Неточные совпадения
С той поры прошло двадцать лет, и за это время он прожил удивительно разнообразную
жизнь, принимал участие в смешной авантюре
казака Ашинова, который хотел подарить России Абиссинию, работал где-то во Франции бойцом на бойнях, наконец был миссионером в Корее, — это что-то очень странное, его миссионерство.
Казаки оживились, начали вспоминать свою
жизнь на Уссури, свои приключения на охоте, кто что видел и с кем что случилось.
На рассвете (это было 12 августа) меня разбудил Дерсу.
Казаки еще спали. Захватив с собой гипсометры, мы снова поднялись на Сихотэ-Алинь. Мне хотелось смерить высоту с другой стороны седловины. Насколько я мог уяснить, Сихотэ-Алинь тянется здесь в направлении к юго-западу и имеет пологие склоны, обращенные к Дананце, и крутые к Тадушу. С одной стороны были только мох и хвоя, с другой — смешанные лиственные леса, полные
жизни.
… А не странно ли подумать, что, умей Зонненберг плавать или утони он тогда в Москве-реке, вытащи его не уральский
казак, а какой-нибудь апшеронский пехотинец, я бы и не встретился с Ником или позже, иначе, не в той комнатке нашего старого дома, где мы, тайком куря сигарки, заступали так далеко друг другу в
жизнь и черпали друг в друге силу.
Романтизм, которым питалось настроение восставшей тогда панской молодежи, — плохая военная школа. Они вдохновлялись умершим прошлым, тенями
жизни, а не самой
жизнью… Грубое, прозаическое наступление толпы мужиков и
казаков ничем не напоминало красивых батальных картин… И бедняга Стройновский поплатился за свое доверие к историческому романтизму…
—
Жизнь вольного
казака, значит, желаете иметь, — произнес Захаревский; а сам с собой думал: «Ну, это значит шалопайничать будешь!» Вихров последними ответами очень упал в глазах его: главное, он возмутил его своим намерением не служить: Ардальон Васильевич службу считал для каждого дворянина такою же необходимостью, как и воздух. «Впрочем, — успокоил он себя мысленно, — если жену будет любить, так та и служить заставит!»
Меня, привыкшего к табунной
жизни в задонских степях, где действительно арканятся и выезжаются могучие лошади, до четырех лет не видавшие человека, смешили эти убогие приемы, которые они применяли с серьезными лицами, а мой товарищ-казак все, что они делали, в гораздо лучшем виде повторил перед ними, да я и сам вспомнил старинку.
…Мне казалось, что лучше всех живут на земле
казаки и солдаты;
жизнь у них — простая, веселая.
Жизнь обитателей передовых крепостей на чеченской линии шла по-старому. Были с тех пор две тревоги, на которые выбегали роты и скакали
казаки и милиционеры, но оба раза горцев не могли остановить. Они уходили и один раз в Воздвиженской угнали восемь лошадей казачьих с водопоя и убили
казака. Набегов со времени последнего, когда был разорен аул, не было. Только ожидалась большая экспедиция в Большую Чечню вследствие назначения нового начальника левого фланга, князя Барятинского.
«Время и образ казачьей
жизни (говорит автор) лишили нас точных и несомненных сведений о происхождении уральских
казаков. Все исторические об них известия, теперь существующие, основаны только на преданиях, довольно поздних, не совсем определительных и никем критически не разобранных.
Пугачев отвечал, что купил ее в Таганроге; но
казаки, зная его беспутную
жизнь, не поверили и послали его взять тому письменное свидетельство.
«Оному Пугачеву, за побег его за границу в Польшу и за утайку по выходе его оттуда в Россию о своем названии, а тем больше за говорение возмутительных и вредных слов, касающихся до побега всех яицких
казаков в Турецкую область, учинить наказание плетьми и послать так, как бродягу и привыкшего к праздной и предерзкой
жизни, в город Пелым, где употреблять его в казенную работу. 6 мая 1773». («Записки о
жизни и службе А. И. Бибикова».)
Сохранилось поэтическое предание:
казаки, страстные к холостой
жизни, положили между собой убивать приживаемых детей, а жен бросать при выступлении в новый поход.
Один из их атаманов, по имени Гугня, первый преступил жестокий закон, пощадив молодую жену, и
казаки, по примеру атамана, покорились игу семейственной
жизни.
Живя между чеченцами,
казаки перероднились с ними и усвоили себе обычаи, образ
жизни и нравы горцев; но удержали и там, во всей прежней чистоте, русский язык и старую веру.
Старик любил Лукашку, и лишь одного его исключал из презрения ко всему молодому поколению
казаков. Кроме того, Лукашка и его мать, как соседи, нередко давали старику вина, каймачку и т. п. из хозяйственных произведений, которых не было у Ерошки. Дядя Ерошка, всю
жизнь свою увлекавшийся, всегда практически объяснял свои побуждения, «что ж? люди достаточные, — говорил он сам себе. — Я им свежинки дам, курочку, а и они дядю не забывают: пирожка и лепешки принесут другой раз».
