Неточные совпадения
Парамошу нельзя было узнать; он расчесал себе волосы,
завел бархатную поддевку, душился, мыл руки мылом добела и в этом виде ходил по
школам и громил тех, которые надеются на князя мира сего.
И с тем неуменьем, с тою нескладностью разговора, которые так знал Константин, он, опять оглядывая всех, стал рассказывать брату историю Крицкого: как его выгнали из университета зa то, что он
завел общество вспоможения бедным студентам и воскресные
школы, и как потом он поступил в народную
школу учителем, и как его оттуда также выгнали, и как потом судили за что-то.
Но когда вышедший вслед за ним Степан Аркадьич, увидав его на лестнице, подозвал к себе и спросил, как он в
школе проводит время между классами, Сережа, вне присутствия отца, разговорился с ним.
Завели конторы и присутствия, и управителей, и мануфактуры, и фабрики, и
школы, и комиссию, и черт их знает что такое.
Вздумал он было попробовать какую-то
школу между ними
завести, но от этого вышла такая чепуха, что он и голову повесил, — лучше было и не задумывать!
Одетая, как всегда, пестро и крикливо, она говорила так громко, как будто все люди вокруг были ее добрыми знакомыми и можно не стесняться их. Самгин охотно
проводил ее домой, дорогою она рассказала много интересного о Диомидове, который, плутая всюду по Москве, изредка посещает и ее, о Маракуеве, просидевшем в тюрьме тринадцать дней, после чего жандармы извинились пред ним, о своем разочаровании театральной
школой. Огромнейшая Анфимьевна встретила Клима тоже радостно.
— Да, если это так, конечно, мало проку, — заметил Штольц. — А ты заведи-ка
школу в деревне…
— Боже мой! — говорил Обломов. — Да если слушать Штольца, так ведь до тетки век дело не дойдет! Он говорит, что надо начать строить дом, потом дорогу,
школы заводить… Этого всего в целый век не переделаешь. Мы, Ольга, вместе поедем, и тогда…
Этот долг можно заплатить из выручки за хлеб. Что ж он так приуныл? Ах, Боже мой, как все может переменить вид в одну минуту! А там, в деревне, они распорядятся с поверенным собрать оброк; да, наконец, Штольцу напишет: тот даст денег и потом приедет и устроит ему Обломовку на славу, он всюду дороги
проведет, и мостов настроит, и
школы заведет… А там они, с Ольгой!.. Боже! Вот оно, счастье!.. Как это все ему в голову не пришло!
— Ты знаешь, сколько дохода с Обломовки получаем? — спрашивал Обломов. — Слышишь, что староста пишет? доходу «тысящи яко две помене»! А тут дорогу надо строить,
школы заводить, в Обломовку ехать; там негде жить, дома еще нет… Какая же свадьба? Что ты выдумал?
«Прошу покорнейше! — трусливо подумал Обломов. — В самом деле, эти грамотеи — всё такой безнравственный народ: по трактирам, с гармоникой, да чаи… Нет, рано
школы заводить!..»
Все, бывало, дергают за уши Васюкова: «Пошел прочь, дурак, дубина!» — только и слышит он. Лишь Райский глядит на него с умилением, потому только, что Васюков, ни к чему не внимательный, сонный, вялый, даже у всеми любимого русского учителя не выучивший никогда ни одного урока, — каждый день после обеда брал свою скрипку и, положив на нее подбородок,
водил смычком, забывая
школу, учителей, щелчки.
Он тихо, почти машинально, опять коснулся глаз: они стали более жизненны, говорящи, но еще холодны. Он долго
водил кистью около глаз, опять задумчиво мешал краски и
провел в глазу какую-то черту, поставил нечаянно точку, как учитель некогда в
школе поставил на его безжизненном рисунке, потом сделал что-то, чего и сам объяснить не мог, в другом глазу… И вдруг сам замер от искры, какая блеснула ему из них.
Галахов был слишком развит и независим, чтоб совсем исчезнуть в фурьеризме, но на несколько лет он его увлек. Когда я с ним встретился в 1847 в Париже, он к фаланге питал скорее ту нежность, которую мы имеем к
школе, в которой долго жили, к дому, в котором
провели несколько спокойных лет, чем ту, которую верующие имеют к церкви.
Директор
школы князь Львов выдал сто рублей на похороны Жукова, которого товарищи
проводили на Даниловское кладбище.
Последняя заключалась в том, что учительница недостаточно быстро вскочила, когда в
школу приехал Мышников, и не
проводила его до передней.
Когда приходила Устенька, Стабровский непременно
заводил речь о земстве, о
школах и разных общественных делах, и Устенька понимала, что он старается втянуть Дидю в круг этих интересов. Дидя слушала из вежливости некоторое время, а потом старалась улизнуть из комнаты под первым предлогом. Старик
провожал ее печальными глазами и грустно качал головой.
