Неточные совпадения
— Друг мой! — повторила графиня Лидия Ивановна, не спуская с него
глаз, и вдруг брови ее поднялись внутренними сторонами, образуя треугольник
на лбу; некрасивое
желтое лицо ее стало еще некрасивее; но Алексей Александрович почувствовал, что она жалеет его и готова плакать. И
на него нашло умиление: он схватил ее пухлую руку и стал целовать ее.
Когда половой все еще разбирал по складам записку, сам Павел Иванович Чичиков отправился посмотреть город, которым был, как казалось, удовлетворен, ибо нашел, что город никак не уступал другим губернским городам: сильно била в
глаза желтая краска
на каменных домах и скромно темнела серая
на деревянных.
Поверяя богу в теплой молитве свои чувства, она искала и находила утешение; но иногда, в минуты слабости, которым мы все подвержены, когда лучшее утешение для человека доставляют слезы и участие живого существа, она клала себе
на постель свою собачонку моську (которая лизала ее руки, уставив
на нее свои
желтые глаза), говорила с ней и тихо плакала, лаская ее. Когда моська начинала жалобно выть, она старалась успокоить ее и говорила: «Полно, я и без тебя знаю, что скоро умру».
Она уставилась было взглядом
на золотой лорнет Петра Петровича, который он придерживал в левой руке, а вместе с тем и
на большой, массивный, чрезвычайно красивый перстень с
желтым камнем, который был
на среднем пальце этой руки, — но вдруг и от него отвела
глаза и, не зная уж куда деваться, кончила тем, что уставилась опять прямо в
глаза Петру Петровичу.
Он почувствовал, что кто-то стал подле него, справа, рядом; он взглянул — и увидел женщину, высокую, с платком
на голове, с
желтым, продолговатым, испитым лицом и с красноватыми, впавшими
глазами.
Тетушка Анны Сергеевны, княжна Х……я, худенькая и маленькая женщина с сжатым в кулачок лицом и неподвижными злыми
глазами под седою накладкой, вошла и, едва поклонившись гостям, опустилась в широкое бархатное кресло,
на которое никто, кроме ее, не имел права садиться. Катя поставила ей скамейку под ноги: старуха не поблагодарила ее, даже не взглянула
на нее, только пошевелила руками под
желтою шалью, покрывавшею почти все ее тщедушное тело. Княжна любила
желтый цвет: у ней и
на чепце были ярко-желтые ленты.
Завязалась неторопливая беседа, и вскоре Клим узнал, что человек в
желтой рубахе — танцор и певец из хора Сниткина, любимого по Волге, а сосед танцора — охотник
на медведей, лесной сторож из удельных лесов, чернобородый, коренастый, с круглыми
глазами филина.
Сняв пальто, он оказался в сюртуке, в накрахмаленной рубашке с
желтыми пятнами
на груди, из-под коротко подстриженной бороды торчал лиловый галстух бабочкой. Волосы
на голове он тоже подстриг, они лежали раздвоенным чепчиком, и лицо Томилина потеряло сходство с нерукотворенным образом Христа. Только фарфоровые
глаза остались неподвижны, и, как всегда, хмурились колючие, рыжие брови.
Пришел длинный и длинноволосый молодой человек с шишкой
на лбу, с красным, пышным галстуком
на тонкой шее; галстук, закрывая подбородок, сокращал, а пряди темных, прямых волос уродливо суживали это странно-желтое лицо,
на котором широкий нос казался чужим.
Глаза у него были небольшие, кругленькие, говоря, он сладостно мигал и улыбался снисходительно.
На бугристом его черепе гладко приклеены жиденькие пряди светло-рыжих волос, лицо — точно у скопца — совсем голое, только
на месте бровей скупо рассеяны
желтые щетинки, под ними выпуклые рачьи
глаза, голубовато-холодные, с неуловимым выражением, но как будто веселенькие.
Зимними вечерами приятно было шагать по хрупкому снегу, представляя, как дома, за чайным столом, отец и мать будут удивлены новыми мыслями сына. Уже фонарщик с лестницей
на плече легко бегал от фонаря к фонарю, развешивая в синем воздухе
желтые огни, приятно позванивали в зимней тишине ламповые стекла. Бежали лошади извозчиков, потряхивая шершавыми головами.
На скрещении улиц стоял каменный полицейский, провожая седыми
глазами маленького, но важного гимназиста, который не торопясь переходил с угла
на угол.
