
закон, тора, всегда употребляется в смысле вечного, единого, невыраженного откровения — научения бога.
Когда он говорит: «не делай того другому, что не хочешь, чтобы тебе делали, в этом одном — весь
закон и
пророки», он говорит о писанном
законе, он говорит, что весь писанный
закон может быть сведен к одному этому выражению вечного
закона, и этими словами упраздняет писанный
закон.
Если бы Христос говорил о
законе писанном, то он и в следующем стихе, составляющем продолжение мысли, употребил бы слово: «
закон и
пророки», а не слово
закон без прибавления, как оно стоит в этом стихе.
«
Закон и
пророки до Иоанна, а с тех пор царство божие благовествуется, и всякий своим усилием входит в него».
Словами: «
закон и
пророки до Иоанна» Христос упраздняет
закон писанный.
Замечательна история текста стихов 17 и 18 по вариантам. В большинстве списков стоит только слово «
закон» без прибавления «
пророки». При таком чтении уже не может быть перетолкования о том, что это значит
закон писанный. В других же списках, в Тишендорфовском и в каноническом, стоит прибавка — «
пророки», но не с союзом «и», а с союзом «или»,
закон или
пророки, что точно так же исключает смысл вечного
закона.
Христос не мог утверждать весь
закон, но он не мог также и отрицать весь
закон и
пророков, тот
закон, в котором сказано: люби ближнего как самого себя, и тех
пророков, словами которых он часто высказывает свои мысли.