Неточные совпадения
Мы тронулись в путь; с трудом пять худых кляч тащили наши повозки по извилистой дороге
на Гуд-гору; мы шли пешком сзади, подкладывая камни под колеса, когда лошади выбивались из сил; казалось, дорога вела
на небо, потому что, сколько глаз мог разглядеть, она все поднималась и наконец пропадала в
облаке, которое еще с вечера отдыхало
на вершине Гуд-горы, как коршун, ожидающий добычу; снег хрустел под ногами нашими; воздух становился так редок, что было больно дышать; кровь поминутно приливала в голову, но со всем тем какое-то отрадное чувство распространилось по всем моим
жилам, и мне было как-то весело, что я так высоко над миром: чувство детское, не спорю, но, удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми; все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять.
Да будет ваш союз благословен
Обилием и счастием! В богатстве
И радости
живите до последних
Годов своих в семье детей и внуков!
Печально я гляжу
на торжество
Народное: разгневанный Ярило
Не кажется, и лысая вершина
Горы его покрыта
облаками.
Не доброе сулит Ярилин гнев:
Холодные утра и суховеи,
Медвяных рос убыточные порчи,
Неполные наливы хлебных зерен,
Ненастную уборку — недород,
И ранние осенние морозы,
Тяжелый год и житниц оскуденье.
Мгновениями ему мечтались и горы, и именно одна знакомая точка в горах, которую он всегда любил припоминать и куда он любил ходить, когда еще
жил там, и смотреть оттуда вниз
на деревню,
на чуть мелькавшую внизу белую нитку водопада,
на белые
облака,
на заброшенный старый замок.
Калинович понял, что он теперь
на пульсовой
жиле России, а между тем, перенеся взгляд от земли
на небо, он даже удивился: нигде еще не видал он, чтоб так низко ходили
облака и так низко стояло солнце.
Людмила же вся
жила в образах: еще в детстве она, по преимуществу, любила слушать страшные сказки, сидеть по целым часам у окна и смотреть
на луну, следить летним днем за
облаками, воображая в них фигуры гор, зверей, птиц.
Лена очень обрадовалась, узнав, что теперь подошла новая реформа и ее отца зовут опять туда, где родилась, где
жила, где любила ее мать, где она лежит в могиле… Лена думала, что она тоже будет
жить там и после долгих лет, в которых, как в синей мреющей дали, мелькало что-то таинственное, как
облако, яркое, как зарница, — ляжет рядом с матерью. Она дала слово умиравшей
на Песках няне, что непременно привезет горсточку родной земли
на ее могилу
на Волковом кладбище.
Но слова вполголоса были не лучше громко сказанных слов; моя дама
жила в
облаке вражды к ней, вражды, непонятной мне и мучившей меня. Викторушка рассказывал, что, возвращаясь домой после полуночи, он посмотрел в окно спальни Королевы Марго и увидел, что она в одной рубашке сидит
на кушетке, а майор, стоя
на коленях, стрижет ногти
на ее ногах и вытирает их губкой.
Ведь все эти положения, выработанные людьми IV века и имевшие для людей того времени известный смысл, для людей нашего времени не имеют никакого. Люди нашего времени могут устами повторять эти слова, но верить не могут, потому что слова эти, как то, что бог
живет на небе, что небо раскрылось и оттуда сказал голос что-то, что Христос воскрес и полетел куда-то
на небо и опять придет откуда-то
на облаках и т. п., — не имеют для нас смысла.
К любимому солдатскому месту, к каше, собирается большая группа, и с трубочками в зубах солдатики, поглядывая то
на дым, незаметно подымающийся в жаркое небо и сгущающийся в вышине, как белое
облако, то
на огонь костра, как расплавленное стекло дрожащий в чистом воздухе, острят и потешаются над казаками и казачками за то, что они
живут совсем не так, как русские.
Он сидел уже часа полтора, и воображение его в это время рисовало московскую квартиру, московских друзей, лакея Петра, письменный стол; он с недоумением посматривал
на темные, неподвижные деревья, и ему казалось странным, что он
живет теперь не
на даче в Сокольниках, а в провинциальном городе, в доме, мимо которого каждое утро и вечер прогоняют большое стадо и при этом поднимают страшные
облака пыли и играют
на рожке.