Прошла высокая, толстая женщина с
желтым, студенистым лицом, ее стеклянные
глаза вытеснила из глазниц базедова болезнь, женщина держала голову так неподвижно, точно боялась, что
глаза скатятся по щекам
на песок дорожки.
Варвара взяла его под руку; он видел слезы
на ее
глазах, видел, что она шевелит губами, покусывая их, и не верил ей. Старичок шел сбоку саней, поглаживал
желтый больничный гроб синей ладонью и говорил извозчику...
Жена, нагнувшись, подкладывала к ногам его бутылки с горячей водой. Самгин видел
на белом фоне подушки черноволосую, растрепанную голову, потный лоб, изумленные
глаза, щеки, густо заросшие черной щетиной, и полуоткрытый рот, обнаживший мелкие,
желтые зубы.
На его
желтом, разрисованном красными жилками лице — сильные очки в серебряной оправе, за стеклами очков расплылись мутные
глаза.
Подсели
на лестницу и остальные двое, один — седобородый, толстый, одетый солидно, с широким,
желтым и незначительным лицом, с длинным, белым носом; другой — маленький, костлявый, в полушубке, с босыми чугунными ногами, в картузе, надвинутом
на глаза так низко, что виден был только красный, тупой нос, редкие усы, толстая дряблая губа и ржавая бороденка. Все четверо они осматривали Самгина так пристально, что ему стало неловко, захотелось уйти. Но усатый, сдув пепел с папиросы, строго спросил...
— Если успею, — сказал Самгин и, решив не завтракать в «Московской», поехал прямо с вокзала к нотариусу знакомиться с завещанием Варвары. Там его ожидала неприятность: дом был заложен в двадцать тысяч частному лицу по первой закладной. Тощий, плоский нотариус, с
желтым лицом, острым клочком седых волос
на остром подбородке и красненькими
глазами окуня, сообщил, что залогодатель готов приобрести дом в собственность, доплатив тысяч десять — двенадцать.
Самгин не выспался, идти
на улицу ему не хотелось, он и
на крышу полез неохотно. Оттуда даже невооруженные
глаза видели над полем облако серовато-желтого тумана. Макаров, посмотрев в трубу и передавая ее Климу, сказал, сонно щурясь...
Его не слушали. Рассеянные по комнате люди, выходя из сумрака, из углов, постепенно и как бы против воли своей, сдвигались к столу. Бритоголовый встал
на ноги и оказался длинным, плоским и по фигуре похожим
на Дьякона. Теперь Самгин видел его лицо, — лицо человека, как бы только что переболевшего какой-то тяжелой, иссушающей болезнью, собранное из мелких костей, обтянутое старчески
желтой кожей; в темных глазницах сверкали маленькие, узкие
глаза.
Когда поезд подошел к одной из маленьких станций, в купе вошли двое штатских и жандармский вахмистр, он посмотрел
на пассажиров
желтыми глазами и сиплым голосом больного приказал...
Там у стола сидел парень в клетчатом пиджаке и полосатых брюках; тугие щеки его обросли густой
желтой шерстью, из больших светло-серых
глаз текли слезы, смачивая шерсть, одной рукой он держался за стол, другой — за сиденье стула; левая нога его, голая и забинтованная полотенцем выше колена, лежала
на деревянном стуле.
Нет, Безбедов не мешал, он почему-то приуныл, стал молчаливее, реже попадал
на глаза и не так часто гонял голубей. Блинов снова загнал две пары его птиц, а недавно, темной ночью, кто-то забрался из сада
на крышу с целью выкрасть голубей и сломал замок голубятни. Это привело Безбедова в состояние мрачной ярости; утром он бегал по двору в ночном белье, несмотря
на холод, неистово ругал дворника, прогнал горничную, а затем пришел к Самгину пить кофе и,
желтый от злобы, заявил...
Неплохой мастер широкими мазками написал большую лысоватую голову
на несоразмерно узких плечах,
желтое, носатое лицо, яркосиние
глаза, толстые красные губы, — лицо человека нездорового и, должно быть, с тяжелым характером.
Белое лицо ее казалось осыпанным мукой, голубовато-серые, жидкие
глаза прятались в розовых подушечках опухших век, бесцветные брови почти невидимы
на коже очень выпуклого лба, льняные волосы лежали
на черепе, как приклеенные, она заплетала их в смешную косичку, с
желтой лентой в конце.
Быстро темнело. В синеве, над рекою, повисли
на тонких ниточках лучей три звезды и отразились в темной воде масляными каплями.
На даче Алины зажгли огни в двух окнах, из реки всплыло уродливо большое, квадратное лицо с
желтыми, расплывшимися
глазами, накрытое островерхим колпаком. Через несколько минут с крыльца дачи сошли
на берег девушки, и Алина жалобно вскрикнула...
