Неточные совпадения
Он не спал всю ночь, и его гнев, увеличиваясь в какой-то огромной прогрессии, дошел к утру до крайних пределов. Он поспешно оделся и, как бы неся полную чашу гнева и боясь расплескать ее, боясь вместе с гневом утратить энергию, нужную ему для объяснения с
женою, вошел к ней, как только узнал, что она
встала.
«Ну, кажется, теперь пора», подумал Левин, и
встал. Дамы пожали ему руку и просили передать mille choses [тысячу поклонов]
жене.
«Девочка — и та изуродована и кривляется», подумала Анна. Чтобы не видать никого, она быстро
встала и села к противоположному окну в пустом вагоне. Испачканный уродливый мужик в фуражке, из-под которой торчали спутанные волосы, прошел мимо этого окна, нагибаясь к колесам вагона. «Что-то знакомое в этом безобразном мужике», подумала Анна. И вспомнив свой сон, она, дрожа от страха, отошла к противоположной двери. Кондуктор отворял дверь, впуская мужа с
женой.
И, заметив полосу света, пробившуюся с боку одной из суконных стор, он весело скинул ноги с дивана, отыскал ими шитые
женой (подарок ко дню рождения в прошлом году), обделанные в золотистый сафьян туфли и по старой, девятилетней привычке, не
вставая, потянулся рукой к тому месту, где в спальне у него висел халат.
И, отделав как следовало приятельницу Анны, княгиня Мягкая
встала и вместе с
женой посланника присоединилась к столу, где шел общий разговор о Прусском короле.
Когда же
встали из-за стола и дамы вышли, Песцов, не следуя за ними, обратился к Алексею Александровичу и принялся высказывать главную причину неравенства. Неравенство супругов, по его мнению, состояло в том, что неверность
жены и неверность мужа казнятся неравно и законом и общественным мнением.
— Она это говорит! — вскрикнул Левин. — Я всегда говорил, что она прелесть, твоя
жена. Ну и довольно, довольно об этом говорить, — сказал он,
вставая с места.
Выбрав первую минуту молчания, Левин
встал, желая избавиться хоть на минуту от мучительного чувства, и сказал, что пойдет приведет
жену.
— Что же я могу сделать? — подняв плечи и брови, сказал Алексей Александрович. Воспоминание о последнем проступке
жены так раздражило его, что он опять стал холоден, как и при начале разговора. — Я очень вас благодарю за ваше участие, но мне пора, — сказал он
вставая.
Слушай внимательно: и дворник, и Кох, и Пестряков, и другой дворник, и
жена первого дворника, и мещанка, что о ту пору у ней в дворницкой сидела, и надворный советник Крюков, который в эту самую минуту с извозчика
встал и в подворотню входил об руку с дамою, — все, то есть восемь или десять свидетелей, единогласно показывают, что Николай придавил Дмитрия к земле, лежал на нем и его тузил, а тот ему в волосы вцепился и тоже тузил.
«Взвешивает, каким товаром выгоднее торговать», — сообразил Самгин,
встал и шумно притворил дверь кабинета, чтоб не слышать раздражающий голос письмоводителя и деловитые вопросы
жены.
Но Самгин уже не слушал его замечаний, не возражал на них, продолжая говорить все более возбужденно. Он до того увлекся, что не заметил, как вошла
жена, и оборвал речь свою лишь тогда, когда она зажгла лампу. Опираясь рукою о стол, Варвара смотрела на него странными глазами, а Суслов,
встав на ноги, оправляя куртку, сказал, явно довольный чем-то...
Фроленков послал к мужикам
жену, а сам
встал и, выходя в соседнюю комнату, позвал...
Это повторялось на разные лады, и в этом не было ничего нового для Самгина. Не ново было для него и то, что все эти люди уже ухитрились
встать выше события, рассматривая его как не очень значительный эпизод трагедии глубочайшей. В комнате стало просторней, менее знакомые ушли, остались только ближайшие приятели
жены; Анфимьевна и горничная накрывали стол для чая; Дудорова кричала Эвзонову...
Не дожидаясь, когда
встанет жена, Самгин пошел к дантисту. День был хороший, в небе цвело серебряное солнце, похожее на хризантему; в воздухе играл звон колоколов, из церквей, от поздней обедни, выходил дородный московский народ.
— Дмитрий Ионыч, я очень вам благодарна за честь, я вас уважаю, но… — она
встала и продолжала стоя, — но, извините, быть вашей
женой я не могу.
Там, лежа за перегородкой, он, вероятнее всего, чтоб вернее изобразиться больным, начнет, конечно, стонать, то есть будить их всю ночь (как и было, по показанию Григория и
жены его), — и все это, все это для того, чтоб тем удобнее вдруг
встать и потом убить барина!
