Неточные совпадения
Женщины имеют
право рожать детей только зимой, потому что нарушение этого правила может воспрепятствовать успешному ходу летних работ.
— Я, напротив, полагаю, что эти два вопроса неразрывно связаны, — сказал Песцов, — это ложный круг.
Женщина лишена
прав по недостатку образования, а недостаток образования происходит от отсутствия
прав. — Надо не забывать того, что порабощение
женщин так велико и старо, что мы часто не хотим понимать ту пучину, которая отделяет их от нас, — говорил он.
В затеянном разговоре о
правах женщин были щекотливые при дамах вопросы о неравенстве
прав в браке. Песцов во время обеда несколько раз налетал на эти вопросы, но Сергей Иванович и Степан Аркадьич осторожно отклоняли его.
— Всё равно, что я бы искал
права быть кормилицей и обижался бы, что
женщинам платят, а мне не хотят, — сказал старый князь.
— О моралист! Но ты пойми, есть две
женщины: одна настаивает только на своих
правах, и
права эти твоя любовь, которой ты не можешь ей дать; а другая жертвует тебе всем и ничего не требует. Что тебе делать? Как поступить? Тут страшная драма.
Для Кити точно так же, казалось, должно бы быть интересно то, что они говорили о
правах и образовании
женщин.
— Но если
женщины, как редкое исключение, и могут занимать эти места, то, мне кажется, вы неправильно употребили выражение «
правà». Вернее бы было сказать: обязанности. Всякий согласится, что, исполняя какую-нибудь должность присяжного, гласного, телеграфного чиновника, мы чувствуем, что исполняем обязанность. И потому вернее выразиться, что
женщины ищут обязанностей, и совершенно законно. И можно только сочувствовать этому их желанию помочь общему мужскому труду.
— Мы здесь не умеем жить, — говорил Петр Облонский. — Поверишь ли, я провел лето в Бадене; ну,
право, я чувствовал себя совсем молодым человеком. Увижу
женщину молоденькую, и мысли… Пообедаешь, выпьешь слегка — сила, бодрость. Приехал в Россию, — надо было к жене да еще в деревню, — ну, не поверишь, через две недели надел халат, перестал одеваться к обеду. Какое о молоденьких думать! Совсем стал старик. Только душу спасать остается. Поехал в Париж — опять справился.
— Обязанности сопряжены с
правами; власть, деньги, почести: их-то ищут
женщины, — сказал Песцов.
— Но мы стоим за принцип, за идеал! — звучным басом возражал Песцов. —
Женщина хочет иметь
право быть независимою, образованною. Она стеснена, подавлена сознанием невозможности этого.
В женском вопросе он был на стороне крайних сторонников полной свободы
женщин и в особенности их
права на труд, но жил с женою так, что все любовались их дружною бездетною семейною жизнью, и устроил жизнь своей жены так, что она ничего не делала и не могла делать, кроме общей с мужем заботы, как получше и повеселее провести время.
Остальную часть вечера я провел возле Веры и досыта наговорился о старине… За что она меня так любит,
право, не знаю! Тем более что это одна
женщина, которая меня поняла совершенно, со всеми моими мелкими слабостями, дурными страстями… Неужели зло так привлекательно?..
— Прошу вас, — продолжал я тем же тоном, — прошу вас сейчас же отказаться от ваших слов; вы очень хорошо знаете, что это выдумка. Я не думаю, чтоб равнодушие
женщины к вашим блестящим достоинствам заслуживало такое ужасное мщение. Подумайте хорошенько: поддерживая ваше мнение, вы теряете
право на имя благородного человека и рискуете жизнью.
— Голова немного кружится, только не в том дело, а в том, что мне так грустно, так грустно! точно
женщине…
право! Смотри, это что? Смотри! смотри!
— Дебатирован был в последнее время вопрос: имеет ли
право член коммуны входить к другому члену в комнату, к мужчине или
женщине, во всякое время… ну, и решено, что имеет…
Паратов. Мне не для любопытства, Лариса Дмитриевна, меня интересуют чисто теоретические соображения. Мне хочется знать, скоро ли
женщина забывает страстно любимого человека: на другой день после разлуки с ним, через неделю или через месяц… имел ли
право Гамлет сказать матери, что она «башмаков еще не износила» и так далее…
— Ты матери своей не знаешь, Евгений. Она не только отличная
женщина, она очень умна,
право. Сегодня утром она со мной с полчаса беседовала, и так дельно, интересно.
Тетушка Анны Сергеевны, княжна Х……я, худенькая и маленькая
женщина с сжатым в кулачок лицом и неподвижными злыми глазами под седою накладкой, вошла и, едва поклонившись гостям, опустилась в широкое бархатное кресло, на которое никто, кроме ее, не имел
права садиться. Катя поставила ей скамейку под ноги: старуха не поблагодарила ее, даже не взглянула на нее, только пошевелила руками под желтою шалью, покрывавшею почти все ее тщедушное тело. Княжна любила желтый цвет: у ней и на чепце были ярко-желтые ленты.
