Неточные совпадения
— Да, да, прощай! — проговорил Левин, задыхаясь от волнения и, повернувшись, взял свою палку и быстро пошел прочь к дому.
При словах мужика о том, что Фоканыч
живет для души, по правде, по-Божью, неясные, но значительные мысли толпою как будто вырвались откуда-то иззаперти и, все стремясь к одной цели, закружились в его голове, ослепляя его своим
светом.
Весьма вероятно и то, что Катерине Ивановне захотелось, именно
при этом случае, именно в ту минуту, когда она, казалось бы, всеми на
свете оставлена, показать всем этим «ничтожным и скверным жильцам», что она не только «умеет
жить и умеет принять», но что совсем даже не для такой доли и была воспитана, а воспитана была в «благородном, можно даже сказать в аристократическом полковничьем доме», и уж вовсе не для того готовилась, чтобы самой мести пол и мыть по ночам детские тряпки.
Он был так беден, как нельзя уже быть беднее.
Жил в каком-то чуланчике, между печкой и дровами, работал
при свете плошки, и если б не симпатия товарищей, он не знал бы, где взять книг, а иногда белья и платья.
Фирс.
Живу давно. Меня женить собирались, а вашего папаши еще на
свете не было… (Смеется.) А воля вышла, я уже старшим камердинером был. Тогда я не согласился на волю, остался
при господах…
Дело в том, что история дает приют в недрах своих не только прогрессивному нарастанию правды и
света, но и необычайной живучести лжи и тьмы. Правда и ложь
живут одновременно и рядом, но
при этом первая является нарождающеюся и слабо защищенною, тогда как вторая представляет собой крепкое место, снабженное всеми средствами самозащиты. Легко понять, какого рода результаты могут произойти из подобного взаимного отношения сторон.
Уединенно пришлось ей сидеть в своем замкоподобном губернаторском доме, и общественное мнение явно уже склонилось в пользу их врага, и началось это с Полины, которая вдруг, ни с того ни с сего, найдена была превосходнейшей женщиной, на том основании, что
при таком состоянии, нестарая еще женщина, она решительно не рядится, не хочет
жить в
свете, а всю себя посвятила семейству; но что, собственно, делает она в этой семейной жизни — никто этого не знал, и даже поговаривали, что вряд ли она согласно
живет с мужем, но хвалили потому только, что надобно же было за что-нибудь похвалить.
— О, пожалуйста, будьте покойны!.. Я тоже, батенька, умею хитрить!.. Недаром шестьдесят пять лет
прожил на
свете и совершенно согласен с Грибоедовым, что
при наших нравах умный человек не может быть не плутом! — проговорил Иван Петрович, простодушно считавший себя не только умным, но даже хитрым человеком.
Она всегда была в дружеских отношениях с Ариной Васильевной; узнав, что Куролесов и ей очень понравился, она открылась, что молодой майор без памяти влюблен в Парашеньку; распространилась в похвалах жениху и сказала, что ничего так не желает, «как пристроить
при своей жизни свою внучку-сиротинку, и уверена в том, что она будет счастлива; что она чувствует, что ей уже недолго
жить на
свете, и потому хотела бы поторопиться этим делом».
Мужчины, конечно, не обратили бы на нее внимания: сидеть с понурою головою — для молодой дело обычное; но лукавые глаза баб, которые на свадьбах занимаются не столько бражничеством, сколько сплетками, верно, заметили бы признаки особенной какой-то неловкости, смущения и даже душевной тоски, обозначавшейся на лице молодки. «Глянь-кась, касатка, молодая-то невесела как: лица нетути!» — «Должно быть, испорченная либо хворая…» — «Парень, стало, не по ндраву…» — «Хошь бы разочек глазком взглянула; с утра все так-то: сидит платочком закрывшись — сидит не смигнет, словно на белый на
свет смотреть совестится…» — «И то, может статься, совестится;
жила не на миру, не в деревне с людьми
жила: кто ее ведает, какая она!..» Такого рода доводы подтверждались, впрочем, наблюдениями, сделанными двумя бабами, которым довелось присутствовать
при расставанье Дуни с отцом.
