Неточные совпадения
Она, однако, не потеряла головы и немедленно выписала к себе сестру своей матери, княжну Авдотью Степановну Х……ю, злую и чванную старуху, которая, поселившись у племянницы в доме,
забрала себе все лучшие комнаты, ворчала и брюзжала с утра до
вечера и даже по саду гуляла не иначе как в сопровождении единственного своего крепостного человека, угрюмого лакея в изношенной гороховой ливрее с голубым позументом и в треуголке.
Утром рано подходит офицер и всех мужчин
забрал, и вашего папеньку тоже, оставил одних женщин да раненого Павла Ивановича, и повел их тушить окольные домы, так до самого
вечера пробыли мы одни; сидим и плачем, да и только.
Иной раз страх, бывало, такой
заберет от них, что все с
вечера показывается бог знает каким чудищем.
Пользуясь их отсутствием, воры срывали с шестов белье и прятали его тут же, а к
вечеру снова приходили в бани и
забирали спрятанное.
— Нельзя тебе знать! — ответила она угрюмо, но все-таки рассказала кратко: был у этой женщины муж, чиновник Воронов, захотелось ему получить другой, высокий чин, он и продал жену начальнику своему, а тот ее увез куда-то, и два года она дома не жила. А когда воротилась — дети ее, мальчик и девочка, померли уже, муж — проиграл казенные деньги и сидел в тюрьме. И вот с горя женщина начала пить, гулять, буянить. Каждый праздник к
вечеру ее
забирает полиция…
С
вечера забирает он «верши» [Род продолговатых корзин, сплетенных из хвороста; один конец верши сведен конусом, другой открыт для входа рыбы, которая уже не может вернуться назад, задерживаемая другим плетенным из хвороста конусом, острие которого обращено внутрь.
— Да мамынька за косы потаскала утром, так вот ей и невесело. Ухо-девка… примется плясать, петь, а то накинет на себя образ смирения, в монастырь начнет проситься. Ну, пей, статистика, водка, брат, отличная… Помнишь, как в Казани, братику, жили? Ведь отлично было, черт возьми!.. Иногда этак, под
вечер осени ненастной, раздумаешься про свое пакостное житьишко, ажно тоска
заберет, известно — сердце не камень, лишнюю рюмочку и пропустишь.
— А так… Поликарп-то Тарасыч гонял-гонял меня за деньгами: у всех
забрали, где только могли. Ну, а ему все мало… Принесешь утром, а
вечером они в кармане у Ардальона Павлыча. Под конец того дело пришло к тому, што и занимать не у кого стало. Толкнулся я к Мирону Никитичу…
В больницу обыкновенно уезжала она рано утром,
забрав с собою двух-трех девочек, и возвращалась
вечером, голодная и сердитая, — с каплями для себя и с мазями для девочек.
В горах, в недоступных лесных чащах, скрывались зеленые. Они перехватывали продовольственные обозы, обстреливали из засады проезжающие автомобили. По
вечерам делали налеты на поселки и деревни,
забирали припасы, бросали на дорогах изрешеченные пулями трупы захваченных комиссаров. Между тем войск на фронте было мало, снимать их на борьбу с партизанами было невозможно.
Лет за двенадцать до времени нашего рассказа, а именно до 1750 года, Петр Ананьев в поздний зимний
вечер, в то время, когда на дворе бушевала вьюга, нашел на своем пустыре полузамерзшего мальчонку лет пяти, одетого в рваные лохмотья. Откуда забрел на пустырь юный путешественник — неизвестно, но Петр Ананьев
забрал его к себе в избу, отогрел, напоил и накормил, и уложил спать. На утро, когда мальчик проснулся, старик вступил с ним в разговор.
Надо было, не испугав их, дать спокойно дойти до Шамшева и тогда, соединившись с Долоховым, который должен был к
вечеру приехать на совещание к караулке, в лесу (в версте от Шамшева), на рассвете пасть с двух сторон как снег на голову и побить и
забрать всех разом.
Шел он — близко ли, далеко ли, и пришел на другой
вечер в село, где надеялся увидать свою родственницу и где узнал, что ни ее самой, ни ее мужа в живых нет, а что остались после них две девочки, Глаша лет пяти, да Нилочка — по второму году; но и их, этих сирот, нету в наличности, и их
забрала к себе на воспитание слепая нищая, Пустыриха.