Неточные совпадения
Он не верит и в мою любовь к сыну или презирает (как он всегда и подсмеивался), презирает это мое чувство, но он знает, что я не
брошу сына, не могу
бросить сына, что без сына не может быть для меня
жизни даже с тем, кого я люблю, но что,
бросив сына и убежав от него, я поступлю как самая позорная, гадкая женщина, — это он знает и знает, что я не в силах буду сделать этого».
— Да, но без шуток, — продолжал Облонский. — Ты пойми, что женщина, милое, кроткое, любящее существо, бедная, одинокая и всем пожертвовала. Теперь, когда уже дело сделано, — ты пойми, — неужели
бросить ее? Положим: расстаться, чтобы не разрушить семейную
жизнь; но неужели не пожалеть ее, не устроить, не смягчить?
Я тогда должна была
бросить мужа и начать
жизнь с начала.
Борис. Кабы я один, так бы ничего! Я бы
бросил все да уехал. А то сестру жаль. Он было и ее выписывал, да матушкины родные не пустили, написали, что больна. Какова бы ей здесь
жизнь была — и представить страшно.
Когда такую
жизнь ты
бросишь?
Лариса. Что вы говорите! Разве вы забыли? Так я вам опять повторю все сначала. Я год страдала, год не могла забыть вас,
жизнь стала для меня пуста; я решилась наконец выйти замуж за Карандышева, чуть не за первого встречного. Я думала, что семейные обязанности наполнят мою
жизнь и помирят меня с ней. Явились вы и говорите: «
Брось все, я твой». Разве это не право? Я думала, что ваше слово искренне, что я его выстрадала.
Паратов. Я
брошу все расчеты, и уж никакая сила не вырвет вас у меня; разве вместе с моею
жизнью.
Кнуров. Да она-то не та же. Ведь чтоб
бросить жениха чуть не накануне свадьбы, надо иметь основание. Вы подумайте: Сергей Сергеич приехал на один день, и она
бросает для него жениха, с которым ей жить всю
жизнь. Значит, она надежду имеет на Сергея Сергеича; иначе зачем он ей!
«Прощай, конечно, мы никогда больше не увидимся. Я не такая подлая, как тебе расскажут, я очень несчастная. Думаю, что и ты тоже» — какие-то слова густо зачеркнуты — «такой же. Если только можешь,
брось все это. Нельзя всю
жизнь прятаться, видишь.
Брось, откажись, я говорю потому, что люблю, жалею тебя».
И Ольга не справлялась, поднимет ли страстный друг ее перчатку, если б она
бросила ее в пасть ко льву, бросится ли для нее в бездну, лишь бы она видела симптомы этой страсти, лишь бы он оставался верен идеалу мужчины, и притом мужчины, просыпающегося чрез нее к
жизни, лишь бы от луча ее взгляда, от ее улыбки горел огонь бодрости в нем и он не переставал бы видеть в ней цель
жизни.
И вспомнил он свою Полтаву,
Обычный круг семьи, друзей,
Минувших дней богатство, славу,
И песни дочери своей,
И старый дом, где он родился,
Где знал и труд и мирный сон,
И всё, чем в
жизни насладился,
Что добровольно
бросил он,
И для чего?
Уныние поглотило его: у него на сердце стояли слезы. Он в эту минуту непритворно готов был
бросить все, уйти в пустыню, надеть изношенное платье, есть одно блюдо, как Кирилов, завеситься от
жизни, как Софья, и мазать, мазать до упаду, переделать Софью в блудницу.
— Да, а ребятишек
бросила дома — они ползают с курами, поросятами, и если нет какой-нибудь дряхлой бабушки дома, то
жизнь их каждую минуту висит на волоске: от злой собаки, от проезжей телеги, от дождевой лужи… А муж ее бьется тут же, в бороздах на пашне, или тянется с обозом в трескучий мороз, чтоб добыть хлеба, буквально хлеба — утолить голод с семьей, и, между прочим, внести в контору пять или десять рублей, которые потом приносят вам на подносе… Вы этого не знаете: «вам дела нет», говорите вы…
— Черт с ними, с большими картинами! — с досадой сказал Райский, — я
бросил почти живопись. В одну большую картину надо всю
жизнь положить, а не выразишь и сотой доли из того живого, что проносится мимо и безвозвратно утекает. Я пишу иногда портреты…
Повыситься из статских в действительные статские, а под конец, за долговременную и полезную службу и «неусыпные труды», как по службе, так и в картах, — в тайные советники, и
бросить якорь в порте, в какой-нибудь нетленной комиссии или в комитете, с сохранением окладов, — а там, волнуйся себе человеческий океан, меняйся век, лети в пучину судьба народов, царств, — все пролетит мимо его, пока апоплексический или другой удар не остановит течение его
жизни.
