Неточные совпадения
С ребятами, с дево́чками
Сдружился, бродит по лесу…
Недаром он бродил!
«Коли платить не можете,
Работайте!» — А
в чем твоя
Работа? — «Окопать
Канавками желательно
Болото…» Окопали мы…
«Теперь рубите лес…»
— Ну, хорошо! — Рубили мы,
А немчура показывал,
Где надобно рубить.
Глядим: выходит просека!
Как просеку прочистили,
К
болоту поперечины
Велел по ней
возить.
Ну, словом: спохватились мы,
Как уж дорогу сделали,
Что немец нас поймал!
Правду говорили мне
в Аяне! Иногда якут вдруг остановится, видя, что не туда
завел, впереди все одно: непроходимое и бесконечное топкое
болото, дорожки не видать, и мы пробираемся назад. Пытка! Кучер Иван пытается утешать, говорит, что «никакая дорога без лужи не бывает, сколько он ни езжал». Это правда.
Река эта (по-удэгейски Суа или Соага) состоит из двух речек — Гага и Огоми, длиною каждая 1–8 км, сливающихся
в 1,5 км от моря. Речка Гага имеет три притока: справа — Нунги с притоком Дагдасу и Дуни, а слева — один только ключ Ада с перевалом на Кусун. Речка Огоми имеет два притока: Канходя и Цагдаму. Около устья Соен образует небольшую, но глубокую
заводь, соединяющуюся с морем узкой протокой. Эта
заводь и зыбучее
болото рядом с ним — остатки бывшей ранее лагуны.
Видно, что нижняя часть долины Амагу, где поселились староверы, раньше была морским заливом. Реки Кудя-хе и Квандагоу некогда впадали
в море самостоятельно. Затем произошел обычный процесс заполнения бухты наносами реки и отступления моря. С левой стороны еще и теперь сохранилось длинное торфяное
болото, но и оно уже находится
в периоде усыхания. Ныне река Амагу впадает
в море близ мыса Белкина и около устья образует небольшую
заводь, которая сообщается с морем узкой протокой.
Река Мутухе (по-удэгейски — Ца-уги) впадает
в бухту Опричник (44° 27' с. ш. и 39° 40'
в. д. от Гринвича), совершенно открытую со стороны моря и потому для стоянки судов не пригодную. Глубокая
заводь реки, сразу расширяющаяся долина и необсохшие
болота вблизи моря указывают на то, что раньше здесь тоже был залив, довольно глубоко вдававшийся
в сушу. По береговым валам около самой бухты растет ползучий даурский можжевельник, а по
болотам — кустарниковая береза с узкокрылыми плодами.
Какое я сокровище храню
В груди моей. Ребенком прибежала
Снегурочка
в зеленый лес — выходит
Девицею с душой счастливой, полной
Отрадных чувств и золотых надежд.
Снесу мой клад тропинкой неизвестной;
Одна лишь я по ней бродила, лешим
Протоптана она между
болотомИ озером. Никто по ней не ходит,
Лишь лешие, для шутки, горьких пьяниц
Манят по ней, чтоб
завести в трясину
Без выхода.
Каторжные
в течение трех лет корчевали, строили дома, осушали
болота,
проводили дороги и занимались хлебопашеством, но по отбытии срока не пожелали остаться здесь и обратились к генерал-губернатору с просьбой о переводе их на материк, так как хлебопашество не давало ничего, а заработков не было.
Наконец, потеряв терпение, они уходили одни
в ближнее
болото и
проводили там по нескольку часов
в приискивании и поднимании дичи.
Главным действующим лицом
в образовании ее, конечно, являлась река Мутяшка, которая раньше подбивалась здесь к самому берегу и наносила золотоносный песок, а потом, размыв берег, ушла, оставив громадную
заводь, постепенно превратившуюся
в болото.
—
В средние. Да я вас
провожу до
болота. Там уж вы не бойтесь ничего.
