Неточные совпадения
Хорошо ли, дурно ли мы поступили, это другой вопрос; но жребий брошен, — сказал он, переходя с русского на французский
язык, — и мы связаны на всю
жизнь.
Где же тот, кто бы на родном
языке русской души нашей умел бы нам сказать это всемогущее слово: вперед? кто, зная все силы, и свойства, и всю глубину нашей природы, одним чародейным мановеньем мог бы устремить на высокую
жизнь русского человека? Какими словами, какой любовью заплатил бы ему благодарный русский человек. Но веки проходят за веками; полмиллиона сидней, увальней и байбаков дремлют непробудно, и редко рождается на Руси муж, умеющий произносить его, это всемогущее слово.
А в пансионах, как известно, три главные предмета составляют основу человеческих добродетелей: французский
язык, необходимый для счастия семейственной
жизни, фортепьяно, для доставления приятных минут супругу, и, наконец, собственно хозяйственная часть: вязание кошельков и других сюрпризов.
— Иной раз, право, мне кажется, что будто русский человек — какой-то пропащий человек. Нет силы воли, нет отваги на постоянство. Хочешь все сделать — и ничего не можешь. Все думаешь — с завтрашнего дни начнешь новую
жизнь, с завтрашнего дни примешься за все как следует, с завтрашнего дни сядешь на диету, — ничуть не бывало: к вечеру того же дни так объешься, что только хлопаешь глазами и
язык не ворочается, как сова, сидишь, глядя на всех, — право и эдак все.
К тому же замкнутый образ
жизни Лонгрена освободил теперь истерический
язык сплетни; про матроса говаривали, что он где-то кого-то убил, оттого, мол, его больше не берут служить на суда, а сам он мрачен и нелюдим, потому что «терзается угрызениями преступной совести».
«Ну, — говорил он ему, — излагай мне свои воззрения на
жизнь, братец: ведь в вас, говорят, вся сила и будущность России, от вас начнется новая эпоха в истории, — вы нам дадите и
язык настоящий и законы».
— Так очень многое кончается в
жизни. Один человек в Ливерпуле обнял свою невесту и выколол булавкой глаз свой, — это его не очень огорчило. «Меня хорошо кормит один глаз», — сказал он, потому что был часовщик. Но невеста нашла, что одним глазом он может оценить только одну половинку ее, и не согласилась венчаться. — Он еще раз вздохнул и щелкнул
языком: — По-русски это — прилично, но, кажется, неинтересно…
— Даже. И преступно искусство, когда оно изображает мрачными красками
жизнь демократии. Подлинное искусство — трагично. Трагическое создается насилием массы в
жизни, но не чувствуется ею в искусстве. Калибану Шекспира трагедия не доступна. Искусство должно быть более аристократично и непонятно, чем религия. Точнее: чем богослужение. Это — хорошо, что народ не понимает латинского и церковнославянского
языка. Искусство должно говорить
языком непонятным и устрашающим. Я одобряю Леонида Андреева.
Одни считали ее простой, недальней, неглубокой, потому что не сыпались с
языка ее ни мудрые сентенции о
жизни, о любви, ни быстрые, неожиданные и смелые реплики, ни вычитанные или подслушанные суждения о музыке и литературе: говорила она мало, и то свое, не важное — и ее обходили умные и бойкие «кавалеры»; небойкие, напротив, считали ее слишком мудреной и немного боялись. Один Штольц говорил с ней без умолка и смешил ее.
Они молча шли по дорожке. Ни от линейки учителя, ни от бровей директора никогда в
жизни не стучало так сердце Обломова, как теперь. Он хотел что-то сказать, пересиливал себя, но слова с
языка не шли; только сердце билось неимоверно, как перед бедой.