— Да, кузина, вы будете считать потерянною всякую минуту, прожитую, как вы жили и как живете теперь… Пропадет этот величавый, стройный вид, будете задумываться, забудете одеться в это несгибающееся платье… с досадой
бросите массивный браслет, и крестик на груди не будет лежать так правильно и покойно. Потом, когда преодолеете предков, тетушек, перейдете Рубикон — тогда начнется
жизнь… мимо вас будут мелькать дни, часы, ночи…
— Да, — перебил он, — и засидевшаяся канарейка, когда отворят клетку, не летит, а боязливо прячется в гнездо. Вы — тоже. Воскресните, кузина, от сна,
бросьте ваших Catherine, madame Basile, [Катрин, мадам Базиль (фр.).] эти выезды — и узнайте другую
жизнь. Когда запросит сердце свободы, не справляйтесь, что скажет кузина…
Нет, — горячо и почти грубо напал он на Райского, —
бросьте эти конфекты и подите в монахи, как вы сами удачно выразились, и отдайте искусству все, молитесь и поститесь, будьте мудры и, вместе, просты, как змеи и голуби, и что бы ни делалось около вас, куда бы ни увлекала
жизнь, в какую яму ни падали, помните и исповедуйте одно учение, чувствуйте одно чувство, испытывайте одну страсть — к искусству!
Он убаюкивался этою тихой
жизнью, по временам записывая кое-что в роман: черту, сцену, лицо, записал бабушку, Марфеньку, Леонтья с женой, Савелья и Марину, потом смотрел на Волгу, на ее течение, слушал тишину и глядел на сон этих рассыпанных по прибрежью сел и деревень, ловил в этом океане молчания какие-то одному ему слышимые звуки и шел играть и петь их, и упивался, прислушиваясь к созданным им мотивам,
бросал их на бумагу и прятал в портфель, чтоб, «со временем», обработать — ведь времени много впереди, а дел у него нет.
От этого,
бросая в горячем споре бомбу в лагерь неуступчивой старины, в деспотизм своеволия, жадность плантаторов, отыскивая в людях людей, исповедуя и проповедуя человечность, он добродушно и снисходительно воевал с бабушкой, видя, что под старыми, заученными правилами таился здравый смысл и житейская мудрость и лежали семена тех начал, что безусловно присвоивала себе новая
жизнь, но что было только завалено уродливыми формами и наростами в старой.
Или, как огонь, осветит путь, вызовет силы, закалит их энергией и
бросит трепет, жар, негу и страсть в каждый момент, в каждую мысль… направит
жизнь, поможет угадать ее смысл, задачу и совершить ее.
— Что же, cousin, чему я должна верить: им ли? — она указала на предков, — или,
бросив все, не слушая никого, вмешаться в толпу и жить «новою
жизнью»?
Нервы поют ему какие-то гимны, в нем плещется
жизнь, как море, и мысли, чувства, как волны, переливаются, сталкиваются и несутся куда-то,
бросают кругом брызги, пену.
«Сохрани вас Боже! — закричал один бывалый человек, —
жизнь проклянете! Я десять раз ездил по этой дороге и знаю этот путь как свои пять пальцев. И полверсты не проедете,
бросите. Вообразите, грязь, брод; передняя лошадь ушла по пояс в воду, а задняя еще не сошла с пригорка, или наоборот. Не то так передняя вскакивает на мост, а задняя задерживает: вы-то в каком положении в это время? Между тем придется ехать по ущельям, по лесу, по тропинкам, где качка не пройдет. Мученье!»
Так он очищался и поднимался несколько раз; так это было с ним в первый раз, когда он приехал на лето к тетушкам. Это было самое живое, восторженное пробуждение. И последствия его продолжались довольно долго. Потом такое же пробуждение было, когда он
бросил статскую службу и, желая жертвовать
жизнью, поступил во время войны в военную службу. Но тут засорение произошло очень скоро. Потом было пробуждение, когда он вышел в отставку и, уехав за границу, стал заниматься живописью.
