Неточные совпадения
Изложив свои впечатления в первый же день по приезде, она уже не возвращалась к ним, и скоро Самгин заметил, что она сообщает ему о своих делах только из любезности, а не потому, что
ждет от него участия или
советов. Но он был слишком занят собою, для того чтоб обижаться на нее за это.
—
Подожди, куда ты? — остановил он Самгина и тотчас начал: — Власть взял на себя Временный комитет Думы, и образовался — как в пятом году —
Совет рабочих депутатов. Это — что же будет: двоевластие? — спросил он, пытаясь остановить на лице Самгина дрожащие глаза.
В Новый год, вечером, когда у нас все уже легли, приехали два чиновника от полномочных, с двумя второстепенными переводчиками, Сьозой и Льодой, и привезли ответ на два вопроса. К. Н. Посьет спал; я ходил по палубе и встретил их. В бумаге сказано было, что полномочные теперь не могут отвечать на предложенные им вопросы, потому что у них есть ответ верховного
совета на письмо из России и что, по прочтении его, адмиралу, может быть, ответы на эти вопросы и не понадобятся. Нечего делать, надо было
подождать.
Этот вопрос стал центром в разыгравшемся столкновении. Прошло дня два, о жалобе ничего не было слышно. Если бы она была, — Заруцкого прежде всего вызвал бы инспектор Рущевич для обычного громового внушения, а может быть, даже прямо приказал бы уходить домой до решения
совета. Мы
ждали… Прошел день
совета… Признаков жалобы не было.
Примите мой
совет: успокойтесь; будьте русскою женщиною и посмотрите, не верно ли то, что стране вашей нужны прежде всего хорошие матери, без которых трудно
ждать хороших людей».
— А теперь, — сказал священник, — стань-ка на колени и помолись. Так тебе легче будет. И мой
совет — иди в карцер. Там тебя
ждут котлеты. Прощай, ерш ершович. А я поведу твою маму чай пить.
Я же имею теперь великие страхи, и от вас одного только и
жду и
совета и света.
— С губернатором, — продолжал Петр Григорьич: — граф больше не видится; напротив того, он недавно заезжал к дочери моей, непременно потребовал, чтобы она его приняла, был с нею очень любезен, расспрашивал об вас и обо мне и сказал, что он с нетерпением
ждет нашего возвращения, потому что мы можем быть полезны ему
советами. Из всего этого ясно видно, что нахлобучка его сиятельству из Петербурга была сильная.
— Вишь, куда заехали, — сказал Михеич, оглядываясь кругом, — и подлинно тут живой души нет!
Подожду, посмотрю, кто такой придет, какого даст
совета? Ну, а коли, не дай бог, кто-нибудь такой придет, что… тьфу! С нами крестная сила! Дал бы я карачуна этому мельнику, кабы не боярина выручать.
— Видишь, князь, этот косогор? — продолжал атаман. — Как дойдешь до него, будут вам их костры видны. А мой
совет —
ждать вам у косогора, пока не услышите моего визга. А как пугну табун да послышится визг и крик, так вам и напускаться на нехристей; а им деться некуды; коней-то уж не будет; с одной стороны мы, с другой пришла речка с болотом.
Они осуждены уж светом;
А впрочем, я б могла их подарить
советом —
Сказала бы ему: что женщины ценят
Настойчивость в мужчине,
Хотят, чтоб он сквозь тысячу преград
К своей стремился героине.
А ей бы пожелала я
Поменьше строгости и скромности поболе!
Прощайте, мосье Шприх, обедать
ждет меня
Сестра — а то б осталась с вами доле.
Катерина Матвеевна(жмет руку до боли).Да, я много передумала и пережила. Для меня нет возврата, я ненавижу отсталость, я вся принадлежу новым идеям. Нет ничего, что бы могло остановить меня, и я уважаю вас, глубоко уважаю. Научите меня, куда бежать, где мне будет легче дышать. Здесь душит меня все окружающее. Я послушаю одного вашего
совета. Я
жду.
В Петербурге Ихменевы встретили Ивана Петровича: он страстно влюбился в Наташу, она в него, они объяснились между собою и с родителями, получили радостное согласие и
совет —
подождать годик, пока Иван Петрович заработает себе что-нибудь побольше теперешнего.