Дикий-Барин посмеивался каким-то добрым смехом, которого я никак не ожидал встретить на его лице; серый мужичок то и дело твердил в своем уголку, утирая обоими рукавами глаза, щеки, нос и бороду: «А хорошо, ей-богу хорошо, ну, вот будь я собачий сын, хорошо!», а
жена Николая Иваныча, вся раскрасневшаяся, быстро
встала и удалилась.
«
Жена! — говорил он медленно, не
вставая с места и слегка повернув к ней голову.
Он видел
жену только до обеда, да и то урывками, потому что по комнатам беспрестанно мелькали сестрицы, неодетые, нечесаные, немытые, да и сама Милочка редко
вставала с постели раньше полудня, вознаграждая себя за вчерашнюю суматоху.
В комнате водворилось неловкое, тягостное молчание.
Жена капитана смотрела на него испуганным взглядом. Дочери сидели, потупясь и ожидая грозы. Капитан тоже
встал, хлопнул дверью, и через минуту со двора донесся его звонкий голос: он неистово ругал первого попавшего на глаза работника.
Ну, вот и пришли они, мать с отцом, во святой день, в прощеное воскресенье, большие оба, гладкие, чистые;
встал Максим-то против дедушки — а дед ему по плечо, —
встал и говорит: «Не думай, бога ради, Василий Васильевич, что пришел я к тебе по приданое, нет, пришел я отцу
жены моей честь воздать».
Въезжая в сию деревню, не стихотворческим пением слух мой был ударяем, но пронзающим сердца воплем
жен, детей и старцев.
Встав из моей кибитки, отпустил я ее к почтовому двору, любопытствуя узнать причину приметного на улице смятения.
— И вот, видишь, до чего ты теперь дошел! — подхватила генеральша. — Значит, все-таки не пропил своих благородных чувств, когда так подействовало! А
жену измучил. Чем бы детей руководить, а ты в долговом сидишь. Ступай, батюшка, отсюда, зайди куда-нибудь,
встань за дверь в уголок и поплачь, вспомни свою прежнюю невинность, авось бог простит. Поди-ка, поди, я тебе серьезно говорю. Ничего нет лучше для исправления, как прежнее с раскаянием вспомнить.
Он вскочил со стула и отвернулся.
Жена его плакала в углу, ребенок начал опять пищать. Я вынул мою записную книжку и стал в нее записывать. Когда я кончил и
встал, он стоял предо мной и глядел с боязливым любопытством.
— Лизавета Михайловна прекраснейшая девица, — возразил Лаврецкий,
встал, откланялся и зашел к Марфе Тимофеевне. Марья Дмитриевна с неудовольствием посмотрела ему вслед и подумала: «Экой тюлень, мужик! Ну, теперь я понимаю, почему его
жена не могла остаться ему верной».
— А тому назначается, — возразила она, — кто никогда не сплетничает, не хитрит и не сочиняет, если только есть на свете такой человек. Федю я знаю хорошо; он только тем и виноват, что баловал
жену. Ну, да и женился он по любви, а из этих из любовных свадеб ничего путного никогда не выходит, — прибавила старушка, косвенно взглянув на Марью Дмитриевну и
вставая. — А ты теперь, мой батюшка, на ком угодно зубки точи, хоть на мне; я уйду, мешать не буду. — И Марфа Тимофеевна удалилась.
Он застал
жену за завтраком, Ада, вся в буклях, в беленьком платьице с голубыми ленточками, кушала баранью котлетку. Варвара Павловна тотчас
встала, как только Лаврецкий вошел в комнату, и с покорностью на лице подошла к нему. Он попросил ее последовать за ним в кабинет, запер за собою дверь и начал ходить взад и вперед; она села, скромно положила одну руку на другую и принялась следить за ним своими все еще прекрасными, хотя слегка подрисованными, глазами.
Дьякон
встал, обнял
жену и сказал...
— А то ты знаешь, как я женился? — продолжал Калистратов, завертывая браслет в кусок «Полицейских ведомостей». — Дяди моей
жены ррракальи были, хотели ее обобрать. Я
встал и говорю: переломаю.
За столом
жена заговорила с ним, но он так буркнул сердито короткий ответ, что она замолчала. Сын тоже не подымал глаз от тарелки и молчал. Поели молча и молча
встали и разошлись.