— Не за бабенок, а за
права женщин, которые я поклялась защищать до последней капли крови.
Самгин следил, как соблазнительно изгибается в руках офицера с черной повязкой на
правой щеке тонкое тело высокой
женщины с обнаженной до пояса спиной, смотрел и привычно ловил клочки мудрости человеческой. Он давно уже решил, что мудрость, схваченная непосредственно у истока ее, из уст людей, — правдивее, искренней той, которую предлагают книги и газеты. Он имел
право думать, что особенно искренна мудрость пьяных, а за последнее время ему казалось, что все люди нетрезвы.
— Ого, вы кусаетесь? Нет,
право же, он недюжинный, — примирительно заговорила она. — Я познакомилась с ним года два тому назад, в Нижнем, он там не привился. Город меркантильный и ежегодно полтора месяца сходит с ума: все купцы, купцы, эдакие огромные, ярмарка,
женщины, потрясающие кутежи. Он там сильно пил, нажил какую-то болезнь. Я научила его как можно больше кушать сладостей, это совершенно излечивает от пьянства. А то он, знаете, в ресторанах философствовал за угощение…
Самгин отошел от окна, лег на диван и стал думать о
женщинах, о Тосе, Марине. А вечером, в купе вагона, он отдыхал от себя, слушая непрерывную, возбужденную речь Ивана Матвеевича Дронова. Дронов сидел против него, держа в руке стакан белого вина, бутылка была зажата у него между колен, ладонью
правой руки он растирал небритый подбородок, щеки, и Самгину казалось, что даже сквозь железный шум под ногами он слышит треск жестких волос.
— Пушкин —
прав: «Сладостное внимание
женщин — почти единственная цель наших усилий».
«Ницше —
прав: к
женщине надо подходить с плетью в руке. Следовало бы прибавить: с конфектой в другой».
—
Женщина имеет очень обоснованное
право считать поэзию ложью, — негромко, но твердо сказала Спивак.
— Да, — тут многое от церкви, по вопросу об отношении полов все вообще мужчины мыслят более или менее церковно. Автор — умный враг и —
прав, когда он говорит о «не тяжелом, но губительном господстве
женщины». Я думаю, у нас он первый так решительно и верно указал, что
женщина бессознательно чувствует свое господство, свое центральное место в мире. Но сказать, что именно она является первопричиной и возбудителем культуры, он, конечно, не мог.
— Папашей именует меня, а
право на это — потерял, жена от него сбежала, да и не дочью она мне была, а племянницей. У меня своих детей не было: при широком выборе не нашел
женщины, годной для материнства, так что на перекладных ездил… — Затем он неожиданно спросил: — К политической партии какой-нибудь принадлежите?
Молодая
женщина в пенсне перевязывала ему платком ладонь левой руки,
правою он растирал опухоль на лбу, его окружало человек шесть таких же измятых, вывалянных в снегу.
— Пред
женщиной два пути: или героическое материнство или приятное свинство, — Тимофей был
прав.
Редко слышал он возгласы восторга, а если они раздавались, то чаще всего из уст
женщин пред витринами текстильщиков и посудников, парфюмеров, ювелиров и меховщиков. Впрочем, можно было думать, что большинство людей немело от обилия впечатлений. Но иногда Климу казалось, что только похвалы
женщин звучат искренней радостью, а в суждениях мужчин неудачно скрыта зависть. Он даже подумал, что, быть может, Макаров
прав:
женщина лучше мужчины понимает, что все в мире — для нее.
Остаток вечера он провел в мыслях об этой
женщине, а когда они прерывались, память показывала темное, острое лицо Варвары, с плотно закрытыми глазами, с кривой улыбочкой на губах, — неплотно сомкнутые с
правой стороны, они открывали три неприятно белых зуба, с золотой коронкой на резце. Показывала пустынный кусок кладбища, одетый толстым слоем снега, кучи комьев рыжей земли, две неподвижные фигуры над могилой, только что зарытой.
«Дронов выпросит у этого кота денег на газету и уступит ему
женщину, подлец, — окончательно решил он. Не хотелось сознаться, что это решение огорчает и возмущает его сильнее, чем можно было ожидать. Он тотчас же позаботился отойти в сторону от обидной неудачи. — А эта еврейка —
права. Вопросами внешней политики надобно заняться. Да».
А осмотр усилил раздражение Самгина, невольно заставив его согласиться, что Туробоев
прав: в этом капище собрались действительно отборные люди: среди мужчин преобладали толстые, лысые, среди
женщин — пожилые и более или менее жестоко оголенные.
