Неточные совпадения
Когда после того, как Махотин и Вронский перескочили большой барьер, следующий
офицер упал тут же на голову и разбился замертво и шорох ужаса пронесся по всей публике, Алексей Александрович видел, что Анна даже не заметила этого и
с трудом поняла, о чем
заговорили вокруг.
Освобожденный стол тотчас же заняли молодцеватый студент, похожий на переодетого
офицера, и скромного вида человек
с жидкой бородкой, отдаленно похожий на портреты Антона Чехова в молодости. Студент взял карту кушаний в руки, закрыл ею румяное лицо, украшенное золотистыми усиками, и сочно
заговорил, как бы читая по карте...
— Мне нужно скоро узнать, скоро узнать, потому… потому, может, скоро будет и поздно. Видели, как давеча он пилюлю съел, когда
офицер про барона
с Ахмаковой
заговорил?
Между ними находился один молодой и очень красивый собой
офицер, очень веселый, очень разговорчивый; он поспешил
заговорить с Аглаей и всеми силами старался обратить на себя ее внимание.
Извилистая стежка, протоптанная пешеходами, пересекала большое свекловичное поле. Вдали виднелись белые домики и красные черепичные крыши города.
Офицеры пошли рядом, сторонясь друг от друга и ступая по мясистой, густой, хрустевшей под ногами зелени. Некоторое время оба молчали. Наконец Николаев, переведя широко и громко,
с видимым трудом, дыхание,
заговорил первый...
Трое
офицеров, бывших в столовой, поздоровались
с ним сухо и
заговорили между собой вполголоса, так, чтобы он не слышал.
— Теперича что ж? —
заговорил он, разводя руками. — Я, как благородный человек, должен, как промеж
офицерами бывает, дуэль
с ним иметь?
Калугин встал, но не отвечая на поклон
офицера,
с оскорбительной учтивостью и натянутой официяльной улыбкой, спросил
офицера, не угодно ли им подождать и, не попросив его сесть и не обращая на него больше внимания, повернулся к Гальцину и
заговорил по-французски, так что бедный
офицер, оставшись посередине комнаты, решительно не знал, что делать
с своей персоной и руками без перчаток, которые висели перед ним.
Один Эмиль явно желал
заговорить с Саниным, желал расспросить его: он видел, как Санин подошел к
офицерам, видел, как он подал им что-то белое — клочок бумажки, записку, карточку…
Караульные
офицеры часто
с ним при мне
заговаривали и, право, даже
с некоторым как будто уважением к нему.
Помню, эти слова меня точно пронзили… И для чего он их проговорил и как пришли они ему в голову? Но вот труп стали поднимать, подняли вместе
с койкой; солома захрустела, кандалы звонко, среди всеобщей тишины, брякнули об пол… Их подобрали. Тело понесли. Вдруг все громко
заговорили. Слышно было, как унтер-офицер, уже в коридоре, посылал кого-то за кузнецом. Следовало расковать мертвеца…
— Нет, господин
офицер! нет! —
заговорил он вдруг громким голосом и по-французски, — я никогда не соглашусь
с вами: война не всегда вредит коммерции; напротив, она дает ей нередко новую жизнь.
Настасья Кириловна. Сейчас, отец мой, сию секунду: мало ли со мной, дурой, приключеньев было. Была я еще молода, жприехали мы
с моим благоверным в губернский город; щеки у меня тогда были розовые, малиновые… Сама я была развеселая, вот и повадился к нам один
офицер ходить… он у Алексея Яковлевича еще юнкером в роте служил… и ходит он к нам почти каждый день, и все со мною
заговаривает…
Манюся опять ехала рядом
с Никитиным. Ему хотелось
заговорить о том, как страстно он ее любит, но он боялся, что его услышат
офицеры и Варя, и молчал. Манюся тоже молчала, и он чувствовал, отчего она молчит и почему едет рядом
с ним, и был так счастлив, что земля, небо, городские огни, черный силуэт пивоваренного завода — все сливалось у него в глазах во что-то очень хорошее и ласковое, и ему казалось, что его Граф Нулин едет по воздуху и хочет вскарабкаться на багровое небо.
