Неточные совпадения
Из людей и вообще из каких-либо
живых существ не попадалось никого, и только вдали как будто бы что-то такое пробежало, и вряд ли не стая
волков.
— А ловко напугал
Волка наш Заяц! — решили все. — Если бы не он, так не уйти бы нам
живыми… Да где же он, наш бесстрашный Заяц?..
Живых лис и
волков достают для того, чтоб притравливать на них молодых собак, которые иногда не берут этих зверей:
волка — потому, что он силен и жестоко кусается, а лису — потому, что она отыгрывается от молодых собак, которые по неопытности принимают ее за такую же, как они, собаку и начинают с нею играть; лиса же, при первой удобной местности, от них скрывается и уходит; разумеется, эта хитрость не обманет старых, вловившихся собак.
Много раз езжал я с другими охотниками на охоту за
волками с
живым поросенком, много раз караулил
волков на привадах, много раз подстерегал тех же
волков из-под гончих, стоя на самом лучшем лазу из острова, в котором находилась целая волчья выводка, — и ни одного
волка в глаза не видал. Но вот что случилось со мной в молодости. Это было в 1811 году, 21 сентября.
Она,
Черной зависти полна,
Бросив зеркальце под лавку,
Позвала к себе Чернавку
И наказывает ей,
Сенной девушке своей,
Весть царевну в глушь лесную
И, связав ее,
живуюПод сосной оставить там
На съедение
волкам.
Покойный дядя был страстный любитель псовой охоты. Он ездил с борзыми и травил
волков, зайцев и лисиц. Кроме того, в его охоте были особенные собаки, которые брали медведей. Этих собак называли «пьявками». Они впивались в зверя так, что их нельзя было от него оторвать. Случалось, что медведь, в которого впивалась зубами пиявка, убивал ее ударом своей ужасной лапы или разрывал ее пополам, но никогда не бывало, чтобы пьявка отпала от зверя
живая.
Волка ей однажды
живого привел…
— Да, съели б меня
волки, некому бы и гостинцев из городу вам привезти, — через несколько минут ласково молвил Патап Максимыч. — Девки!.. Тащите чемодан, что с медными гвоздями…
Живей у меня… Не то осерчаю и гостинцев не дам.
Красный татарин вошел, проговорил что-то, точно ругается, и стал; облокотился на притолку, кинжалом пошевеливает, как
волк исподлобья косится на Жилина. А черноватый, — быстрый,
живой, так весь на пружинах и ходит, — подошел прямо к Жилину, сел на корточки, оскаливается, потрепал его по плечу, что-то начал часто-часто по-своему лопотать, глазами подмигивает, языком прищелкивает, все приговаривает: «корошо урус! корошо урус!»
Они так и начали — отрезали у
живой овцы «четверть», спекли ее и съели, а остальное оставили в овраге, — а сюда пришел в самом деле
волк и прекратил терзательные мучения овцы и сволок и сожрал ее всю без остатка, а пастухи, не найдя овцы на другой день, заподозрили друг друга в краже, подрались и друг друга выдали.
Но человек, занятый только залечиванием своих ног, когда ему их оторвали на поле сражения, на котором он отрывал ноги другим, или занятый только тем, чтобы провести наилучшим образом свое время в одиночной синей тюрьме, после того как он сам прямо или косвенно засадил туда людей, или человек, только заботящийся о том, чтобы отбиться и убежать от
волков, разрывающих его, после того как он сам зарезал тысячи
живых существ и съел; — человек не может находить, что всё это, случающееся с ним, есть то самое, что должно быть.
— «А зачем же ты их ешь? Ведь они, эти цыплята, такие же
живые, как и ты. Каждое утро — пойди посмотри, как их ловят, как повар несет их на кухню, как перерезают им горло, как их матка кудахчет о том, что цыплят у нее берут. Видел ты это?» — говорит
волк.
Письмо было написано в неосторожных выражениях в минуты безмятежного спокойствия, в чаду от блаженства, его ожидавшего. О
Волке, которого он почитал своим врагом, ходили слухи, что он убежал в Царство Польское, знали, что окна в доме его заколочены наглухо, на дворе ни
живой души; с других сторон не ожидалось опасности.
С счастливыми, измученными лицами,
живого, матерого
волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться.
— А за что, Люба? Ты подумай: ведь я правда две ночи не спал, как
волк бегал по городу. Ну и выдашь ты меня, ну и заберут меня — тебе какая от этого радость? Так ведь я, Люба, живой-то еще и не сдамся…