Следствие вел провинциальный чиновник, мудрец весьма оригинальной внешности, высокий, сутулый, с большой тяжелой головой, в клочьях седых волос, встрепанных, точно после драки, его высокий лоб, разлинованный морщинами, мрачно украшали густейшие серебряные брови, прикрывая
глаза цвета ржавого железа, горбатый, ястребиный нос прятался в плотные и толстые, точно литые, усы, седой волос усов очень заметно
пожелтел от дыма табака. Он похож был
на военного в чине не ниже полковника.
Самгин молча пожал плечами, а чиновник, взглянув
на него
желтыми глазами, сказал...
Сверкая
желтыми белками
глаз, Григорий Ермолаев покрикивал
на людей...
Она была вся в зеленом, украшена травами из лент, чулки ее сплошь в серебряных блестках,
на распущенных волосах — венок из трав и
желтых цветов; она — без маски, но искусно подгримирована: огромные, глубоко провалившиеся
глаза, необыкновенно изогнутые брови, яркие губы, от этого лицо ее сделалось замученным, раздражающе и нечеловечески красивым.
Длинный, тощий, с остатками черных, с проседью, курчавых и, видимо, жестких волос
на желтом черепе, в форме дыни, с бородкой клином, горбоносый, он говорил неутомимо, взмахивая густыми бровями, такие же густые усы быстро шевелились над нижней, очень толстой губой, сияли и таяли влажные, точно смазанные маслом, темные
глаза. Заметив, что сын не очень легко владеет языком Франции, мать заботливо подсказывала сыну слова, переводила фразы и этим еще более стесняла его.
— Ну да, — с вашей точки, люди или подлецы или дураки, — благодушным тоном сказал Ногайцев, но
желтые глаза его фосфорически вспыхнули и борода
на скулах ощетинилась. К нему подкатился Дронов с бутылкой в руке,
на горлышке бутылки вверх дном торчал и позванивал стакан.
По вечерам к ней приходил со скрипкой краснолицый, лысый адвокат Маков, невеселый человек в темных очках; затем приехал
на трескучей пролетке Ксаверий Ржига с виолончелью, тощий, кривоногий, с
глазами совы
на костлявом, бритом лице, над его
желтыми висками возвышались, как рога, два серых вихра.
— Вот этот
желтый господин в очках, — продолжал Обломов, — пристал ко мне: читал ли я речь какого-то депутата, и
глаза вытаращил
на меня, когда я сказал, что не читаю газет.
Она рвалась к бабушке и останавливалась в ужасе; показаться ей
на глаза значило, может быть, убить ее. Настала настоящая казнь Веры. Она теперь только почувствовала, как глубоко вонзился нож и в ее, и в чужую, но близкую ей жизнь, видя, как страдает за нее эта трагическая старуха, недавно еще счастливая, а теперь оборванная,
желтая, изможденная, мучающаяся за чужое преступление чужою казнью.
— А вы,
на мой взгляд, еще нездоровее! — сказал он. — Посмотритесь в зеркало:
желтые пятна,
глаза ввалились совсем…
— Пять тысяч рублей ассигнациями мой дед заплатил в приданое моей родительнице. Это хранилось до сих пор в моей вотчине, в спальне покойницы. Я в прошедшем месяце под секретом велел доставить сюда;
на руках несли полтораста верст; шесть человек попеременно, чтоб не разбилось. Я только новую кисею велел сделать, а кружева — тоже старинные: изволите видеть —
пожелтели. Это очень ценится дамами, тогда как… — добавил он с усмешкой, — в наших
глазах не имеет никакой цены.
Вера была грустнее, нежели когда-нибудь. Она больше лежала небрежно
на диване и смотрела в пол или ходила взад и вперед по комнатам старого дома, бледная, с
желтыми пятнами около
глаз.
Некоторые женщины из коричневых племен поразительно сходны с нашими загорелыми деревенскими старухами; зато черные ни
на что не похожи: у всех толстые губы, выдавшиеся челюсти и подбородок,
глаза как смоль, с
желтым белком, и ряд белейших зубов.
Наконец объяснилось, что Мотыгин вздумал «поиграть» с портсмутской леди, продающей рыбу. Это все равно что поиграть с волчицей в лесу: она отвечала градом кулачных ударов, из которых один попал в
глаз. Но и матрос в своем роде тоже не овца: оттого эта волчья ласка была для Мотыгина не больше, как сарказм какой-нибудь барыни
на неуместную любезность франта. Но Фаддеев утешается этим еще до сих пор, хотя синее пятно
на глазу Мотыгина уже
пожелтело.