Мой отец тоже признавал этот способ воспитания, хотя мы с ним были вместе с тем большими друзьями, ходили на охоту и по нескольку дней, товарищами,
проводили в лесах и
болотах.
В 12 лет я отлично стрелял и дробью и пулей, ездил верхом и был неутомим на лыжах. Но все-таки я был безобразник, и будь у меня такой сын теперь,
в XX веке, я, несмотря ни на что, обязательно порол бы его.
И одна главная дорога с юга на север, до Белого моря, до Архангельска — это Северная Двина. Дорога летняя. Зимняя дорога, по которой из Архангельска зимой рыбу
возят, шла вдоль Двины, через села и деревни. Народ селился, конечно, ближе к пути, к рекам, а там, дальше глушь беспросветная да
болота непролазные, диким зверем населенные… Да и народ такой же дикий блудился от рождения до веку
в этих лесах… Недаром говорили...
Родился я
в лесном хуторе за Кубенским озером и часть детства своего
провел в дремучих домшинских лесах, где по волокам да
болотам непроходимым медведи пешком ходят, а волки стаями волочатся.
— А вам-то что? Это что еще за тандрессы такие! Вон Петр Иваныч снеток белозерский хочет
возить… а сооружения-то, батюшка, затевает какие! Через Чегодощу мост
в две версты — раз; через Тихвинку мост
в три версты (тут грузы захватит) — два! Через Волхов мост — три! По горам, по долам, по
болотам, по лесам!
В болотах морошку захватит,
в лесу — рябчика! Зато
в Питере настоящий снеток будет! Не псковский какой-нибудь, я настоящий белозерский! Вкус-то
в нем какой — ха! ха!
А уж как страшно-то было ей, боязливой девочке, напуганной разными дивами,
проводить целые дни одной-одинешенькой, далеко от села,
в каком-нибудь глухом
болоте или темном лесу!
Посмотрев еще раз кругом на оставшуюся сзади только что пройденную дорогу, на темнеющий лес, на огоньки деревушки, на стаю ворон, кружившихся и каркавших над
болотом, и
проводив в ворота последнюю телегу, на которой сидел Хомяк, староста сам вошел во двор этапа, где уже слышались шум голосов и суета располагавшейся на ночевку партии.
Все было по-прежнему, только разве лес несколько отступил от частокола, оставив пни и обнажив кочковатое
болото, да частокол еще более потемнел, да караулка еще более покосилась. И бродяга
отвел глаза от знакомого здания. Да, все здесь
в порядке… здания сгибаются от старости, как и люди, старые окна глядят так же тускло, как и старые очи… Он знал это и прежде.
Иные певуны с иными песнями сменили их: только что закатится солнышко,
в озимях перепела затюкают,
в дымящемся белом туманом
болоте дергач [Болотная птица Rallus crex, иначе коростель.] закричит, да на разные лады
заведут любовные песни лягушки…
Как светляки над
болотом заводят людей
в трясину, а сами пропадают, так же обманывают людей прелести половой похоти. Люди запутаются, испортят себе жизнь. А когда опомнятся и оглянутся, то уже нет и признака того, ради чего они погубили свою жизнь.
Время терялось,
в самой шайке обнаружились раздоры; многие хотели продолжать путь, но лишь с тем, чтобы сложить
в Лиозно оружие. Паны начали кричать, ссориться, ругаться и бранные слова обильно посыпались на довудца; ему говорили, что он умеет только мучить какими-то порядками, бродя по
болотам, а не знает как
провести дружину и соединиться с другими партиями.
Тот же Аристотель подарил было Анастасии кусочек зеркала; да как жильцы каменных палат посмотрелись
в него и, наше место свято! оборотили
в стекло свои лики, да как увидели, что нечистый
отводит глаза и шутит над ними, так закинули волшебное стеклышко
в поганое
болото, не сказав про то фрязу.