— Сбоку, — подхватила Пелагея Ивановна, — означает вести; брови чешутся — слезы; лоб — кланяться; с
правой стороны чешется — мужчине, с левой —
женщине; уши зачешутся — значит, к дождю, губы — целоваться, усы — гостинцы есть, локоть — на новом месте спать, подошвы — дорога…
Право любоваться мною бескорыстно и не сметь подумать о взаимности, когда столько других
женщин сочли бы себя счастливыми…»
Но отчего же так? Ведь она госпожа Обломова, помещица; она могла бы жить отдельно, независимо, ни в ком и ни в чем не нуждаясь? Что ж могло заставить ее взять на себя обузу чужого хозяйства, хлопот о чужих детях, обо всех этих мелочах, на которые
женщина обрекает себя или по влечению любви, по святому долгу семейных уз, или из-за куска насущного хлеба? Где же Захар, Анисья, ее слуги по всем
правам? Где, наконец, живой залог, оставленный ей мужем, маленький Андрюша? Где ее дети от прежнего мужа?
— Какая еще свежая, здоровая
женщина и какая хозяйка!
Право бы, замуж ей… — говорил он сам себе и погружался в мысль… об Ольге.
Обломов хотя и прожил молодость в кругу всезнающей, давно решившей все жизненные вопросы, ни во что не верующей и все холодно, мудро анализирующей молодежи, но в душе у него теплилась вера в дружбу, в любовь, в людскую честь, и сколько ни ошибался он в людях, сколько бы ни ошибся еще, страдало его сердце, но ни разу не пошатнулось основание добра и веры в него. Он втайне поклонялся чистоте
женщины, признавал ее власть и
права и приносил ей жертвы.
Зато Обломов был
прав на деле: ни одного пятна, упрека в холодном, бездушном цинизме, без увлечения и без борьбы, не лежало на его совести. Он не мог слушать ежедневных рассказов о том, как один переменил лошадей, мебель, а тот —
женщину… и какие издержки повели за собой перемены…
— По какому
праву? А по такому, что вы оскорбили
женщину в моем доме, и если б я допустил это, то был бы жалкая дрянь. Вы этого не понимаете, тем хуже для вас!..
— Да, конечно. Она даже ревнует меня к моим грекам и римлянам. Она их терпеть не может, а живых людей любит! — добродушно смеясь, заключил Козлов. — Эти
женщины,
право, одни и те же во все времена, — продолжал он. — Вон у римских матрон, даже у жен кесарей, консулов патрициев — всегда хвост целый… Мне — Бог с ней: мне не до нее, это домашнее дело! У меня есть занятие. Заботлива, верна — и я иногда, признаюсь, — шепотом прибавил он, — изменяю ей, забываю, есть ли она в доме, нет ли…
«Этот умок помогает с успехом пробавляться в обиходной жизни, делать мелкие делишки, прятать грешки и т. д. Но когда
женщинам возвратят их
права — эта тонкость, полезная в мелочах и почти всегда вредная в крупных, важных делах, уступит место прямой человеческой силе — уму».
А сами потихоньку делают то же самое — и еще ухитрились себе присвоивать это
право, а
женщинам не давать его!
Перед ним было прекрасное явление, с задатками такого сильного, мучительного, безумного счастья, но оно было недоступно ему: он лишен был
права не только выражать желания, даже глядеть на нее иначе, как на сестру, или как глядят на чужую, незнакомую
женщину.
Но не требовать этого, значит тоже ничего не требовать, оскорблять
женщину, ее человеческую натуру, творчество Бога, значит прямо и грубо отказывать ей в
правах на равенство с мужчиной, на что
женщины справедливо жалуются.
Русские
женщины дурнеют быстро, красота их только мелькнет, и,
право, это не от одних только этнографических особенностей типа, а и оттого еще, что они умеют любить беззаветно.
— И лень, и претит. Одна умная
женщина мне сказала однажды, что я не имею
права других судить потому, что «страдать не умею», а чтобы стать судьей других, надо выстрадать себе
право на суд. Немного высокопарно, но в применении ко мне, может, и правда, так что я даже с охотой покорился суждению.
Но опять-таки повторю: та сцена у мамы, тот расколотый образ хоть бесспорно произошли под влиянием настоящего двойника, но мне всегда с тех пор мерещилось, что отчасти тут и некоторая злорадная аллегория, некоторая как бы ненависть к ожиданиям этих
женщин, некоторая злоба к их
правам и к их суду, и вот он, пополам с двойником, и разбил этот образ!
Только я это сказала — взвизгнула она, топнула: «Подлых, говорит, вы чувств
женщина, старого вы, говорит, воспитания на крепостном
праве!»…
Право, она была красива сегодня, и в голове Половодова мелькнула собственная счастливая мысль: чего искать необходимую для дела
женщину, когда она стоит перед ним?..