— О, мне прекрасно! Так хорошо, так хорошо, что лучшего и не желаю, — говорила Вера Ефремовна, как всегда, испуганно глядя своими огромными добрыми круглыми
глазами на Нехлюдова и вертя
желтой тонкой-тонкой жилистой шеей, выступающей из-за жалких, смятых и грязных воротничков кофточки.
Когда Привалов повернулся, чтобы снять пальто, он лицом к лицу встретился с Данилушкой. Старик смотрел
на него пристальным, насквозь пронизывающим взглядом. Что-то знакомое мелькнуло Привалову в этом
желтом скуластом лице с редкой седой бородкой и узкими, маслянисто-черными
глазами.
Звонок повторился с новой силой, и когда Лука приотворил дверь, чтобы посмотреть
на своего неприятеля, он даже немного попятился назад: в дверях стоял низенький толстый седой старик с
желтым калмыцким лицом, приплюснутым носом и узкими черными, как агат,
глазами. Облепленный грязью татарский азям и смятая войлочная шляпа свидетельствовали о том, что гость заявился прямо с дороги.
Алеша молчал и смотрел
на нее. Бледно-желтое лицо ее вдруг исказилось,
глаза загорелись.
Ноги беспрестанно путались и цеплялись в длинной траве, пресыщенной горячим солнцем; всюду рябило в
глазах от резкого металлического сверкания молодых, красноватых листьев
на деревцах; всюду пестрели голубые гроздья журавлиного гороху, золотые чашечки куриной слепоты, наполовину лиловые, наполовину
желтые цветы Ивана-да-Марьи; кое-где, возле заброшенных дорожек,
на которых следы колес обозначались полосами красной мелкой травки, возвышались кучки дров, потемневших от ветра и дождя, сложенные саженями; слабая тень падала от них косыми четвероугольниками, — другой тени не было нигде.
Голова совершенно высохшая, одноцветная, бронзовая — ни дать ни взять икона старинного письма; нос узкий, как лезвие ножа; губ почти не видать, только зубы белеют и
глаза, да из-под платка выбиваются
на лоб жидкие пряди
желтых волос.
Мужик глянул
на меня исподлобья. Я внутренне дал себе слово во что бы то ни стало освободить бедняка. Он сидел неподвижно
на лавке. При свете фонаря я мог разглядеть его испитое, морщинистое лицо, нависшие
желтые брови, беспокойные
глаза, худые члены… Девочка улеглась
на полу у самых его ног и опять заснула. Бирюк сидел возле стола, опершись головою
на руки. Кузнечик кричал в углу… дождик стучал по крыше и скользил по окнам; мы все молчали.
— Батюшка, Аркадий Павлыч, — с отчаяньем заговорил старик, — помилуй, заступись, — какой я грубиян? Как перед Господом Богом говорю, невмоготу приходится. Невзлюбил меня Софрон Яковлич, за что невзлюбил — Господь ему судья! Разоряет вконец, батюшка… Последнего вот сыночка… и того… (
На желтых и сморщенных
глазах старика сверкнула слезинка.) Помилуй, государь, заступись…
Последние 2 дня были грозовые. Особенно сильная гроза была 23-го вечером. Уже с утра было видно, что в природе что-то готовится: весь день сильно парило; в воздухе стояла мгла. Она постепенно увеличивалась и после полудня сгустилась настолько, что даже ближние горы приняли неясные и расплывчатые очертания. Небо сделалось белесоватым.
На солнце можно было смотреть невооруженным
глазом: вокруг него появилась
желтая корона.
Если ученик ошибался, Кранц тотчас же принимался передразнивать его, долго кривляясь и коверкая слова
на все лады. Предлоги он спрашивал жестами: ткнет пальцем вниз и вытянет губы хоботом, — надо отвечать: unten; подымет палец кверху и сделает гримасу, как будто его
глаза с
желтыми белками следят за полетом птицы, — oben. Быстро подбежит к стене и шлепнет по ней ладонью, — an…
Было знойно и тихо. В огороде качались
желтые подсолнухи. К ним, жужжа, липли пчелы.
На кольях старого тына чернели опрокинутые горшки, жесткие листья кукурузы шелестели брюзгливо и сухо. Старые
глаза озирались с наивным удивлением: что это тут кругом? Куда девались панцырные товарищи, пан Холевинский, его хоругвь, прежняя шляхта?..