Неточные совпадения
Стародум. Дурное расположение
людей, не достойных почтения, не должно
быть огорчительно. Знай, что зла никогда не
желают тем, кого презирают; а обыкновенно
желают зла тем, кто имеет право презирать.
Люди не одному богатству, не одной знатности завидуют: и добродетель также своих завистников имеет.
Стародум. Как! А разве тот счастлив, кто счастлив один? Знай, что, как бы он знатен ни
был, душа его прямого удовольствия не вкушает. Вообрази себе
человека, который бы всю свою знатность устремил на то только, чтоб ему одному
было хорошо, который бы и достиг уже до того, чтоб самому ему ничего
желать не оставалось. Ведь тогда вся душа его занялась бы одним чувством, одною боязнию: рано или поздно сверзиться. Скажи ж, мой друг, счастлив ли тот, кому нечего
желать, а лишь
есть чего бояться?
— Состояние у меня, благодарение богу, изрядное. Командовал-с; стало
быть, не растратил, а умножил-с. Следственно, какие
есть насчет этого законы — те знаю, а новых издавать не
желаю. Конечно, многие на моем месте понеслись бы в атаку, а может
быть, даже устроили бы бомбардировку, но я
человек простой и утешения для себя в атаках не вижу-с!
Есть люди, которые, встречая своего счастливого в чем бы то ни
было соперника, готовы сейчас же отвернуться от всего хорошего, что
есть в нем, и видеть в нем одно дурное;
есть люди, которые, напротив, более всего
желают найти в этом счастливом сопернике те качества, которыми он победил их, и ищут в нем со щемящею болью в сердце одного хорошего.
Прежде бывало, — говорил Голенищев, не замечая или не
желая заметить, что и Анне и Вронскому хотелось говорить, — прежде бывало вольнодумец
был человек, который воспитался в понятиях религии, закона, нравственности и сам борьбой и трудом доходил до вольнодумства; но теперь является новый тип самородных вольнодумцев, которые вырастают и не слыхав даже, что
были законы нравственности, религии, что
были авторитеты, а которые прямо вырастают в понятиях отрицания всего, т. е. дикими.
Но в глубине своей души, чем старше он становился и чем ближе узнавал своего брата, тем чаще и чаще ему приходило в голову, что эта способность деятельности для общего блага, которой он чувствовал себя совершенно лишенным, может
быть и не
есть качество, а, напротив, недостаток чего-то — не недостаток добрых, честных, благородных желаний и вкусов, но недостаток силы жизни, того, что называют сердцем, того стремления, которое заставляет
человека из всех бесчисленных представляющихся путей жизни выбрать один и
желать этого одного.
Вронский удовлетворял всем желаниям матери. Очень богат, умен, знатен, на пути блестящей военно-придворной карьеры и обворожительный
человек. Нельзя
было ничего лучшего
желать.
Ни думать, ни
желать она ничего не могла вне жизни с этим
человеком; но этой новой жизни еще не
было, и она не могла себе даже представить ее ясно.
Он не мог согласиться с этим, потому что и не видел выражения этих мыслей в народе, в среде которого он жил, и не находил этих мыслей в себе (а он не мог себя ничем другим считать, как одним из
людей, составляющих русский народ), а главное потому, что он вместе с народом не знал, не мог знать того, в чем состоит общее благо, но твердо знал, что достижение этого общего блага возможно только при строгом исполнении того закона добра, который открыт каждому
человеку, и потому не мог
желать войны и проповедывать для каких бы то ни
было общих целей.
— По привычке, одно. Потом связи нужно поддержать. Нравственная обязанность в некотором роде. А потом, если правду сказать,
есть свой интерес. Зять
желает баллотироваться в непременные члены; они
люди небогатые, и нужно провести его. Вот эти господа зачем ездят? — сказал он, указывая на того ядовитого господина, который говорил за губернским столом.
Он,
желая выказать свою независимость и подвинуться, отказался от предложенного ему положения, надеясь, что отказ этот придаст ему большую цену; но оказалось, что он
был слишком смел, и его оставили; и, волей-неволей сделав себе положение
человека независимого, он носил его, весьма тонко и умно держа себя, так, как будто он ни на кого не сердился, не считал себя никем обиженным и
желает только того, чтоб его оставили в покое, потому что ему весело.
