Неточные совпадения
Услыхав это, Анна быстро села и закрыла
лицо веером. Алексей Александрович видел, что она плакала и не могла удержать не только слез, но и рыданий, которые поднимали ее грудь. Алексей Александрович
загородил ее собою, давая ей время оправиться.
Когда Вера, согретая в ее объятиях, тихо заснула, бабушка осторожно встала и, взяв ручную лампу,
загородила рукой свет от глаз Веры и несколько минут освещала ее
лицо, глядя с умилением на эту бледную, чистую красоту лба, закрытых глаз и на все, точно рукой великого мастера изваянные, чистые и тонкие черты белого мрамора, с глубоким, лежащим в них миром и покоем.
Толпа продолжала наступать, и когда передние окружили Михея Зотыча, Анфим не вытерпел и понукнул лошадь. Кто-то хотел
загородить ему дорогу, кто-то хватался за поводья, но лошадь была ученая и грудью пробила живую стену. Мелькнули только искаженные злобой
лица, сжатые кулаки. Кто-то сдернул с Анфима шапку. Полетела вдогонку толстая палка. Все это случилось так быстро, что Анфим опомнился только за околицей.
Явилась мать, я очутился в углу, около печи, а она,
загораживая меня, говорила, ловя и отталкивая руки деда, летавшие пред ее
лицом...
Дорогу нам
загородила артель бурлаков с котомками. Палки в руках и грязные лапти свидетельствовали о дальней дороге. Это был какой-то совсем серый народ, с испитыми
лицами, понурым взглядом и неуклюжими, тяжелыми движениями. Видно, что пришли издалека, обносились и отощали в дороге. Вперед выделился сгорбленный седой старик и, сняв с головы что-то вроде вороньего гнезда, нерешительно и умоляюще заговорил...
Старик отодвинулся от меня, и даже губы его, полные и немного смешные, тревожно вытянулись. В это время на площадке лестницы появилась лысая голова и полное, упитанное
лицо профессора Бел_и_чки. Субинспектор побежал ему навстречу и стал что-то тихо и очень дипломатически объяснять… Чех даже не остановился, чтобы его выслушать, а продолжал идти все тем же ровным, почти размеренным шагом, пока субинспектор не забежал вперед,
загородив ему дорогу. Я усмехнулся и вошел в аудиторию.
Не придумав ничего, я отправился вниз к жене. Она стояла у себя в комнате всё в том же розовом капоте и в той же позе, как бы
загораживая от меня свои бумаги.
Лицо ее выражало недоумение и насмешку. Видно было, что она, узнав о моем приезде, приготовилась не плакать, не просить и не защищать себя, как вчера, а смеяться надо мною, отвечать мне презрением и поступать решительно.
Лицо ее говорило: если так, то прощайте.
Выпив воды, немного успокоившись, я вернулся к жене. Она стояла в прежней позе, как бы
загораживая от меня стол с бумагами. По ее холодному, бледному
лицу медленно текли слезы. Я помолчал и сказал ей с горечью, но уже без гнева...
Незапертая дверь, сорванная с клямки, распахнулась, оглушительно хлопнув о стену, и в яркий просвет, образованный ею, ворвалась черная кричащая толпа. С исковерканными злобою
лицами, давя и толкая друг друга и сами не замечая этого, в хату стремительно ввергались, теснимые сзади, десятки потерявших рассудок людей. Растрепанные, волосатые, озверелые
лица нагромоздились снаружи по окнам,
загородив собою золотые пыльные столбы света и затемнив комнату.
Павел Иванович
загородил мне дорогу, стал передо мной и продолжал, глядя мне в
лицо умоляющими, почти плачущими глазами...
Очевидно было, что управляющему сильно не хотелось, чтобы мы вошли в домик лесничего. Он даже растопырил руки, точно желая
загородить нам дорогу… Я понял по его
лицу, что у него были причины не впускать нас. Уважаю я чужие причины и тайны, но на этот раз меня сильно подстрекнуло любопытство. Я настоял, и мы вошли в домик.
Иногда среди урока он начинал мечтать, надеяться, строить планы, сочинял мысленно любовное объяснение, вспоминал, что француженки легкомысленны и податливы, но достаточно ему было взглянуть на
лицо учительницы, чтобы мысли его мгновенно потухли, как потухает свеча, когда на даче во время ветра выносишь ее на террасу. Раз, он, опьянев, забывшись, как в бреду, не выдержал и,
загораживая ей дорогу, когда она выходила после урока из кабинета в переднюю, задыхаясь и заикаясь, стал объясняться в любви...
Ляхов тяжело дышал, с тем же странным, готовящимся к чему-то
лицом. Он встал и подошел. От него пахло коньяком. Александра Михайловна старалась подавить вдруг охватившую ее дрожь. Ляхов, бледный и насторожившийся, с бегающими глазами, стоял,
загораживая ей дорогу от окна. Задыхаясь, она поспешно заговорила...
Николай Тимофеич
загораживает Полиньку и, стараясь скрыть ее и свое волнение, морщит
лицо в улыбку и громко говорит...
Первый опомнился Яков и сделал движение, чтобы обойти остановившуюся несимпатичную ему сенную девушку, но Татьяна Веденеевна, как бы только и подстерегавшая это движение, быстро подскочила почти к самому
лицу молодого человека, уже снова наклоненному вниз, и
загородила ему дорогу.
— О! Ооооо! — зарыдал он как женщина. Доктор, стоявший перед раненым,
загораживая его
лицо, отошел.