Вспомнила она, как она в открытом, залитом вином красном шелковом платье, с красным бантом в спутанных волосах, измученная и ослабевшая и опьяненная, проводив гостей к двум часам ночи, подсела в промежуток танцев к худой, костлявой, прыщеватой аккомпаньяторше скрипача и стала жаловаться ей на свою тяжелую
жизнь, и как эта аккомпаньяторша тоже говорила, что тяготится своим положением и хочет переменить его, и как к ним подошла Клара, и как они вдруг решили все три
бросить эту
жизнь.
Нужно лишь малое семя, крохотное:
брось он его в душу простолюдина, и не умрет оно, будет жить в душе его во всю
жизнь, таиться в нем среди мрака, среди смрада грехов его, как светлая точка, как великое напоминание.
Но когда-нибудь надо же и нам начать нашу
жизнь трезво и вдумчиво, надо же и нам
бросить взгляд на себя как на общество, надо же и нам хоть что-нибудь в нашем общественном деле осмыслить или только хоть начать осмысление наше.
Уходит наконец от них, не выдержав сам муки сердца своего, бросается на одр свой и плачет; утирает потом лицо свое и выходит сияющ и светел и возвещает им: «Братья, я Иосиф, брат ваш!» Пусть прочтет он далее о том, как обрадовался старец Иаков, узнав, что жив еще его милый мальчик, и потянулся в Египет,
бросив даже Отчизну, и умер в чужой земле, изрекши на веки веков в завещании своем величайшее слово, вмещавшееся таинственно в кротком и боязливом сердце его во всю его
жизнь, о том, что от рода его, от Иуды, выйдет великое чаяние мира, примиритель и спаситель его!
И что бы там ни случилось с нами потом в
жизни, хотя бы мы и двадцать лет потом не встречались, — все-таки будем помнить о том, как мы хоронили бедного мальчика, в которого прежде
бросали камни, помните, там у мостика-то? — а потом так все его полюбили.
После охоты я чувствовал усталость. За ужином я рассказывал Дерсу о России, советовал ему
бросить жизнь в тайге, полную опасности и лишений, и поселиться вместе со мной в городе, но он по-прежнему молчал и о чем-то крепко думал.
— Нет, Вера Павловна, у меня другое чувство. Я вам хочу сказать, какой он добрый; мне хочется, чтобы кто-нибудь знал, как я ему обязана, а кому сказать кроме вас? Мне это будет облегчение. Какую
жизнь я вела, об этом, разумеется, нечего говорить, — она у всех таких бедных одинакая. Я хочу сказать только о том, как я с ним познакомилась. Об нем так приятно говорить мне; и ведь я переезжаю к нему жить, — надобно же вам знать, почему я
бросаю мастерскую.
А ведь я только три года носила корсет, я
бросила его еще до нынешней нашей
жизни.
«Так вы
бросьте такую
жизнь».
Это черта любопытная; в последние лет десять стала являться между некоторыми лучшими из медицинских студентов решимость не заниматься, по окончании курса, практикою, которая одна дает медику средства для достаточной
жизни, и при первой возможности
бросить медицину для какой-нибудь из ее вспомогательных наук — для физиологии, химии, чего-нибудь подобного.
Крюкова не хотела быть причиною семейного раздора, да если б и хотела, уж не имела спокойной
жизни на прежней должности, и
бросила ее.
Жены сосланных в каторжную работу лишались всех гражданских прав,
бросали богатство, общественное положение и ехали на целую
жизнь неволи в страшный климат Восточной Сибири, под еще страшнейший гнет тамошней полиции. Сестры, не имевшие права ехать, удалялись от двора, многие оставили Россию; почти все хранили в душе живое чувство любви к страдальцам; но его не было у мужчин, страх выел его в их сердце, никто не смел заикнуться о несчастных.
И когда придет час меры в злодействах тому человеку, подыми меня, Боже, из того провала на коне на самую высокую гору, и пусть придет он ко мне, и
брошу я его с той горы в самый глубокий провал, и все мертвецы, его деды и прадеды, где бы ни жили при
жизни, чтобы все потянулись от разных сторон земли грызть его за те муки, что он наносил им, и вечно бы его грызли, и повеселился бы я, глядя на его муки!
Может быть, он представлял себе, что где-нибудь в неведомом свете стали настоящими господами и те двое людей, которые
бросили его в
жизнь и забыли…
Ему оставалось немного дослужить до пенсии. В период молодой неудовлетворенности он дважды
бросал службу, и эти два — три года теперь недоставали до срока. Это заставляло его сильно страдать: дотянуть во что бы то ни стало, оставить пенсию семье — было теперь последней задачей его
жизни.
