Неточные совпадения
— Ах, что ты, Дуня! Не сердись, пожалуйста, Родя… Зачем ты, Дуня! —
заговорила в смущении Пульхерия Александровна, — это
я, вправду, ехала сюда, всю дорогу мечтала, в вагоне: как мы увидимся, как мы
обо всем сообщим друг другу… и так была счастлива, что и дороги не видала! Да что
я!
Я и теперь счастлива… Напрасно ты, Дуня!
Я уж тем только счастлива, что тебя вижу, Родя…
Вот так же
обо мне потом
заговорят.
— Катерина Сергеевна, —
заговорил он с какою-то застенчивою развязностью, — с тех пор как
я имею счастье жить в одном доме с вами,
я обо многом с вами беседовал, а между тем есть один очень важный для
меня… вопрос, до которого
я еще не касался. Вы заметили вчера, что
меня здесь переделали, — прибавил он, и ловя и избегая вопросительно устремленный на него взор Кати. — Действительно,
я во многом изменился, и это вы знаете лучше всякого другого, — вы, которой
я, в сущности, и обязан этою переменой.
— А
я очень рада, что вы именно теперь так говорите, — с значением ответила она
мне.
Я должен сказать, что она никогда не
заговаривала со
мной о моей беспорядочной жизни и об омуте, в который
я окунулся, хотя,
я знал это, она
обо всем этом не только знала, но даже стороной расспрашивала. Так что теперь это было вроде первого намека, и — сердце мое еще более повернулось к ней.
— Нет, не будет. Ох, не будет! — каким-то плаксивым голосом
заговорил Родион Антоныч. — И
обо мне есть: «настроены против Сахарова в особенности»… Ничего не разберу!..
Я заговорил теперь о наказаниях, равно как и об разных исполнителях этих интересных обязанностей, собственно потому, что, переселясь в госпиталь, получил только тогда и первое наглядное понятие
обо всех этих делах.
— Андрей Петрович, —
заговорил он, — ты можешь думать
обо мне, что тебе угодно.
Я даже готов согласиться, что у
меня теперь истерика, но
я, ей-богу, влюблен в Елену, и Елена тебя любит. Впрочем,
я обещал проводить тебя до дому и сдержу свое обещание.
Мало-помалу он перешел на другие темы,
заговорил о науке, о своей диссертации, которая понравилась в Петербурге; он говорил с увлечением и уже не помнил ни о моей сестре, ни о своем горе, ни
обо мне. Жизнь увлекала его. У той — Америка и кольцо с надписью, думал
я, а у этого — докторская степень и ученая карьера, и только
я и сестра остались при старом.
Заговорите как-нибудь
обо мне.
— Ишь ты, ее сиятельство забота
обо мне одолела, — со злобным смехом
заговорила она сама с собою, пробираясь по задворкам деревни за околицу, — люблю ее, дочь
мне будет напоминать… Судьбу ее устрою… Не хочешь ли замуж за дворового… Эх, ваше сиятельство,
я и за князя вашего замуж выйти не захочу. Вот что!