Для чего культурному человеку изнывать в каких-то сумерках, лишенных
света и тепла, когда те задачи, преследование которых ему доступно, он может вполне удобно переносить с собой в такие местности, в которых вдоволь и тепла и
света? Для чего он будет выносить в своей Заманиловке тьмы тем всякого рода лишений и неудобств, когда
при тех же материальных затратах он может «в другом месте»
прожить без мучительной заботы о том, позволит ли подоспевший сенокос послать завтра в город за почтой?
На луговой стороне Волги, там, где впадает в нее прозрачная река Свияга и где, как известно по истории Натальи, боярской дочери,
жил и умер изгнанником невинным боярин Любославский, — там, в маленькой деревеньке родился прадед, дед, отец Леонов; там родился и сам Леон, в то время, когда природа, подобно любезной кокетке, сидящей за туалетом, убиралась, наряжалась в лучшее свое весеннее платье; белилась, румянилась… весенними цветами; смотрелась с улыбкою в зеркало… вод прозрачных и завивала себе кудри… на вершинах древесных — то есть в мае месяце, и в самую ту минуту, как первый луч земного
света коснулся до его глазной перепонки, в ореховых кусточках запели вдруг соловей и малиновка, а в березовой роще закричали вдруг филин и кукушка: хорошее и худое предзнаменование! по которому осьми-десятилетняя повивальная бабка, принявшая Леона на руки, с веселою усмешкою и с печальным вздохом предсказала ему счастье и несчастье в жизни, вёдро и ненастье, богатство и нищету, друзей и неприятелей, успех в любви и рога
при случае.
Бурмистр(пожимая плечами). Седьмой десяток теперь
живу на
свете, а таких господ не привидывал, ей-богу: мучают, терзают себя из-за какого-нибудь мужика — дурака необразованного. Ежели позвать его теперь сюда, так я его
при вас двумя словами обрезонлю. Вы сами теперь, Сергей Васильич, помещик и изволите знать, что мужику коли дать поблажку, так он возьмет ее вдвое. Что ему так оченно в зубы-то смотреть?.. Досконально объяснить ему все, что следует, и баста: должен слушаться, что приказывают.
Евгения Николаевна(пожимая плечами). Блажен, кто верует, тепло тому на
свете! Господи, как мы иногда, женщины, в этом случае бываем слепы: муж мой, с которым я
прожила всего три года, который, как сама ты видела, любил меня до безумия; но
при всем том, когда он умер, я имела неудовольствие узнать, что моя хорошенькая горничная была в некоторые минуты предметом его страсти.
— Приятно в деревне
жить! — сказал граф, вставив в глаз стеклышко, глядя то на сад, то на Лизу. — А по ночам,
при лунном
свете вы не ходите гулять?
Добро бы был
при месте большом, женой обладал, детей поразвел; добро б его там под суд какой ни на есть притянули; а то ведь и человек совсем дрянь, с одним сундуком и с немецким замком; лежал с лишком двадцать лет за ширмами, молчал,
свету и горя не знал, скопидомничал, и вдруг вздумалось теперь человеку, с пошлого, с праздного слова какого-нибудь, совсем перевернуть себе голову, совсем забояться о том, что на
свете вдруг стало
жить тяжело…
Человек этот тоже сообразил, должно быть еще
при начале своего служебного поприща, что «одному на сем
свете назначено в каретах ездить, другому в худых сапогах по грязи шлепать», и, причислив себя к последнему разряду, нанял себе угол и
живет, не думая пытать судьбы своей.
Добро бы был
при месте большом, женой обладал, детей поразвел; добро б его там под суд какой ни есть притянули; а то ведь и человек совсем дрянь, с одним сундуком и с немецким замком, лежал с лишком двадцать лет за ширмами, молчал,
свету и горя не знал, скопидомничал, и вдруг вздумалось теперь человеку, с пошлого, праздного слова какого-нибудь, совсем перевернуть себе голову, совсем забояться о том, что на
свете вдруг стало
жить тяжело…
Мы изучаем и приобретаем очень ясное представление о том, как действует на человека хроническое отравление свинцом, ртутью, фосфором, как влияет на рост детей отсутствие
света, воздуха и движения; мы узнаем, что из ста прядильщиков сорокалетний возраст у нас переходит только девять человек, что из женщин, занятых
при обработке волокнистых веществ, дольше сорока лет
живет только шесть процентов…
Тот, кто обожает высшего, у того гордость исчезает из сердца так же, как
свет костра
при свете солнца. Тот, чье сердце чисто и в ком нет гордости, кто кроток, постоянен и прост, кто смотрит на всякое существо, как на своего друга, и любит каждую душу, как свою, кто одинаково обращается с каждым с нежностью и любовью, кто желает творить добро и оставил тщеславие, — в сердце того человека
живет владыка жизни.