— Благодарим покорно, матушка, — сладеньким, заискивающим голоском, с низкими поклонами стала говорить мать Таисея. — От лица всея нашей обители приношу тебе великую нашу благодарность. Да уж позволь и попенять, за что не удостоила убогих своим посещеньем… Равно ангела Божия, мы тебя
ждали… Живем, кажется, по соседству, пребываем завсегда в любви и
совете, а на такой великий праздник не захотела к нам пожаловать.
Сестра стояла молча, и из ее глаз непроизвольно текли крупные слезы; гордая, она досадовала, что не может их удержать, и они капали еще чаще. Ее большое горе было опошлено и измельчено, таких, как она, — тысячи, и ничего в ее горе нет ни для кого ужасного… А она так
ждала его
совета, так надеялась!
— Нет, мой
совет,
подождали бы, — повторила Александра Михайловна.
А в городе я вчера слышал, когда на лекцию ездил: пароходные команды в Феодосии бастуют, требуют власти
советам; в Севастополе портовые рабочие отказались разгружать грузы, предназначенные для добровольческой армии, и вынесли резолюцию, что нужно не
ждать прихода большевиков, а самим начать борьбу.
«Знаешь, дорогой мой Алексеюшка, в чем горе наших отношений? Ты никогда не позволял и не позволяешь быть с тобою откровенным… Почти полгода прожил я на Капри бок о бок с тобой, переживал невыносимые и опасные штурмы и дранги, [Бури и натиски (от нем. Sturm and Drang).] искал участия и
совета, и именно в личной, переломавшейся жизни, — и говорил с тобою только о литературе и общественности. Это факт: живя с тобой рядом, я
ждал приезда Вересаева, чтобы с ним посоветоваться — кончать мне с тобой или нет?»
За исход своего ходатайства перед царем за сына казненного князя Никиты Воротынского сам князь сильно беспокоился и с нетерпением
ждал ответа на посланную им грамотку к брату, в которой он откровенно изложил ему как все происшедшее, так и свои намерения, прося
совета и помощи. Князь Василий решил ехать в Москву тотчас по получении ответа на это письмо.
— Позвольте, барышня, мне старику, вам дать
совет. Не спешите писать ему такой печальный ответ… Его жизнь и так несладка теперь и без вашего тяжелого удара… Подумайте об этом и
подождите…
На губах Маргариты Дмитриевны появилась довольная улыбка, Гиршфельд
ждал ее на Рязанском вокзале и напутствовал
советами и указаниями. Проводив ее, он отправился к Зинаиде Павловне. Было около десяти часов вечера.
— Теперь я все понимаю! — продолжала коварная женщина. — Иван Дементьевич своим самолюбием и своей гордостью погубил две жизни… Он разлучил вас с Зиной и разбил вашу университетскую карьеру… В это время князь сделал предложение… Вы, быть может, не знаете, что сначала она отказала… Она, наверное,
ждала… вас… Но, так как вы скрывались от нее, она с отчаяния послушалась
совета моей матери… Она, конечно, подумала, что вы никогда не любили ее.
Она присоединилась к мнению, высказанному Стешей, и тревожно
поджидала Гиршфельда, уверенная, что кроме него никто не в состоянии дать разумного
совета.
В городе давно разнеслось, что
совет созван в чрезвычайное заседание и, по необычайности дня собрания — в воскресенье, по поздней поре его, все догадывались, что должно, наконец, последовать что-нибудь решительное, и с нетерпением
ждали конца томительной неизвестности.
— Он-то что? сумасброд… слышать не хочет; ну, да что́ говорить, и так мы бедную девочку измучили, — сказала Марья Дмитриевна. — А
совет мой вам, чтобы дела покончить и ехать домой, в Отрадное… и там
ждать…
Женщины на этот счет очень проницательны и готовы дать добрый
совет: «вы
подождите немного и тогда можете в мамки». Это ужасно! Все читают ее позор. Она не хочет идти на старое место, где ее любили и берегли. Ей совестно добрых людей, которым она заплатила за их добрые чувства к ней непочтительностью и неблагодарностью. Но, однако, доколе придет ее час, ей необходимо надо пристроиться — и она ищет средства сделать это как-нибудь иначе.
— Очень рад тебя видеть, пройди туда, где они собрались, и
подожди меня. — Государь прошел в кабинет. За ним прошел князь Петр Михайлович Волконский, барон Штейн, и за ними затворились двери. Князь Андрей, пользуясь разрешением государя, прошел с Паулучи, которого он знал по Турции, в гостиную, где собрался
совет.
— Да его слушали на военном
совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и
ждать чего-то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, — невозможно.