Вот я тебе покажу людей!» Во мгновение ока дама взвизгнула и упала в обморок, а Nicolas постиг, что не может пошевельнуть руками, которые притиснуты к его бокам, как
железным поясом, и что притиснуты они правою рукою Кирсанова, и постиг, что левая рука Кирсанова, дернувши его за вихор, уже держит его за горло и что Кирсанов говорит: «посмотри, как легко мне тебя задушить» — и давнул горло; и Nicolas постиг, что задушить точно легко, и рука уже отпустила горло, можно дышать, только все держится за горло.
Неточные совпадения
— У нас теперь идет
железная дорога, — сказал он, отвечая на его вопрос. — Это видите ли как: двое садятся на лавку. Это пассажиры. А один становится стоя на лавку же. И все запрягаются. Можно и руками, можно и
поясами, и пускаются чрез все залы. Двери уже вперед отворяются. Ну, и тут кондуктором очень трудно быть!
Запевали «Дубинушку» двое: один — коренастый, в красной, пропотевшей, изорванной рубахе без
пояса, в растоптанных лаптях, с голыми выше локтей руками, точно покрытыми
железной ржавчиной. Он пел высочайшим, резким тенором и, удивительно фокусно подсвистывая среди слов, притопывал ногою, играл всем телом, а
железными руками играл на тугой веревке, точно на гуслях, а пел — не стесняясь выбором слов...
За городом работали сотни три землекопов, срезая гору, расковыривая лопатами зеленоватые и красные мергеля, — расчищали съезд к реке и место для вокзала. Согнувшись горбато, ходили люди в рубахах без
поясов, с расстегнутыми воротами, обвязав кудлатые головы мочалом. Точно избитые собаки, визжали и скулили колеса тачек. Трудовой шум и жирный запах сырой глины стоял в потном воздухе. Группа рабочих тащила волоком по земле что-то
железное, уродливое, один из них ревел...
Начиная с лестниц, ведущих в палатки, полы и клетки содержатся крайне небрежно, помет не вывозится, всюду запекшаяся кровь, которою пропитаны стены лавок, не окрашенных, как бы следовало по санитарным условиям, масляного краскою; по углам на полу всюду набросан сор, перья, рогожа, мочала… колоды для рубки мяса избиты и содержатся неопрятно, туши вешаются на ржавые
железные невылуженные крючья, служащие при лавках одеты в засаленное платье и грязные передники, а ножи в неопрятном виде лежат в привешанных к
поясу мясников грязных, окровавленных ножнах, которые, по-видимому, никогда не чистятся…
Наконец, один старый охотник, зарядив свое дрянное, веревочкой связанное ружьишко за неимением свинцовой картечи
железными жеребьями, то есть кусочками изрубленного
железного прута, забрался в камыш прежде прилета лебедей и, стоя по
пояс в воде, дождался, когда они подплыли к нему на несколько сажен, выстрелил и убил одного лебедя наповал.
В углу, между соседнею дверью и круглою
железною печкою, стояла узкая деревянная кроватка, закрытая стеганым бумажным одеялом; развернутый ломберный стол, на котором валялись книги, листы бумаги, высыпанный на бумагу табак, половина булки и тарелка колотого сахару со сверточком чаю; три стула, одно кресло с засаленной спинкой и ветхая этажерка, на которой опять были книги, бумаги, картузик табаку, человеческий череп, акушерские щипцы, колба, стеклянный сифон и лакированный
пояс с бронзовою пряжкой.
Призадумался честной купец и, подумав мало ли, много ли времени, говорит ей таковые слова: «Хорошо, дочь моя милая, хорошая и пригожая, достану я тебе таковой хрустальный тувалет; а и есть он у дочери короля персидского, молодой королевишны, красоты несказанной, неописанной и негаданной: и схоронен тот тувалет в терему каменном, высокиим, и стоит он на горе каменной, вышина той горы в триста сажен, за семью дверьми
железными, за семью замками немецкими, и ведут к тому терему ступеней три тысячи, и на каждой ступени стоит по воину персидскому и день и ночь, с саблею наголо булатного, и ключи от тех дверей железныих носит королевишна на
поясе.
Вместо сапог я обулся в поршни из буйволовой кожи, которые пришлось надевать мокрыми, чтобы по ноге сели, а на
пояс повесил кошки —
железные пластинки с острыми шипами и ремнями, которые и прикручивались к ноге, к подошвам, шипами наружу.
Сняли сапоги, поршни — вроде как башмаки — из буйволовой кожи надели, кошки на
пояс повесили: когти будто
железные сделаны, — если в дождик в гору идти, так под подошвы подвязывали, ну, и не склизко: идем по мокрой глине, как по лестнице.
Игумен теперь оставался в одном подряснике из своей монастырской черной крашенины, препоясанный широким кожаным
поясом, на котором висел большой ключ от
железного сундука с монастырской казной. Игумен был среднего роста, но такой коренастый и крепкий.
Раскланявшись вторично, Беккер поднял шест, поставил его перпендикулярно, укрепил толстый его конец к золотому
поясу, обхватывавшему живот, и начал приводить в равновесие другой конец с
железным перехватом, едва мелькавшим под куполом цирка.
Зеленая черепица на главах вполовину осы́палась,
железная крыша проржавела, штукатурная облицовка облезла, карнизы, наличники, сандрики и узорочный кафельный вокруг церкви
пояс обвалились, от трех крылец, на кувшинных столбах с висячими арками, уцелело только одно, на колокольне березка выросла.