После святок мать
отвела меня и Сашу, сына дяди Михаила, в
школу. Отец Саши женился, мачеха с первых же дней невзлюбила пасынка, стала бить его, и, по настоянию бабушки, дед взял Сашу к себе. В
школу мы ходили с месяц времени, из всего, что мне было преподано в ней, я помню только, что на вопрос: «Как твоя фамилия?» — нельзя ответить просто: «Пешков», — а надобно сказать: «Моя фамилия — Пешков». А также нельзя сказать учителю: «Ты, брат, не кричи, я тебя не боюсь…»
Школа Когена и Наторпа разрешает бытие в трансцендентальную методу и все
сводит к рациональным идеям.
Так, самое типическое и талантливое течение неокантианства,
школа Виндельбандта и Риккерта, разрешает бытие в долженствование, все
сводит к нормам и ценностям и не имеет противоядия от иллюзионизма, скептицизма и солипсизма.
Он, не долго думая, объяснился с Беком в том роде, что так как он, Бек, не может позволить ему, Лобачевскому,
завести приватную медицинскую
школу для женщин, которая никому и ничему мешать не может, то, в силу своего непреодолимого влечения к этому делу, он, Лобачевский, не может более служить вместе с ним, Беком, и просит отпуска.
Ну, хорошо, будем так говорить:"Надо их учить, надо
школы для них
заводить".
— Эка штука деньги! — думает Порфирка, — а у меня их всего два гривенника. Вот, мол, кабы этих гривенников хошь эко место,
завел бы я лавочку, накупил бы пряников. Идут это мальчишки в
школу, а я им: «Не побрезгуйте, честные господа, нашим добром!» Ну, известно, кой пряник десять копеек стоит, а ты за него шесть пятаков.
Сверх того, она
завела у себя нечто вроде сельской
школы.
— А жена должна, — заговорил женский голос из коридора, — не показывать вида, что понимает великую
школу мужа, и
завести маленькую свою, но не болтать о ней за бутылкой вина…
— Вы вон
школы заводите, что же? по-настоящему, как принято у глупых красных петухов, вас за это, пожалуй, надо хвалить, а как Термосесов практик, то он не станет этого делать. Термосесов говорит: бросьте
школы, они вредны; народ, обучаясь грамоте, станет святые книги читать. Вы думаете, грамотность к разрушающим элементам относится? Нет-с. Она идет к созидающим, а нам надо прежде все разрушить.
Сначала он был учителем в разных домах, наконец дошел до того, что
завел свою собственную
школу.
Знакомства и исключительного дружества я ни с кем в
школе не
водил, хотя мне немножко более других нравились два немца — братья Карл, который был со мною во втором классе, и Аматус, который был в третьем.
— Да он ведь у нас администратор от самых младых ногтей и первый в своем участке
школы завел, — его всем в пример ставят. Не откроет ли он вам при своих дарованиях секрета, как устроить, чтобы народ не умирал без медицинской помощи?
О чем, бывало, ни заговоришь с ним, он все
сводит к одному: в городе душно и скучно жить, у общества нет высших интересов, оно ведет тусклую, бессмысленную жизнь, разнообразя ее насилием, грубым развратом и лицемерием; подлецы сыты и одеты, а честные питаются крохами; нужны
школы, местная газета с честным направлением, театр, публичные чтения, сплоченность интеллигентных сил; нужно, чтоб общество сознало себя и ужаснулось.
Я делаю общие распоряжения, даю общие, справедливые пособия,
завожу фермы, сберегательные кассы, мастерские; а она, с своей хорошенькой головкой, в простом белом платье, поднимая его над стройной ножкой, идет по грязи в крестьянскую
школу, в лазарет, к несчастному мужику, по справедливости, не заслуживающему помощи, и везде утешает, помогает…
— Шестовых-то? Как не знать! Барыни добрые, что толковать! Нашего брата тоже лечат. Верно говорю. Лекарки! К ним со всего округа ходят. Право. Так и ползут. Как кто, например, заболел, или порезался, или что, сей час к ним, и они сей час примочку там, порошки или флястырь — и ничего, помогает. А благодарность представлять не моги; мы, говорят, на это не согласны; мы не за деньги.
Школу тоже
завели… Ну, да это статья пустая!
В конце концов мужики
отвели под
школу землю и обязались доставить из города на своих лошадях весь строительный материал.
Вторая девица Норк, Ида Ивановна, только что доучилась; а одиннадцатилетнюю Маничку только
отвели в
школу.
Весёлый плотник умер за работой; делал гроб утонувшему сыну одноглазого фельдшера Морозова и вдруг свалился мёртвым. Артамонов пожелал
проводить старика в могилу, пошёл в церковь, очень тесно набитую рабочими, послушал, как строго служит рыжий поп Александр, заменивший тихого Глеба, который вдруг почему-то расстригся и ушёл неизвестно куда. В церкви красиво пел хор, созданный учителем фабричной
школы Грековым, человеком похожим на кота, и было много молодёжи.
Мне не учиться,
Уловки все я знаю наизусть,
На все я в вашей
школе насмотрелся,
Меня б не
провели.
Семейство Калайдовичей состояло из добрейшей старушки матери, прелестной дочери, сестры Калайдовича, и двоюродного его брата, исполнявшего в доме роль хозяина, так как сам Калайдович, кончив курс
школы правоведения, поступил на службу в Петербурге и у матери
проводил только весьма короткое время.