— Вы опасный
человек! — сказала она мне, — я бы лучше
желала попасться в лесу под нож убийцы, чем вам на язычок… Я вас прошу не шутя: когда вам вздумается обо мне говорить дурно, возьмите лучше нож и зарежьте меня, — я думаю, это вам не
будет очень трудно.
Черты такого необыкновенного великодушия стали ему казаться невероятными, и он подумал про себя: «Ведь черт его знает, может
быть, он просто хвастун, как все эти мотишки; наврет, наврет, чтобы поговорить да напиться чаю, а потом и уедет!» А потому из предосторожности и вместе
желая несколько поиспытать его, сказал он, что недурно бы совершить купчую поскорее, потому что-де в
человеке не уверен: сегодня жив, а завтра и бог весть.
Он
был недоволен поведением Собакевича. Все-таки, как бы то ни
было,
человек знакомый, и у губернатора, и у полицеймейстера видались, а поступил как бы совершенно чужой, за дрянь взял деньги! Когда бричка выехала со двора, он оглянулся назад и увидел, что Собакевич все еще стоял на крыльце и, как казалось, приглядывался,
желая знать, куда гость поедет.
Но Ленский, не имев, конечно,
Охоты узы брака несть,
С Онегиным
желал сердечно
Знакомство покороче свесть.
Они сошлись. Волна и камень,
Стихи и проза, лед и пламень
Не столь различны меж собой.
Сперва взаимной разнотой
Они друг другу
были скучны;
Потом понравились; потом
Съезжались каждый день верхом
И скоро стали неразлучны.
Так
люди (первый каюсь я)
От делать нечего друзья.
Это происходило оттого, что,
быв поставлен в такое положение, в котором он мог
быть полезен многим, своею холодностью он старался оградить себя от беспрестанных просьб и заискиваний
людей, которые
желали только воспользоваться его влиянием.
— Видя таковое ее положение, с несчастными малолетными,
желал бы, — как я и сказал уже, — чем-нибудь, по мере сил,
быть полезным, то
есть, что называется, по мере сил-с, не более. Можно бы, например, устроить в ее пользу подписку или, так сказать, лотерею… или что-нибудь в этом роде, — как это и всегда в подобных случаях устраивается близкими или хотя бы и посторонними, но вообще желающими помочь
людьми. Вот об этом-то я имел намерение вам сообщить. Оно бы можно-с.
Марья Ивановна принята
была моими родителями с тем искренним радушием, которое отличало
людей старого века. Они видели благодать божию в том, что имели случай приютить и обласкать бедную сироту. Вскоре они к ней искренно привязались, потому что нельзя
было ее узнать и не полюбить. Моя любовь уже не казалась батюшке пустою блажью; а матушка только того и
желала, чтоб ее Петруша женился на милой капитанской дочке.
— Мы — последний резерв страны, — сказал он, и ему не возражали. Все эти
люди желали встать над действительностью, почти все они
были беспартийны, ибо опасались, что дисциплина партии и программы может пагубно отразиться на своеобразии их личной «духовной конституции».
— Как
желаете, — сказал Косарев, вздохнув, уселся на облучке покрепче и, размахивая кнутом над крупами лошадей, жалобно прибавил: — Вы сами видели, господин, я тут посторонний
человек. Но, но, яростные! — крикнул он. Помолчав минуту, сообщил: — Ночью — дождик
будет, — и, как черепаха, спрятал голову в плечи.
«Жизнь обтекает меня, точно река — остров, обтекает,
желая размыть», — грустно сказал он себе, и это
было так неожиданно, как будто сказал не он, а шепнул кто-то извне.
Люди, показанные памятью, стояли пред ним враждебно.
— Пойдемте чай
пить, — предложила жена. Самгин отказался, не
желая встречи с Кутузовым, вышел на улицу, в сумрачный холод короткого зимнего дня. Раздраженный бесплодным визитом к богатому барину, он шагал быстро, пред ним вспыхивали фонари, как бы догоняя
людей.
Но все-таки он представил несколько соображений, из которых следовало, что вагоны загнали куда-нибудь в Литву. Самгину показалось, что у этого
человека есть причины
желать, чтоб он, Самгин, исчез. Но следователь подкрепил доводы в пользу поездки предложением дать письмо к брату его жены, ротмистру полевых жандармов.
