Неточные совпадения
— Послушайте, — сказал он с явным беспокойством, — вы, верно,
забыли про их заговор?.. Я не умею зарядить пистолета, но в этом случае… Вы странный человек! Скажите им, что вы знаете их намерение, и они не
посмеют… Что за охота! подстрелят вас как птицу…
— Признаться сказать, я и
забыла про Наташку, — сказала она. — Не следовало бы девчонку баловать, ну да уж, для дорогих гостей, так и быть — пускай за племянничка Бога
молит. Ах, трудно мне с ними, сестрица, справляться! Народ все сорванец — долго ли до греха!
— До сих пор одна из них, — рассказывал мне автор дневника и очевидец, — она уж и тогда-то не молода была, теперь совсем старуха, я ей накладку каждое воскресенье делаю, — каждый раз в своем блудуаре со смехом
про этот вечер говорит… «Да уж
забыть пора», — как-то
заметил я ей. «И што ты…
Про хорошее лишний раз вспомнить приятно!»
Было уже без пяти минут три, когда я вернулся в класс. Учитель, как будто не
замечая ни моего отсутствия, ни моего присутствия, объяснял Володе следующий урок. Когда он, окончив свои толкования, начал складывать тетради и Володя вышел в другую комнату, чтобы принести билетик, мне пришла отрадная мысль, что все кончено и
про меня
забудут.
Смело могу уверить, что в эти минуты она
забыла все сплетни, которые сочиняла некогда
про него и
про Настеньку.
— Это значит, что я от вас отхожу. Живите и будьте счастливы, но на отпуске еще последнюю дружбу: черкните начальству, что,
мол, поп,
про которого писано мной,
забыв сегодня все уважение, подобающее торжественному дню, сказал крайне возмутительное слово, о котором устно будет иметь честь изложить посылаемый мною господин Термосесов.
— «Прекрасная, говорю, картина»; а он: «Да, говорит, ты это
заметь; а теперь лучше, брат, слушай меня,
забудь про все свои глупости и уходи», и с этим, слышу, он опять завалился на свое логово.
Каждый день предводитель устраивает у себя обеды на сорок — пятьдесят персон и угощает «влиятельных»; но этого мало: он не
смеет забыть и
про так называемую мелюзгу.
Лука. И я скажу — иди за него, девонька, иди! Он — парень ничего, хороший! Ты только почаще напоминай ему, что он хороший парень, чтобы он, значит, не
забывал про это! Он тебе — поверит… Ты только поговаривай ему: «Вася,
мол, ты — хороший человек… не
забывай!» Ты подумай, милая, куда тебе идти окроме-то? Сестра у тебя — зверь злой…
про мужа
про ее — и сказать нечего: хуже всяких слов старик… И вся эта здешняя жизнь… Куда тебе идти? А парень — крепкий…
Леонид Федорович. Так и бывает. Так часто бывает, что у нас в доме один мужик, и тот оказался медиумом. На днях мы позвали его во время сеанса. Нужно было передвинуть диван — и
забыли про него. Он, вероятно, и заснул. И, представьте себе, наш сеанс уж кончился, Капчич проснулся, и вдруг мы
замечаем, что в другом углу комнаты около мужика начинаются медиумические явления: стол двинулся и пошел.
— Какой у тебя даже бред странный! — говорила мать. — Король — напился! Разве это бред девятилетней девочки? Разве короли — напиваются? И кто, вообще, когда при тебе напивался? И что значит — напился? Вот что значит потихоньку читать фельетоны в «Курьере»
про всякие пиры и вечеринки! —
забывая, что она сама же живописала этого августейшего бражника на полотне и
поместила его в первом поле моего утреннего зрения и сознания.
В ногах валялась она перед Платонидой и даже перед Фотиньей, Христом-Богом
молила их сохранить тайну дочери. Злы были на спесивую Матренушку осиповские ребята, не
забыли ее гордой повадки, насмешек ее над их исканьями… Узнали б
про беду, что стряслась над ней, как раз дегтем ворота Чапурина вымазали б… И не снес бы старый позора, все бы выместил на Матренушке плетью да кулаками.
— Не
сметь умничать! Сию бы минуту здесь был! — во все горло закричал Марко Данилыч,
забывши и
про Марью Ивановну.