Белецкий сразу вошел в обычную
жизнь богатого кавказского офицера в станице. На глазах Оленина он в один месяц стал как бы старожилом станицы: он подпаивал стариков, делал вечеринки и сам ходил на вечеринки к девкам, хвастался победами и даже дошел до того, что девки и бабы прозвали его почему-то дедушкой, а
казаки, ясно определившие себе этого человека, любившего вино и женщин, привыкли к нему и даже полюбили его больше, чем Оленина, который был для них загадкой.
Калмыки люди совершенно свободные и в калмыцких степях имеют свои куски земли или служат при чьих-либо табунах из рода в род, как единственные знатоки табунного дела. Они записаны в
казаки и отбывают воинскую повинность, гордо нося казачью фуражку и серьгу в левом ухе. Служа при табунах, они поселяются в кибитках, верстах в трех от зимовника, имеют свой скот и живут своей дикой
жизнью в своих диких степях.
Служба в полку приучила меня к дисциплине, к солдатской обстановке,
жизнь бурлацкая да бродяжная выбросила из моего лексикона слова: страх, ужас, страдание, усталость, а окружающие солдаты и
казаки казались мне скромными институтками сравнительно с моими прежними товарищами, вроде Орлова и Ноздри, Костыги, Улана и других удалых добрых молодцев.
— Папа, я прошу тебя, выпиши
казаков, потребуй денег на охрану. Тебе дадут. Я прошу тебя, как сын, и я прошу тебя от имени России, которой нужна твоя
жизнь.
Может быть, вы окружите себя
казаками, нагоните шпионов или уедете куда-нибудь и таким образом спасете свою
жизнь, и тогда мои слова могут вам принести пользу и привести вас на путь истинного служения интересам народа.
Когда и каким образом астраханский промышленник,
казак из Ставрополя, горнозаводский работник из Перми, рыболов из Колы — сойдутся хоть бы в Петербурге, в котором централизована вся государственная
жизнь наша и который от каждого из этих людей отстоит с лишком на 2000 верст?
— Не люблю я их
казаков особенно, — растягиваясь поудобнее на сене, ввязался в разговор третий. — Как звери какие-то влетят, врежутся нарубят, наколят и умчатся, словно шальные. Ничего не боятся, проклятые.
Жизнь свою в копейку ценят.
Академия нуждалась в президенте, и Кирилл Григорьевич, сам не сознавая ни значения ее, ни обязанностей, на него возложенных, очутился вдруг президентом императорской Российской академии наук. Очевидно, при отсутствии серьезного классического образования, при беспрестанных отвлечениях светской
жизни, недавний
казак, каким-то чудом преобразованный в придворного кавалера, не мог быть примерным президентом. Без руководителя невозможно было обойтись, и таковым стал знакомый с академией воспитатель его Теплов.
Во-первых, в Сибири открылась жестокая цинга, болезнь обыкновенная для новых пришельцев в климатах сырых, холодных в местах еще диких, мало населенных. Занемогли стрельцы, от них и
казаки, многие лишились силы, многие и
жизни.
Берег реки Чусовой в этом месте представлял собой большую поляну, граничащую с высоким вековым густым лесом. Утомленные непривычной работой веслами, — за время
жизни в строгановском поселке люди успели облениться, — и после бессонной ночи
казаки на мягкой траве заснули как убитые.
— И давно пора! — заметили некоторые из
казаков, которые в привольной
жизни томились от бездействия.
Грозный, неумолимый Ермак жалел воинов христианских в битвах, не жалел в случае преступления и казнил за всякое ослушание, за всякое дело постыдное, так как требовал от дружины не только повиновения, но и чистоты душевной, чтобы угодить вместе и царю земному, и царю Небесному. Он думал, что Бог даст ему победу скорее с малым числом доброжелательных воинов, нежели с большим закоренелых грешников, и
казаки его в пути и в столице сибирской вели
жизнь целомудренную: сражались и молились.
Это бездействие, да и вообще
жизнь с
казаками положительно тяготили Николая Герасимовича, и он решил ехать в штаб корпуса, просить перевода в регулярный полк или куда-нибудь еще ординарцем.
А когда после этого все благополучно уставилось и протекло немалое время, в течение которого
казаки перестали покушаться добывать себе назад лыцарство, милосердый бог судил Опанасу Опанасовичу «дождать лет своей
жизни», то он увидал сынов и дщерей, и сыны сынов, своих и дщерей, и обо всех о них позаботился, как истинный христианин, который знает, что заповедано в божием писании, у святого апостола Павла, к коринфянам во втором послании, в двенадцатой главе, в четырнадцатом стихе, где сказано, что «не должны бо суть чада родителем снискать имения, но родители чадам».
— Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. — И Петя подробно рассказал
казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил, и почему он считает, что лучше рисковать своею
жизнью, чем делать на обум Лазаря.
И он пошел — пошел и сел, как думал, у окна, так что ему видно всю свою хату, видно, как огонь горит; видно, как жинка там и сям мотается. Чудесно? И Керасенко сел себе да попивает, а сам все на свою хату посматривает; но откуда ни возьмись сама вдова Пиднебесная заметила эту его проделку, да и ну над ним подтрунивать: эх, мол, такой-сякой ты глупый
казак, — чего ты смотришь, — в
жизнь того не усмотришь.