— Вы оттого и не знаете
жизни, не ведаете чужих скорбей: кому что нужно, зачем мужик обливается потом, баба жнет в нестерпимый зной — все оттого, что вы не любили! А любить, не страдая — нельзя. Нет! — сказал он, — если б лгал ваш
язык, не солгали бы глаза, изменились бы хоть на минуту эти краски. А глаза ваши говорят, что вы как будто вчера родились…
Этот Козлов, сын дьякона, сначала в семинарии, потом в гимназии и дома — изучил греческий и латинский
языки и, учась им, изучил древнюю
жизнь, а современной почти не замечал.
— Да говорите же что-нибудь, рассказывайте, где были, что видели, помнили ли обо мне? А что страсть? все мучает — да? Что это у вас, точно
язык отнялся? куда девались эти «волны поэзии», этот «рай и геенна»? давайте мне рая! Я счастья хочу, «
жизни»!
Она говорит
языком преданий, сыплет пословицы, готовые сентенции старой мудрости, ссорится за них с Райским, и весь наружный обряд
жизни отправляется у ней по затверженным правилам.
Он не то умер, не то уснул или задумался. Растворенные окна зияли, как разверзтые, но не говорящие уста; нет дыхания, не бьется пульс. Куда же убежала
жизнь? Где глаза и
язык у этого лежащего тела? Все пестро, зелено, и все молчит.
— Послушайте, Вера, оставим спор. Вашими устами говорит та же бабушка, только, конечно, иначе, другим
языком. Все это годилось прежде, а теперь потекла другая
жизнь, где не авторитеты, не заученные понятия, а правда пробивается наружу…
— Иван Иванович! — сказала она с упреком, — за кого вы нас считаете с Верой? Чтобы заставить молчать злые
языки, заглушить не сплетню, а горькую правду, — для этого воспользоваться вашей прежней слабостью к ней и великодушием? И потом, чтоб всю
жизнь — ни вам, ни ей не было покоя! Я не ожидала этого от вас!..
Утро. Солнце блещет, и все блещет с ним. Какие картины вокруг! Какая
жизнь, суматоха, шум! Что за лица! Какие
языки! Кругом нас острова, все в зелени; прямо, за лесом мачт, на возвышенностях, видны городские здания.
Но их мало,
жизни нет, и пустота везде. Мимо фрегата редко и робко скользят в байдарках полудикие туземцы. Только Афонька, доходивший в своих охотничьих подвигах, через леса и реки, и до китайских, и до наших границ и говорящий понемногу на всех
языках, больше смесью всех, между прочим и наречиями диких, не робея, идет к нам и всегда норовит прийти к тому времени, когда команде раздают вино. Кто-нибудь поднесет и ему: он выпьет и не благодарит выпивши, не скажет ни слова, оборотится и уйдет.
Ум везде одинаков: у умных людей есть одни общие признаки, как и у всех дураков, несмотря на различие наций, одежд,
языка, религий, даже взгляда на
жизнь.
В
жизни Хионии Алексеевны французский
язык был неисчерпаемым источником всевозможных комбинаций, а главное — благодаря ему Хиония Алексеевна пользовалась громкой репутацией очень серьезной, очень образованной и вообще передовой женщины.
Чтобы довершить характеристику той
жизни, какая шла в домике Заплатиных, нужно сказать, что французский
язык был его душой, альфой и омегой.
Все, конечно, знали скудные размеры жалованья Виктора Николаича и, когда заходила речь об их широкой
жизни, обыкновенно говорили: «Помилуйте, да ведь у Хионии Алексеевны пансион; она знает отлично французский
язык…».
Из этих дружеских отношений между отцом и дочерью постепенно выработался совершенно особенный склад
жизни на половине Василья Назарыча: другие разговоры, интересы и даже самый
язык.
Национальность, как ступень индивидуализации в
жизни общества, есть сложное историческое образование; она определима не только кровью, — раса есть зоология, праисторическая материя, — но также
языком, не только землей, но прежде всего общей исторической судьбой.