— Да, брат, я счастлив, — прервал он,
вставая с дивана и начиная ходить по комнате, — ты прав! я счастлив, я любим,
жена у меня добрая, хорошенькая… одним словом, не всякому дает судьба то, что она дала мне, а за всем тем, все-таки… я свинья, брат, я гнусен с верхнего волоска головы до ногтей ног… я это знаю! чего мне еще надобно! насущный хлеб у меня есть, водка есть, спать могу вволю… опустился я, брат, куда как опустился!
Он вдруг
встал, повернулся к своему липовому письменному столу и начал на нем что-то шарить. У нас ходил неясный, но достоверный слух, что
жена его некоторое время находилась в связи с Николаем Ставрогиным в Париже и именно года два тому назад, значит, когда Шатов был в Америке, — правда, уже давно после того, как оставила его в Женеве. «Если так, то зачем же его дернуло теперь с именем вызваться и размазывать?» — подумалось мне.
Услыхав, что сей последний приехал к ней, и приехал не один, а с инвалидным поручиком, она, обрадовавшись и немного встревожившись, поспешно
встала и начала одеваться; но когда горничная подала было ей обыкновенное домашнее платье, то Екатерина Петровна с досадой отшвырнула это платье и велела подать себе щеголеватый капот, очень изящный утренний чепчик и бархатные туфли, — словом, костюм, в который она наряжалась в Москве, принимая театрального жен-премьера, заезжавшего к ней обыкновенно перед репетицией.
— Александра Ивановна, приймите дань моего наиглубочайшего почтения! — отвечал протопоп. — Всегдашняя радость моя, когда я вас вижу.
Жена сейчас
встанет, позвольте мне просить вас ко мне на чашку чая.
Протопопица
встала, разом засветила две свечи и из-под обеих зорко посмотрела на вошедшего мужа. Протопоп тихо поцеловал
жену в лоб, тихо снял рясу, надел свой белый шлафор, подвязал шею пунцовым фуляром и сел у окошка.
Ее лицо сияло, гневалось и смеялось. Невольно я
встал с холодом в спине, что сделал тотчас же и Филатр, — так изумительно зазвенел голос моей
жены. И я услышал слова, сказанные без внешнего звука, но так отчетливо, что Филатр оглянулся.
«Вот лечь бы и заснуть, — думал он, — и забыть о
жене, о голодных детях, о больной Машутке». Просунув руку под жилет, Мерцалов нащупал довольно толстую веревку, служившую ему поясом. Мысль о самоубийстве совершенно ясно
встала в его голове. Но он не ужаснулся этой мысли, ни на мгновение не содрогнулся перед мраком неизвестного.
Он
встал, близкий к обмороку, и подошел к
жене.
В конце первого акта приходит посланный и передает письмо от мужа Онихимовской, который сообщает, что
жена лежит вся в жару и
встать не может.
Время от времени подталкивал он локтем
жену, которая, условившись, вероятно, заранее в значении этих толчков, поспешно
вставала и принималась глядеть в окно.
После симфонии начались нескончаемые вызовы. Публика
вставала с мест и выходила чрезвычайно медленно, а Лаптев не мог уехать, не сказавши
жене. Надо было стоять у двери и ждать.
Как-то летом ваша
жена сказала, чтобы я написал историческую пьесу, и теперь мне хочется писать, писать; так бы, кажется, просидел трое суток, не
вставая, и все писал бы.
Он нарочно не
вставал с постели до поры, пока Автономов не ушёл на службу, и слышал, как околоточный, вкусно причмокивая губами, говорил
жене...
«Вот с такой
женой не пропадёшь», — думал он. Ему было приятно: сидит с ним женщина образованная, мужняя
жена, а не содержанка, чистая, тонкая, настоящая барыня, и не кичится ничем перед ним, простым человеком, а даже говорит на «вы». Эта мысль вызвала в нём чувство благодарности к хозяйке, и, когда она
встала, чтоб уйти, он тоже вскочил на ноги, поклонился ей и сказал...
Полина (быстро
встает). Я не понимаю, что вам за охота жить с безнравственной
женой. Прощайте!
В простые дни он обыкновенно
вставал с зарею, запрягал
жене лошадь и с зеленою шерстяною сумою за плечами уходил до вечера работать на чужих, больших огородах.
Теща и
жена, пошептавшись,
вставали и некоторое время глядели на него, ожидая, что он оглянется, потом низко кланялись и говорили сладкими, певучими голосами...
Встает Фарр и опять делает скандал. Он утверждает, что заметил на континенте особенный вид проступков, заключающийся в вскрытии чужих писем."Не далее как неделю тому назад, будучи в Париже, — присовокупляет он, — я получил письмо от
жены, видимо подпечатанное". Поэтому он требует прибавки еще новой графы.
Да и
жена его, женщина молодая, измаялась совсем; в слезах
встает в слезах и ложится.