В толпе нищих был один — он не вмешивался в разговор их и неподвижно смотрел
на расписанные святые врата; он был горбат и кривоног; но члены его казались крепкими и привыкшими к трудам этого позорного состояния; лицо его было длинно, смугло; прямой нос, курчавые волосы; широкий лоб его был желт как лоб ученого, мрачен как
облако, покрывающее солнце в день бури; синяя
жила пересекала его неправильные морщины; губы, тонкие, бледные, были растягиваемы и сжимаемы каким-то судорожным движением, и в глазах блистала целая будущность; его товарищи не знали, кто он таков; но сила души обнаруживается везде: они боялись его голоса и взгляда; они уважали в нем какой-то величайший порок, а не безграничное несчастие, демона — но не человека: — он был безобразен, отвратителен, но не это пугало их; в его глазах было столько огня и ума, столько неземного, что они, не смея верить их выражению, уважали в незнакомце чудесного обманщика.
Артамонов старший
жил в полусне, медленно погружаясь в сон, всё более глубокий. Ночь и большую часть дня он лежал в постели, остальное время сидел в кресле против окна; за окном голубая пустота, иногда её замазывали
облака; в зеркале отражался толстый старик с надутым лицом, заплывшими глазами, клочковатой, серой бородою. Артамонов смотрел
на своё лицо и думал...
Между тем слышишь, как кругом тебя гремит и кружится в жизненном вихре людская толпа, слышишь, видишь, как
живут люди —
живут наяву, видишь, что жизнь для них не заказана, что их жизнь не разлетится, как сон, как видение, что их жизнь вечно обновляющаяся, вечно юная, и ни один час ее не похож
на другой, тогда как уныла и до пошлости однообразна пугливая фантазия, раба тени, идеи, раба первого
облака, которое внезапно застелет солнце и сожмет тоскою настоящее петербургское сердце, которое так дорожит своим солнцем, — а уж в тоске какая фантазия!
Меж тем белей, чем горы снеговые,
Идут
на запад
облака другие
И, проводивши день, теснятся в ряд,
Друг через друга светлые глядят
Так весело, так пышно и беспечно,
Как будто
жить и нравиться им вечно!..
Вот переезд и темный домик, где
живет сторож. Шлагбаум поднят, и около намело целые горы, и, как ведьмы
на шабаше, кружатся
облака снега. Тут линию пересекает старая, когда-то большая дорога, которую до сих пор еще зовут трактом. Направо, недалеко от переезда, у самой дороги, стоит трактир Терехова, бывший постоялый двор. Тут по ночам всегда брезжит огонек.
Природу я совсем не знала, потому что представляла себе любовь к ней чем-то особенным,
на что способны одни только сочинители, поэты. Теперь я вижу, что привязываться к природе вовсе не трудно. Нравится вам быть
на вольном воздухе, не скучно вам в лесу, приятно поваляться
на траве, следят ваши глаза за всяким новым предметом:
облако ли то, пригорок, деревцо, отблеск солнца… вот вы и любите природу.
Поживите так несколько дней в дружбе с нею, и вам уже она нужна каждый день…
Были папы действительно учениками апостольскими: Климент, Селиверст, Агафон, Лев, Григорий, но кто именуется Христовым сопрестольником, велит носить себя
на седалище, как бы
на облаке, как бы ангелом, кто
живет не по Христову учению, тот папа есть волк, а не пастырь…
И что будет представляться еще трогательнее будущему историку — это то, что он найдет, что у людей этих был учитель, ясно, определенно указавший им, что им должно делать, чтобы
жить счастливее, и что слова этого учителя были объяснены одними так, что он
на облаках придет всё устроить, а другими так, что слова этого учителя прекрасны, но неисполнимы, потому что жизнь человеческая не такая, какую бы мы хотели, и потому не стоит ею заниматься, а разум человеческий должен быть направлен
на изучение законов этой жизни без всякого отношения к благу человека.