Для выражения своей духовной
жизни человек должен двигать руками, ногами,
языком, т. е. прибегать к материальным знакам, без которых нельзя выразить любви или ненависти, нельзя осуществить волевых стремлений.
Они отличаются многими особенностями в образе
жизни, нравах и
языке.
Первый раз в
жизни я видел такой страшный лесной пожар. Огромные кедры, охваченные пламенем, пылали, точно факелы. Внизу, около земли, было море огня. Тут все горело: сухая трава, опавшая листва и валежник; слышно было, как лопались от жара и стонали живые деревья. Желтый дым большими клубами быстро вздымался кверху. По земле бежали огненные волны;
языки пламени вились вокруг пней и облизывали накалившиеся камни.
Механическая слепка немецкого церковно-ученого диалекта была тем непростительнее, что главный характер нашего
языка состоит в чрезвычайной легкости, с которой все выражается на нем — отвлеченные мысли, внутренние лирические чувствования, «
жизни мышья беготня», крик негодования, искрящаяся шалость и потрясающая страсть.
Года через четыре после свадьбы в ее
жизни совершился крутой переворот. Из молодухи она как-то внезапно сделалась «барыней», перестала звать сенных девушек подруженьками, и слово «девка» впервые слетело с ее
языка, слетело самоуверенно, грозно и бесповоротно.
Я думаю поэтому, что если бы кто-нибудь сумел вскрыть мою душу, то и в этот период моей
жизни он бы наверное нашел, что наибольшим удельным весом обладали в ней те чувства, мысли, впечатления, какие она получала от
языка, литературы и вообще культурных влияний родины моей матери.
Мы видели книги, до священных должностей и обрядов исповедания нашего касающиеся, переведенные с латинского на немецкий
язык и неблагопристойно для святого закона в руках простого народа обращающиеся; что ж сказать наконец о предписаниях святых правил и законоположений; хотя они людьми искусными в законоучении, людьми мудрейшими и красноречивейшими писаны разумно и тщательно, но наука сама по себе толико затруднительна, что красноречивейшего и ученейшего человека едва на оную достаточна целая
жизнь.
— Будет шутить! — недоверчиво возразил Лихонин.Что же тебя заставляет здесь дневать и ночевать? Будь ты писатель-дело другого рода. Легко найти объяснение: ну, собираешь типы, что ли… наблюдаешь
жизнь… Вроде того профессора-немца, который три года прожил с обезьянами, чтобы изучить их
язык и нравы. Но ведь ты сам сказал, что писательством не балуешься?
Женщина с ребяческими мыслями в голове и с пошло-старческими словами на
языке; женщина, пораженная недугом институтской мечтательности и вместе с тем по уши потонувшая в мелочах самой скаредной обыденной
жизни; женщина, снедаемая неутолимою жаждой приобретения и, в то же время, считающая не иначе, как по пальцам; женщина, у которой с первым ударом колокола к «достойной» выступают на глазах слезки и кончик носа неизменно краснеет и которая, во время проскомидии, считает вполне дозволенным думать:"А что, кабы у крестьян пустошь Клинцы перебить, да потом им же перепродать?.
Таким же вычурным
языком он рассказывал рабочим истории о том, как в разных странах народ пытался облегчить свою
жизнь.
И все чаще она ощущала требовательное желание своим
языком говорить людям о несправедливостях
жизни; иногда — ей трудно было подавить это желание — Николай, заставая ее над картинками, улыбаясь, рассказывал что-нибудь всегда чудесное. Пораженная дерзостью задач человека, она недоверчиво спрашивала Николая...
Сквозь раскрытое окно галереи грянули первые раскаты увертюры из «
Жизни за царя», и в такт им заколебались вверх и вниз
языки свечей.
Бледно-желтое, отекшее лицо его, украшенное жиденькою бородкой, носило явные следы постоянно невоздержной
жизни; маленькие голубые и воспаленные глаза смотрели как-то слепо и тупо, губы распустились и не смыкались, руки, из которых одна была засунута в боковой карман, действовали не твердо. Во все время, покуда продолжалось причесывание волос, он вполголоса мурлыкал какую-то песню и изредка причмокивал
языком и губами.