Гусар А-в, вдруг войдя, громко при всех бывших тут
офицерах и публике
заговорил с двумя своими же гусарами об том, что в коридоре капитан нашего полка Безумцев сейчас только наделал скандалу «и, кажется, пьяный».
Заметив, что на нее смотрит Артынов, она кокетливо прищурила глаза и
заговорила громко по-французски, и оттого, что ее собственный голос звучал так прекрасно и что слышалась музыка и луна отражалась в пруде, и оттого, что на нее жадно и
с любопытством смотрел Артынов, этот известный донжуан и баловник, и оттого, что всем было весело, она вдруг почувствовала радость, и, когда поезд тронулся и знакомые
офицеры на прощанье сделали ей под козырек, она уже напевала польку, звуки которой посылал ей вдогонку военный оркестр, гремевший где-то там за деревьями; и вернулась она в свое купе
с таким чувством, как будто на полустанке ее убедили, что она будет счастлива непременно, несмотря ни на что.
После уж он мне объяснил, как
с ним, можно сказать, первый раз во всю жизнь по-доброму
заговорили, а в те поры, как его стали спрашивать, что ему старший
офицер отчитывал, Егорка ничего не сказывал и ровно какой-то потерянный целый день ходил.
Познакомился Ашанин и
с патерами. Вернее, они сами пожелали
с ним познакомиться, и однажды поздно вечером, когда он мечтательно любовался звездами, сидя в лонгшезе на палубе, они подошли к нему и
заговорили. Разговор на этот раз был малозначащий. Говорили о прелести плавания, о красоте неба, — при этом один из патеров выказал серьезные астрономические познания, — о Кохинхине и ее обитателях и затем ушли, выразив удовольствие, что так приятно провели время в обществе русского
офицера.
Потянулась новая пауза. Она показалась бесконечной. Молоденький офицер-гусар успел принести откуда-то добытый им стакан
с водой и подал его своему начальнику. Тот залпом осушил его и, успокоясь немного,
заговорил, снова обращаясь к Игорю...
И когда он впервые
заговорил при мне, я был удивлен, что из такой крупной фигуры, да еще в военной форме, выходит голос картаво-теноровый, совсем не грозный и не внушительный,
с манерой говорить прусского
офицера или дипломата.
На следующий же день, когда молодой
офицер возвращался
с купанья и проходил мимо ограды сада графа Канкрина, тот стоял у своей решетки и
заговорил с ним.
Лидия
с офицером сели около Антонины Сергеевны. Лили отошла в сторонку, сделав продолжительно церемонный поклон
с приседанием. Ее тетка продолжала разговор
с офицером. Он держался, как в доме родственников: не спросил позволения у хозяйки закурить толстую папиросу в пенковой трубке и
заговорил сиплым баском.
Стража
с офицером, вновь наряженным, вошла. Роза в безумии погрозила на них пилою и голосом, походившим на визг,
заговорила и запела: „Тише!.. не мешайте мне… я пилю, допилю, друга милого спасу… я пилю, пилю, пилю…” В это время она изо всех сил пилила, не железо, но ногу Паткуля; потом зашаталась, стиснула его левою рукою и вдруг пала. Розу подняли… Она… была мертвая.
В таких или приблизительно в подобных сему размышлениях
офицеры, мало унывая, потянулись к квартире своего старшего товарища и вступили в его просторную, но низенькую залу, в малороссийском домике, смело; но тут сразу же заметили, что дело что-то очень неладно. Ротмистр их не встречает запанибрата — в полосатом канаусовом архалуке,
с трубкой в зубах, а двери в его кабинет заперты, — пока, значит, все соберутся, тогда он и выйдет и
заговорит ко всем разом…
Забывший свое намерение не открывать своего знания французского языка, Пьер, вырвав пистолет и бросив его, подбежал к
офицеру и по-французски
заговорил с ним.
— А мне кажется, — беспрестанно затягиваясь,
заговорил молодой
офицер, — что
с точки зрения христианства ничего нельзя возражать ему.