Происходили странные превращения, и, может быть, самым удивительным из них было то, что Харитон Артемьич, увлеченный новым делом, совершенно
бросил пить. Сразу
бросил, так что Анфуса Гавриловна даже испугалась, потому что видела в этом недобрый признак. Всю
жизнь человек пил, а тут точно ножом обрезал.
Ведь бывали же на Руси примеры, что мальчики, одержимые страстью к науке,
бросали все и шли учиться, не заботясь ни о мнении родных, ни о какой поддержке в
жизни…
— Если вы не
бросите сейчас же этих мерзких людей, то я всю
жизнь, всю
жизнь буду вас одного ненавидеть! — прошептала Аглая; она была как бы в исступлении, но она отвернулась, прежде чем князь успел на нее взглянуть. Впрочем, ему уже нечего и некого было
бросать: больного Ипполита тем временем успели кое-как усадить на извозчика, и дрожки отъехали.
Если же знание и целая
жизнь этой работы вознесут вас наконец до того, что вы в состоянии будете
бросить громадное семя, оставить миру в наследство громадную мысль, то…
—
Жизнь треклятая! — проговорил Прокопий,
бросая свою шапку о пол. — Очумел я с бабами, Яша…
Розанов никак не мог додумать, что это за штука, и теперь ему стали понятны слова Стрепетова; но как дело уже было кончено, то Розанов так это и
бросил. Ему ужасно тяжело и неприятно было возвращаться к памятникам прошедшего, кипучего периода его московской
жизни.
«Если бы меня судьба не изломала так жестоко, — подумала Тамара, с удовольствием следя за его движениями, — то вот человек, которому я
бросила бы свою
жизнь шутя, с наслаждением, с улыбкой, как
бросают возлюбленному сорванную розу…»
Мать, в свою очередь, пересказывала моему отцу речи Александры Ивановны, состоявшие в том, что Прасковью Ивановну за богатство все уважают, что даже всякий новый губернатор приезжает с ней знакомиться; что сама Прасковья Ивановна никого не уважает и не любит; что она своими гостями или забавляется, или ругает их в глаза; что она для своего покоя и удовольствия не входит ни в какие хозяйственные дела, ни в свои, ни в крестьянские, а все предоставила своему поверенному Михайлушке, который от крестьян пользуется и наживает большие деньги, а дворню и лакейство до того избаловал, что вот как они и с нами, будущими наследниками, поступили; что Прасковья Ивановна большая странница, терпеть не может попов и монахов, и нищим никому копеечки не подаст; молится богу по капризу, когда ей захочется, — а не захочется, то и середи обедни из церкви уйдет; что священника и причет содержит она очень богато, а никого из них к себе в дом не пускает, кроме попа с крестом, и то в самые большие праздники; что первое ее удовольствие летом — сад, за которым она ходит, как садовник, а зимою любит она петь песни, слушать, как их поют, читать книжки или играть в карты; что Прасковья Ивановна ее, сироту, не любит, никогда не ласкает и денег не дает ни копейки, хотя позволяет выписывать из города или покупать у разносчиков все, что Александре Ивановне вздумается; что сколько ни просили ее посторонние почтенные люди, чтоб она своей внучке-сиротке что-нибудь при
жизни назначила, для того чтоб она могла жениха найти, Прасковья Ивановна и слышать не хотела и отвечала, что Багровы родную племянницу не
бросят без куска хлеба и что лучше век оставаться в девках, чем навязать себе на шею мужа, который из денег женился бы на ней, на рябой кукушке, да после и вымещал бы ей за то.
— Соблазнить, изменить и
бросить женщину — это, по-твоему, не подло? Вы, Юлия, еще молоды, и потому о многом еще не можете и судить!.. — И m-lle Прыхина приняла даже при этом несколько наставнический тон. — Вот, когда сами испытаете что-нибудь подобное в
жизни, так и поймете, каково это перенести каждой женщине и девушке.
— Попервоначалу она тоже с ним уехала; но, видно, без губернаторства-то денег у него немножко в умалении сделалось, она из-за него другого стала иметь. Это его очень тронуло, и один раз так, говорят, этим огорчился, что крикнул на нее за то, упал и мертв очутился; но и ей тоже не дал бог за то долгого веку: другой-то этот самый ее
бросил, она — третьего, четвертого, и при таком пути своей
жизни будет ли прок, — померла, говорят, тоже нынешней весной!