Подобно хозяйственному мужику, сельскому священнику и помещику, мироед всю
жизнь колотится около крох, не чувствуя под ногами иной почвы и не усматривая впереди ничего, кроме крох. Всех одинаково обступили мелочи, все одинаково в них одних видят обеспечение против угроз завтрашнего дня. Но поэтому-то именно мелочи, на общепринятом
языке, и называются «делом», а все остальное — мечтанием, угрозою…
Вопрос третий: можно ли жить такою
жизнью, при которой полагается есть пирог с грибами исключительно затем, чтоб держать
язык за зубами? Сорок лет тому назад я опять-таки наверное ответил бы: нет, так жить нельзя. А теперь? — теперь: нет, уж я лучше завтра…
Вы, молодое поколение, еще не вполне искусившееся в
жизни, но уж очень хорошо понимающее всю чарующую прелесть денег, неужели у вас повернется
язык произнести над моим героем свое «виновен»?
В службе и в
жизни он был так же, как в
языке: он служил прекрасно, был отличный товарищ, самый верный человек по денежным отношениям; но просто, как человек, именно оттого, что всё это было слишком хорошо, чего-то в [нем] не доставало.
Потом он стал понемногу допускать мысль, что в
жизни, видно, не всё одни розы, а есть и шипы, которые иногда покалывают, но слегка только, а не так, как рассказывает дядюшка. И вот он начал учиться владеть собою, не так часто обнаруживал порывы и волнения и реже говорил диким
языком, по крайней мере при посторонних.
Хотя она нисколько не лгала, говоря про то, что вся
жизнь ее заключается в любви к мужу, и хотя она доказывала это всей своей
жизнью, но, по нашему пониманию, такое беззастенчивое, беспрестанное твержение про свою любовь было отвратительно, и мы стыдились за нее, когда она говорила это при посторонних, еще более, чем когда она делала ошибки во французском
языке.
С трудом, очень медленно и невесело осваивается Александров с укладом новой училищной
жизни, и это чувство стеснительной неловкости долгое время разделяют с ним все первокурсники, именуемые на юнкерском
языке «фараонами», в отличие от юнкеров старшего курса, которые, хотя и преждевременно, но гордо зовут себя «господами обер-офицерами».
В газете наряду со сценами из народного быта печатались исторические и бытовые романы, лирические и юмористические стихи, но главное внимание в ней уделялось фактам и событиям повседневной московской
жизни, что на газетном
языке называлось репортажем.
«Имею удовольствие препроводить Вам при сем жития святых и книгу Фомы Кемпийского «О подражании Христу». Читайте все сие со вниманием: тут Вы найдете вехи, поставленные нам на пути к будущей
жизни, о которой Вы теперь болеете Вашей юной душой. Еще посылаю Вам книгу, на русском
языке, Сен-Мартена об истине и заблуждениях. Перевод очень верный. Если что будет затруднять Вас в понимании, спрашивайте меня. Может быть, при моей душевной готовности помогать Вам, я и сумею растолковать».
При этих условиях Арина Петровна рано почувствовала себя одинокою, так что, говоря по правде, даже от семейной
жизни совсем отвыкла, хотя слово «семья» не сходит с ее
языка и, по наружности, всеми ее действиями исключительно руководят непрестанные заботы об устройстве семейных дел.
Всю
жизнь слово «семья» не сходило у нее с
языка; во имя семьи она одних казнила, других награждала; во имя семьи она подвергала себя лишениям, истязала себя, изуродовала всю свою
жизнь — и вдруг выходит, что семьи-то именно у нее и нет!
Учат же они преимущественно французскому
языку, столь необходимому на поприще
жизни и о котором без них в отдаленных краях Сибири не имели бы и понятия.