Вскочила и, быстро пробежав по бревнам, исчезла, а Клим еще долго сидел на корме лодки, глядя в ленивую воду, подавленный скукой, еще не испытанной им, ничего не
желая, но догадываясь, сквозь скуку, что нехорошо
быть похожим на
людей, которых он знал.
Тогда
человек счастливым голоском заявил, что этот номер нужно дезинфицировать, и предложил перенести вещи Варвары в другой, и если господин Самгин
желает ночевать здесь, это
будет очень приятно администрации гостиницы.
Говорил Самойлов не спеша, усталым глуховатым голосом и легко, как
человек, привыкший говорить много. Глаза у него
были темные, печальные, а под ними — синеватые мешки. Самгин, слушая его, барабанил пальцами по столу, как бы
желая намекнуть этим шумом, что говорить следует скорее. Барабанил и думал...
Среди них немалое количество неврастеников, они читали Фрейда и, убежденные, что уже «познали себя», особенно крепко
были уверены в своей исключительности. Все эти
люди желали встать над действительностью, почти все они
были беспартийны, ибо опасались, что дисциплина партии и программы может пагубно отразиться на своеобразии их личной «духовной конституции». Социальная самооценка этих
людей была выражена Алябьевым.
Дальше пол
был, видимо, приподнят, и за двумя столами, составленными вместе, сидели лицом к Самгину
люди солидные, прилично одетые, а пред столами бегал небольшой попик, черноволосый, с черненьким лицом, бегал, размахивая, по очереди, то правой, то левой рукой, теребя ворот коричневой рясы, откидывая волосы ладонями, наклоняясь к
людям, точно
желая прыгнуть на них; они кричали ему...
«Нахал и, кажется, глуп», — определил Самгин и встал,
желая уйти к себе, но снова сел, сообразив, что, может
быть, этот
человек скажет что-нибудь интересное о Марине.
Было очень душно, а
люди все сильнее горячились, хотя их стало заметно меньше. Самгин, не
желая встретиться с Тагильским, постепенно продвигался к двери, и, выйдя на улицу, глубоко вздохнул.
Не
желая видеть этих
людей, он прошел в кабинет свой, прилег там на диван, но дверь в столовую
была не плотно прикрыта, и он хорошо слышал беседу старого народника с письмоводителем.
Клим Иванович Самгин мужественно ожидал и наблюдал. Не
желая, чтоб темные волны демонстрантов, захлестнув его, всосали в свою густоту, он наблюдал издали, из-за углов. Не
было смысла сливаться с этой грозно ревущей массой
людей, — он очень хорошо помнил, каковы фигуры и лица рабочих, он достаточно много видел демонстраций в Москве, видел и здесь 9 января, в воскресенье, названное «кровавым».
Илье Ильичу не нужно
было пугаться так своего начальника, доброго и приятного в обхождении
человека: он никогда никому дурного не сделал, подчиненные
были как нельзя более довольны и не
желали лучшего. Никто никогда не слыхал от него неприятного слова, ни крика, ни шуму; он никогда ничего не требует, а все просит. Дело сделать — просит, в гости к себе — просит и под арест сесть — просит. Он никогда никому не сказал ты; всем вы: и одному чиновнику и всем вместе.
— Можно ведь, бабушка, погибнуть и по чужой вине, — возражал Райский,
желая проследить за развитием ее житейских понятий, —
есть между
людей вражда, страсти. Чем виноват
человек, когда ему подставляют ногу, опутывают его интригой, крадут, убивают!.. Мало ли что!
—
Люди очень разнообразны: одни легко переменяют чувства, другие тяжело, — ответил Васин, как бы не
желая продолжать спор; но я
был в восхищении от его идеи.
Главное, я наконец постиг этого
человека, и даже мне
было отчасти жаль и как бы досадно, что все это оказалось так просто: этого
человека я всегда ставил в сердце моем на чрезвычайную высоту, в облака, и непременно одевал его судьбу во что-то таинственное, так что естественно до сих пор
желал, чтобы ларчик открывался похитрее.
