Неточные совпадения
— Миловидка, Миловидка… Вот граф его и начал упрашивать: «Продай мне, дескать, твою собаку: возьми, что хочешь». — «Нет, граф, говорит, я не купец: тряпицы ненужной не продам, а из чести хоть
жену готов уступить, только не Миловидку… Скорее себя самого в полон отдам». А Алексей Григорьевич его похвалил: «Люблю», — говорит. Дедушка-то ваш ее назад в карете повез; а как умерла Миловидка, с музыкой в саду ее похоронил — псицу похоронил и камень с надписью над псицей поставил.
Вернувшись домой, Галактион почувствовал себя чужим в стенах, которые сам строил. О себе и о
жене он не беспокоился, а вот что будет с детишками? У него даже сердце защемило при мысли о детях. Он больше других любил первую дочь Милочку, а старший сын был баловнем матери и
дедушки. Младшая Катя росла как-то сама по себе, и никто не обращал на нее внимания.
В первые же дни по приезде мать подружилась с веселой постоялкой,
женой военного, и почти каждый вечер уходила в переднюю половину дома, где бывали и люди от Бетленга — красивые барыни, офицера.
Дедушке это не нравилось, не однажды, сидя в кухне, за ужином, он грозил ложкой и ворчал...
В другой раз дядя, вооруженный толстым колом, ломился со двора в сени дома, стоя на ступенях черного крыльца и разбивая дверь, а за дверью его ждали
дедушка, с палкой в руках, двое постояльцев, с каким-то дрекольем, и
жена кабатчика, высокая женщина, со скалкой; сзади их топталась бабушка, умоляя...
Ну, вот и пришли они, мать с отцом, во святой день, в прощеное воскресенье, большие оба, гладкие, чистые; встал Максим-то против
дедушки — а дед ему по плечо, — встал и говорит: «Не думай, бога ради, Василий Васильевич, что пришел я к тебе по приданое, нет, пришел я отцу
жены моей честь воздать».
— Это все Тарас… — говорила серьезно Наташка. — Он везде смутьянит. В Тайболе-то и слыхом не слыхать, чтобы золотом занимались. Отстать бы и тебе, тятька, от Тараса, потому совсем он пропащий человек… Вон
жену Татьяну
дедушке на шею посадил с ребятишками, а сам шатуном шатается.
— Что пролетело по душе его в эти минуты, какая борьба совершилась у железной воли с отцовскою любовью и разумностью, как уступил победу упорный дух?.. трудно себе представить; но когда раздался за дверью голос Мазана: «Кушанье готово»,
дедушка вышел спокоен, и ожидавшие его
жена и дочери, каждая у своего стула, не заметили на слегка побледневшем лице его ни малейшего гнева; напротив, он был спокойнее, чем поутру, даже веселее, и кушал очень аппетитно.
«Что это, прости господи! — ни себе, ни людям!» — думал Глеб, который никак не мог взять в толк причины отказов старика; он не понимал ее точно так же, как не понимал, чтобы смерть
жены могла заставить
дедушку Кондратия наложить на себя обещание вечного поста.
Лучше о себе подумайте, — продолжал Глеб (
жена его, Дуня, приемыш и
дедушка Кондратий окружили лавку), — о себе, говорю, подумайте: оставляю вам немного…
Гришка был один в сенях: ну что, если
жена, старуха или
дедушка Кондратий, пробужденные шумом, выбегут вдруг из избы?..
— Нет, Глеб Савиныч, оставь лучше, не тронь его… пожалуй, хуже будет… Он тогда злобу возьмет на нее… ведь муж в
жене своей властен. Человека не узнаешь: иной лютее зверя. Полно, перестань, уйми свое сердце… Этим не пособишь. Повенчаем их; а там будь воля божья!.. Эх, Глеб Савиныч! Не ему, нет, не ему прочил я свою дочку! — неожиданно заключил
дедушка Кондратий.
В подвале жил сапожник Перфишка с больной, безногою
женой и дочкой лет семи, тряпичник
дедушка Еремей, нищая старуха, худая, крикливая, её звали Полоротой, и извозчик Макар Степаныч, человек пожилой, смирный, молчаливый.
— Не думаю, чтобы совсем! От обстоятельств это будет зависеть!.. — проговорил он и затем обратился к
жене: — Я пришел к тебе, чтобы ты приписала в письме моем к
дедушке.
— Ай, нет! Сохрани от этого бог! — воскликнул Грохов и замахал даже руками. — Надобно сделать так для виду, что вы будто бы как настоящий муж с
женой живете…
Дедушка — старик лукавый… он проведывать непременно будет; а эту госпожу пусть супруг ваш поселит, где хочет, посекретнее только, и пускай к ней ездит.
Афоня. Мы и жили безобидно, пока брат холостой был.
Дедушка, за что брат так очень
жену любит?
— У нас в семье, как помню себя, завсегда говорили, что никого из бедных людей волосом он не обидел и как, бывало, ни встретит нищего аль убогого, всегда подаст милостыню и накажет за рабу Божию Анну молиться — это мою прабабушку так звали — да за раба Божия Гордея убиенного — это
дедушку нашего, сына-то своего, что вгорячах грешным делом укокошил… говорят еще у нас в семье, что и в разбой-от пошел он с горя по
жене, с великого озлобленья на неведомых людей, что ее загубили.
— Сами извольте считать, — сказал Самоквасов. — О ту пору, как Пугачев Казань зорил,
жена у
дедушки без вести пропала;
дедушка наш настояший, Гордей Михайлыч, после матери тогда по другому годочку остался.
— Не рассуждать! Понимай, с кем разговариваешь! (
Дедушка громко чешется и возвышает голос.) Повторяю: почему ты не купил персидского порошку? И как ты смеешь, милостивый государь, позволять себе такие возмутительные поступки, что на тебя даже поступают жалобы? А? Вчера полковник Дубякин жаловался, что ты у него
жену увез! Кто это тебе позволил? И какое ты имеешь право?
Среди, числом около ста, вызванных свидетелей мелькали знакомые нам лица: Луганский, его
жена, Деметр, князь Шестов, Зыкова, Кашин, Охотников и «
дедушка» Милашевич.