Совы видят в темноте, но слепнут
при солнечном
свете. То же бывает и с людьми учеными. Они знают много ненужных научных пустяков, но ничего не знают и не могут знать о самом нужном для жизни: о том, как надо человеку
жить на
свете.
Слово в знании (Scienz) воспринимает в себя природу, но
живет чрез природу, как солнце в элементах, или как Ничто в
свете огня, ибо блеск огня делает Ничто обнаруживающимся, и
при этом нельзя говорить о ничто, ибо Ничто есть Бог и все» [IV, 477, § 16–17.
— Я
жить без нее не могу. Она тоже. Вы ученый человек, вы поймете, что
при таких условиях ваша семейная жизнь невозможна. Эта женщина не ваша. Ну да… Одним словом, я прошу взглянуть на это дело с снисходительной… гуманной точки. Иван Петрович! Поймите же наконец, что я люблю ее, люблю больше себя, больше всего на
свете, и противиться этой любви выше сил моих!
— Жизнь отвратительна! — продолжал он. — Мерзость ее есть ее закон, непоколебимый, постоянный!.. Она дана человеку в наказание за его пошлость…Милая красотка! Если бы я так глубоко не сознавал своей пошлости, я давно бы отправился на тот
свет. Хватило бы пуль…Мучайся, говорю себе, Артур! Ты достоин этих мучений! Получи, Артур, должное! Научись и ты, девочка, философствовать сама с собой в таком роде…Легче
жить при таком уменье…
Генеральше кровь слегка стукнула в виски, она удержала себя и ответила только, что безнаказанно
жить с кем должно для честной женщины невозможно, потому что такая жизнь всегда более или менее сама в себе заключает казнь, и
свет, исполняющий в таких случаях роль палача,
при всех своих лицемериях, отчасти справедлив.
И он, голубчик, взял меня за руку, да и говорит: «нехорошо, князинька, мы с тобой
жили на вольном
свету,
при смерти вспомнишь меня»…
Он
жил уже во время своего плотского существования, в лучах
света от того другого центра жизни, к которому Он шел, и видел
при своей жизни, как лучи этого
света уже освещали людей вокруг Него.
И теперь, сидя здесь, на этой башне, он предпочел бы хороший фейерверк, или какую-нибудь процессию
при лунном
свете, или Варю, которая опять прочла бы «Железную дорогу», или другую женщину, которая, стоя на валу, там, где стоит теперь Надежда, рассказывала бы что-нибудь интересное, новое, не имеющее отношения ни к любви, ни к счастью, а если и говорила бы о любви, то чтобы это было призывом к новым формам жизни, высоким и разумным, накануне которых мы уже
живем, быть может, и которые предчувствуем иногда…
Владельцы этого именья
жили всегда в Петербурге, вращаясь в тамошнем высшем
свете и играя
при дворе не последнюю роль, и не посещали своей тамбовской вотчины.
Лиза Стабровская осталась
жить при своем деде и отказалась от
света.
«Внук Петра Великого», как сказано было в манифесте Елисаветы Петровны, был совершенно таинственный незнакомец для русских людей. Сын Анны Петровны, Петр Федорович, долгие годы издали пугал, как призрак, русских венценосцев. Анна Иоанновна и Анна Леопольдовна ненавидели «чертушку», что
живет в Голштинии, как прозвали Петра Федоровича
при дворе. Елизавета Петровна решилась рассеять призрак тем, что вызвала его из далекой тьмы на русский
свет.
Француз находился
при нем безотлучно — мальчик был более всех расположен к нему. Он в свободное время учил его гимнастике, что очень нравилось ребенку, рассказывал про Париж, про оперу, про театр, про удовольствие
жить в
свете; многого он не понимал из его рассказов, но темное понятие осталось в его памяти, и когда ему было восемнадцать лет, они стали ему понятны и много помогли в его шалостях.