Кончил я
школу на тринадцатом году; задумался Ларион, что ему дальше делать со мной? Бывало, плывём мы с ним в лодке, я — на вёслах, а он — на руле, и
водит он меня в мыслях своих по всем тропам судьбы человеческой, рассказывает разные планы жизни.
Ещё когда минуло мне шесть лет, начал Ларион меня грамоте учить по-церковному, а через две зимы у нас
школу открыли, — он меня в
школу свёл. Сначала я несколько откачнулся от Лариона. Учиться понравилось мне, взялся я за книжки горячо, так что он, бывало, спросит урок у меня и, прослушав, скажет...
Торжество мое было совершенное. После этого достопримечательного дня мне стало легче. В
школе — знал ли я, не знал урока — пан Кнышевский не взыскивал, а по окончании учения брал меня с собою и
водил в дом богатейших казаков, где мы пели разные псалмы и канты. Ему давали деньги, а меня кормили сотами, огурцами, молочною кашею или чем другим, по усердию.
Брат Петрусь дал волю геройскому своему духу:
завел кулачные бои, для примера сам участвовал, показывал правила, занятые им на кулачных боях в городе во время учения в
школах, ободрял храбрейших.
Он уничтожил патриаршество, как помеху своему произволу, и учредил синод; он оставил без внимания духовное образование и начал
заводить светские
школы; он обратил особенные заботы свои на материальные улучшения в стране и дал возможность водвориться безнравственности в высшем обществе, с которого он начал свою реформу.
Иван Михайлович. Ну, шинель, собачий сын! Что ты думаешь? По-старому? Правда твоя, Марья Васильевна, все хуже стало. И уставные грамоты хуже, и
школы, и студенты… все это яд, все это погибель. Прощайте. Только бы догнать их, хоть на дороге. Уж
отведу душу! Петрушку розгами высеку! Да.
Однажды я осматривал ремесленную
школу в N. Моим чичероне был знакомый человек, один из основателей её. Он
водил меня по образцово устроенной
школе и рассказывал...
Государь император, имея в виду, что при многих воинских частях также учреждены воскресные бесплатные
школы, что по затруднительности за ними надзора злоумышленные люди могут и в этих
школах проводить вредные и ложные учения, что притом обнаружены уже некоторые преступные покушения увлечь и нижних чинов к нарушению долга службы и присяги, высочайше повелеть соизволил, в предупреждение могущих быть пагубных последствий, ныне же закрыть все учрежденные при войсках воскресные
школы и вообще всякие училища для лиц, не принадлежащих к военному ведомству, и впредь никаких сборищ посторонних людей в зданиях, занимаемых войсками, отнюдь не допускать».
Но оказалось, что майора теперь, пожалуй, не скоро сдвинешь с точки его разговора. Петр Петрович тоже попал на любимую свою тему и завербовал в разговор Татьяну Николаевну да Устинова с Хвалынцевым. Он толковал своему новому знакомому о воскресной
школе, которую, наконец-то, удалось ему, после многих хлопот и усилий,
завести в городе Славнобубенске. Эта
школа была его создание и составляла одну из первых сердечных его слабостей.
— Да, да!.. дело вообще не дурно идет! — говорил он. — То, что пан ведет в салонах, Свитка
проводит в коммунах! я — и там, и сям, а больше в казармах, то есть так себе, исподволь, в батарейной
школе, потому тут большая осторожность нужна.
— Я и не думаю отрекаться, — произнес он спокойным голосом, — действительно, я был на набережной утром с моими школьными товарищами. А сейчас я здесь в доме моей тетки баронессы Софьи Петровны. Я родной племянник ее покойного мужа и каждый праздник
провожу здесь. Будни же в пансионе, с тех пор как вернулся из-за границы. Там я пробыл несколько лет в музыкальной
школе, немудрено, что вы раньше не встречали меня здесь. Сейчас же кузина Нан выслала меня встретить вас, так как сама она занята гостями.
— Слава богу; а то я что-то читал дурацкое-предурацкое: роман, где какой-то компрометированный герой
школу в бане
заводит и потом его за то вся деревня будто столь возлюбила, что хочет за него «целому миру рожу расквасить» — так и думал: уж это не Ясафушка ли наш сочинял? Ну а он что же такое пишет?
А что касается его выстрела в Горданова, то он стрелял потому, что Горданов, известный мерзавец и в жизни, и в теории, делал ему разные страшные подлости: клеветал на него, соблазнил его сестру, выставлял его не раз дураком и глупцом и наконец даже давал ему подлый совет идти к скопцам, а сам хотел жениться на Бодростиной, с которой он, вероятно, все время состоял в интимных отношениях, между тем как она давно дала Висленеву обещание, что, овдовев, пойдет замуж не за Горданова, а за него, и он этим дорожил, потому что хотел ее освободить от среды и имел в виду, получив вместе с нею состояние, построить
школы и
завести хорошие библиотеки и вообще
завести много доброго, чего не делал Бодростин.