После проклятий, комьев грязи и свистков настало затишье, и
люди остались одни, как
желали: великая прежняя идея оставила их; великий источник сил, до сих пор питавший и гревший их, отходил, как то величавое зовущее солнце в картине Клода Лоррена, но это
был уже как бы последний день человечества.
Впрочем, они уже давно не видались; бесчестный поступок, в котором обвиняли Версилова, касался именно семейства князя; но подвернулась Татьяна Павловна, и чрез ее-то посредство я и помещен
был к старику, который
желал «молодого
человека» к себе в кабинет.
Нас попросили отдохнуть и
выпить чашку чаю в ожидании, пока
будет готов обед. Ну, слава Богу! мы среди живых
людей: здесь
едят. Японский обед! С какой жадностью читал я, бывало, описание чужих обедов, то
есть чужих народов, вникал во все мелочи, говорил, помните, и вам, как бы
желал пообедать у китайцев, у японцев! И вот и эта мечта моя исполнилась. Я pique-assiette [блюдолиз, прихлебатель — фр.] от Лондона до Едо. Что
будет, как подадут, как сядут — все это занимало нас.
— Но я понимаю еще и то, что, увидев все страдания, весь ужас того, что делается в тюрьмах, — говорила Mariette,
желая только одного — привлечь его к себе, своим женским чутьем угадывая всё то, что
было ему важно и дорого, — вы хотите помочь страдающим и страдающим так ужасно, так ужасно от
людей, от равнодушия, жестокости…
В чувстве этом
было и то, что предложение Симонсона разрушило исключительность его поступка, уменьшало в глазах своих и чужих
людей цену жертвы, которую он приносил: если
человек, и такой хороший, ничем не связанный с ней,
желал соединить с ней судьбу, то его жертва уже не
была так значительна.
Англичанин неодобрительно покачал головой и сказал, что он
желал бы сказать этим
людям несколько слов, и попросил Нехлюдова перевести то, что
будет говорить.
Владимир Васильевич Вольф
был действительно un homme très comme il faut, и это свое свойство ставил выше всего, с высоты его смотрел на всех других
людей и не мог не ценить высоко этого свойства, потому что благодаря только ему он сделал блестящую карьеру, ту самую, какую,
желал, т. е. посредством женитьбы приобрел состояние, дающее 18 тысяч дохода, и своими трудами — место сенатора.
— Прежде чем объяснить все всякому постороннему
человеку, вам не мешало бы посоветоваться со мною, Александр Павлыч, — глухо заговорил Ляховский, подбирая слова. — Может
быть, я не
желаю ничьего постороннего вмешательства… Может
быть, я не соглашусь посвящать никого в мои дела! Может
быть… наконец…
— Вы, мама, добьетесь того, что я совсем не
буду выходить из своей комнаты, когда у нас бывает Привалов. Мне просто совестно… Если
человек хорошо относится ко мне, так вы хотите непременно его женить. Мы просто
желаем быть хорошими знакомыми — и только.
О странностях Ляховского, о его страшной скупости ходили тысячи всевозможных рассказов, и нужно сознаться, что большею частью они
были справедливы. Только, как часто бывает в таких случаях,
люди из-за этой скупости и странностей не
желают видеть того, что их создало. Наживать для того, чтобы еще наживать, — сделалось той скорлупой, которая с каждым годом все толще и толще нарастала на нем и медленно хоронила под своей оболочкой живого
человека.
А если к этому мы прибавим, что ты и сама еще
будешь счастлива, — проиграют от этого те
люди, для которых ты
желаешь жить?
Надежда Васильевна печально улыбнулась и слегка пожала плечами. Привалов видел, что она что-то хочет ему объяснить и не решается. Но он
был так счастлив в настоящую минуту, так глупо счастлив и, как слишком счастливые
люди, с эгоизмом думал только о себе и не
желал знать ничего более.
Я, может
быть, единственный
человек во всей природе, который любит истину и искренно
желает добра.
«Вы мне скажите откровенно, — начал г. Беневоленский голосом, исполненным достоинства и снисходительности, —
желаете ли вы
быть художником, молодой
человек, чувствуете ли вы священное призвание к искусству?» — «Я
желаю быть художником, Петр Михайлыч», — трепетно подтвердил Андрюша.