Неточные совпадения
О Якутске собственно я знал только, да и вы, вероятно, не больше знаете, что он
главный город области этого имени, лежит под 62˚ с‹еверной› широты, производит торг пушными товарами и что, как я узнал теперь, в нем нет… гостиницы. Я даже
забыл, а может быть и не знал никогда, что в нем всего две тысячи семьсот жителей.
До 1846 г. колония была покойна, то есть войны не было; но это опять не значило, чтоб не было грабежей. По мере того как кафры
забывали о войне, они делались все смелее; опять поднялись жалобы с границ. Губернатор созвал
главных мирных вождей на совещание
о средствах к прекращению зла. Вожди, обнаружив неудовольствие на эти грабежи, объявили, однако же, что они не в состоянии отвратить беспорядков. Тогда в марте 1846 г. открылась опять война.
Главное то, что когда применяют злые, противоположные целям средства, то до цели никогда не доходят, все заменяют средствами и
о целях
забывают, или они превращаются в чистую риторику.
Он смотрел на них, и как бы новая какая идея осенила его, так что
о главном он словно
забыл на минуту.
Все эти рассуждения могли быть прискорбны для Островского
главным образом потому, что из-за толков
о его воззрениях совершенно
забывали о его таланте и
о лицах и явлениях, выведенных им.
Багаж
главного управляющего заключался всего в одном чемоданчике, что уже окончательно сконфузило Аристашку. Верный слуга настолько растерялся, что даже
забыл предупредить конторских служителей
о налетевшей грозе, и сам чуть не проспал назначенные шесть часов. Когда он подал самовар прямо в кабинет, Голиковский вынул из кармана дешевенькие серебряные часы с копеечною стальною цепочкой и, показывая их Аристашке, заметил...
— Более всего надо беречь свое здоровье, — говорил он догматическим тоном, — и во-первых, и
главное, для того чтоб остаться в живых, а во-вторых, чтобы всегда быть здоровым и, таким образом, достигнуть счастия в жизни. Если вы имеете, мое милое дитя, какие-нибудь горести, то
забывайте их или лучше всего старайтесь
о них не думать. Если же не имеете никаких горестей, то… также
о них не думайте, а старайтесь думать об удовольствиях…
о чем-нибудь веселом, игривом…
Но
главное — я не мог
забыть холодной жестокости, с которою торжествующие жильцы зáмка гнали своих несчастных сожителей, а при воспоминании
о темных личностях, оставшихся без крова, у меня сжималось сердце.
Тогда произошла грубая сцена. Петерсон разразилась безобразною бранью по адресу Шурочки. Она уже
забыла о своих деланных улыбках и, вся в пятнах, старалась перекричать музыку своим насморочным голосом. Ромашов же краснел до настоящих слез от своего бессилия и растерянности, и от боли за оскорбляемую Шурочку, и оттого, что ему сквозь оглушительные звуки кадрили не удавалось вставить ни одного слова, а
главное — потому, что на них уже начинали обращать внимание.
«Maman тоже поручила мне просить вас об этом, и нам очень грустно, что вы так давно нас совсем
забыли», — прибавила она, по совету князя, в постскриптум. Получив такое деликатное письмо, Петр Михайлыч удивился и,
главное, обрадовался за Калиновича. «О-о, как наш Яков Васильич пошел в гору!» — подумал он и, боясь только одного, что Настенька не поедет к генеральше, робко вошел в гостиную и не совсем твердым голосом объявил дочери
о приглашении. Настенька в первые минуты вспыхнула.
Удостоверясь в моей способности отличать напыщенные стихи от поэтических, почтенный Иван Иванович отнесся с похвалою
о моей статье и, вероятно, счел преждевременным указать мне, что я
забыл главное: эпоху, в которую написана ода.
Конечно, ему писали из Петербурга, что Эльчанинов приехал туда и с первых же дней начал пользоваться петербургскою жизнью, а
о деревне, кажется,
забыл и думать, тем более что познакомился с Наденькой и целые вечера просиживал у ней; кроме того, Сапега знал уже, что и Мановский,
главный враг его, разбит параличом и полумертвый привезен в деревню.
Главное, если хотите, в том, что я здесь слоняюсь вот уже третью неделю и, кажется, сам затягиваю мое дело нарочно, то есть
о перемещении-то-с, и, право, если даже оно и выйдет, то я, чего доброго, и сам
забуду, что оно вышло-с, и не выеду из вашего Петербурга в моем настроении.
Все бы, кажется, было приспособлено к потребностям торговцев, обо всем подумали, ни
о чем не
забыли, но, к изумленью строителя, купцы в
Главный дом не пошли, а облюбовали себе трактиры, памятуя пословицу, что еще у Старого Макарья на Желтых Песках сложилась: «Съездить к Макарью — два дела сделать: поторговать да покуликать».
Толстой объясняет: «
главная причина этого было то слово сын, которого она не могла выговорить. Когда она думала
о сыне и его будущих отношениях к бросившей его отца матери, ей так становилось страшно, что она старалась только успокоить себя лживыми рассуждениями и словами, с тем, чтобы все оставалось по-старому, и чтобы можно было
забыть про страшный вопрос, что будет с сыном».
— Мама, мама, зачем ты отправила меня сюда? Здесь только мучают бедную Тасю! — всхлипывая говорила девочка, совершенно
забывая о том, что она сама и была
главной причиной всех своих несчастий.
Споры
о том, что не касается жизни, именно
о том, отчего происходит жизнь: анимизм ли это, витализм ли, или понятие еще особой какой силы, скрыли от людей
главный вопрос жизни, — тот вопрос, без которого понятие жизни теряет свой смысл, и привели понемногу людей науки, — тех, которые должны вести других, — в положение человека, который идет и даже очень торопится, но
забыл, куда именно.
Слушая его в то первое лето, которое мы проводили вместе в Дуббельне, я частенько
забывал совсем
о главном щекотливом пункте, которого рискованно было касаться, то есть
о Тургеневе.
Оправдалась она и в данном случае: болезнь Николая Павловича оказалась очень кстати, она помогла скрыть его покушение на свою жизнь от начальства, так как за время ее от незначительного поранения виска не осталось и следа, хотя, как мы знаем из слов Бахметьевой, это не совсем осталось тайной для петербургского общества, и рассказ об этом с разными прикрасами довольно долго циркулировал в гвардейских полках и в великосветских гостиных, но затем
о нем
забыли, на сцену выступили другие злобы дня,
главная из которых была предстоящая вновь война с Наполеоном, как бы предугаданная русским обществом и войском ранее, нежели она стала известна правительственным сферам.
—
О, я могла бы убедиться в этом неделю тому назад, но впопыхах от неожиданности удара
забыла главное — поехать в пансион г-жи Дюгамель.
Он смотрел на нее и не двигался с места. Она похудела, глаза стали больше, нос завострился, руки тонкие, костлявые. И не знал, что сказать и что сделать. Он
забыл теперь все то, что думал
о своем сраме, и ему только жалко, жалко было ее, жалко и за ее худобу, и за ее плохую, простую одежду, и,
главное, за жалкое лицо ее с умоляющими
о чем-то, устремленными на него глазами.