Неточные совпадения
Константин Левин заглянул в
дверь и увидел, что говорит с огромной шапкой волос молодой человек в поддевке, а молодая рябоватая женщина, в шерстяном платье без рукавчиков и воротничков, сидит на диване. Брата не видно было. У Константина больно
сжалось сердце при мысли о том, в среде каких чужих людей живет его брат. Никто не услыхал его, и Константин, снимая калоши, прислушивался
к тому, что говорил господин в поддевке. Он говорил о каком-то предприятии.
Иногда, чаще всего в час урока истории, Томилин вставал и ходил по комнате, семь шагов от стола
к двери и обратно, — ходил наклоня голову, глядя в пол, шаркал растоптанными туфлями и прятал руки за спиной,
сжав пальцы так крепко, что они багровели.
Он хотел броситься обнимать меня; слезы текли по его лицу; не могу выразить, как
сжалось у меня сердце: бедный старик был похож на жалкого, слабого, испуганного ребенка, которого выкрали из родного гнезда какие-то цыгане и увели
к чужим людям. Но обняться нам не дали: отворилась
дверь, и вошла Анна Андреевна, но не с хозяином, а с братом своим, камер-юнкером. Эта новость ошеломила меня; я встал и направился
к двери.
Я —
к двери, — нет ходу; увязла средь бесов, всю баню забили они, повернуться нельзя, под ноги лезут, дергают,
сжали так, что и окститься не могу!
— Пойду погляжу, — может и есть. Ну-ко вы, мамзели, — обратился он
к девицам, которые тупо
жались в
дверях, загораживая свет. — Кто из вас похрабрее? Коли третьего дня ваша знакомая приехала, то, значит, теперича она лежит в том виде, как господь бог сотворил всех человеков — значит, без никого… Ну, кто из вас побойчее будет? Кто из вас две пойдут? Одеть ее треба…
Егор Егорыч, оставшись один, хотел было (
к чему он всегда прибегал в трудные минуты своей жизни) заняться умным деланием, и когда ради сего спустил на окнах шторы, запер входную
дверь,
сжал для полного безмолвия свои уста и, постаравшись сколь возможно спокойнее усесться на своем кресле, стал дышать не грудью, а носом, то через весьма короткое время начинал уже чувствовать, что силы духа его сосредоточиваются в области сердца, или — точнее — в солнечном узле брюшных нервов, то есть под ложечкой; однако из такого созерцательного состояния Егор Егорыч был скоро выведен стуком, раздавшимся в его
дверь.
Дальнейшая очередь была за мной. Но только что я приступил
к чтению"Исторической догадки": Кто были родители камаринского мужика? — как послышался стук в наружную
дверь. Сначала стучали легко, потом сильнее и сильнее, так что я, переполошенный, отворил окно, чтоб узнать, в чем дело. Но в ту самую минуту, как я оперся на подоконник, кто-то снаружи вцепился в мои руки и
сжал их как в клещах. И в то же время, едва не сбив меня с ног, в окно вскочил мужчина в кепи и при шашке.
В гостиной были низкие потолки. Они давили Передонова. Мебель тесно
жалась к стенке. На полу лежали веревочные маты. Справа и слева из-за стены слышались шопоты и шорохи. Из
дверей выглядывали бледные женщины и золотушные мальчики, все с жадными, блестящими глазами. Из шопота иногда выделялись вопросы и ответы погромче.
Оттолкнула Варвару и кинулась
к двери. Ее не успели удержать. Наклонив голову,
сжав кулаки, ворвалась она в столовую, с треском распахнув
дверь. Там она остановилась близ порога, увидела испачканные обои и пронзительно засвистала. Она подбоченилась, лихо отставила ногу и неистово крикнула...
Невеста — чудо красоты и ума, жених — правда, белый, розовый, нежный (что именно не нравилось Софье Николавне), но простенький, недальний, по мнению всех, деревенский дворянчик; невеста — бойка, жива, жених — робок и вял; невеста, по-тогдашнему образованная, чуть не ученая девица, начитанная, понимавшая все высшие интересы, жених — совершенный невежда, ничего не читавший, кроме двух-трех глупейших романов, вроде «Любовного Вертограда», — или «Аристея и Телазии», да Русского песенника, жених, интересы которого не простирались далее ловли перепелов на дудки и соколиной охоты; невеста остроумна, ловка, блистательна в светском обществе, жених — не умеет сказать двух слов, неловок, застенчив, смешон, жалок, умеет только краснеть, кланяться и
жаться в угол или
к дверям, подалее от светских говорунов, которых просто боялся, хотя поистине многих из них был гораздо умнее; невеста — с твердым, надменным, неуступчивым характером, жених — слабый, смирный, безответный, которого всякий мог загонять.
Илья стоял в
двери, сердце его неприятно
сжалось. Он видел, как бессильно качается на тонкой шее большая голова Якова, видел жёлтое, сухое лицо Перфишки, освещённое блаженной улыбкою, и ему не верилось, что он действительно Якова видит, кроткого и тихого Якова. Он подошёл
к нему.
Часто заходил
к Илье оборванный, полуголый сапожник с неразлучной гармонией подмышкой. Он рассказывал о событиях в доме Филимонова, о Якове. Тощий, грязный и растрёпанный Перфишка
жался в
двери магазина и, улыбаясь всем лицом, сыпал свои прибаутки.
Подъехав
к дому, он сильно дёрнул звонок и, стиснув зубы,
сжал кулаки, ожидая, когда ему отворят
дверь.
— Постой тут, Гаврик, — сказала девушка и, оставив брата у
двери, прошла в комнату. Лунёв толкнул
к ней табурет. Она села. Павел ушёл в магазин, Маша пугливо
жалась в углу около печи, а Лунёв неподвижно стоял в двух шагах пред девушкой и всё не мог начать разговора.
Досужев. Ну, прощай! Вперед будем знакомы! Захмелел, брат! (
Жмет Жадову руку.) Василий, манто! (Надевает шинель.) Ты меня строго не суди! Я человек потерянный. Постарайся быть лучше меня, коли можешь. (Идет
к двери и возвращается.) Да! вот тебе еще мой совет. Может быть, с моей легкой руки, запьешь, так вина не пей, а пей водку. Вино нам не по карману, а водка, брат, лучше всего: и горе забудешь, и дешево! Adieu! [Прощай! (франц.) — Ред.] (Уходит.)
Дядя заставил Евсея проститься с хозяевами и повёл его в город. Евсей смотрел на всё совиными глазами и
жался к дяде. Хлопали
двери магазинов, визжали блоки; треск пролёток и тяжёлый грохот телег, крики торговцев, шарканье и топот ног — все эти звуки сцепились вместе, спутались в душное, пыльное облако. Люди шли быстро, точно боялись опоздать куда-то, перебегали через улицу под мордами лошадей. Неугомонная суета утомляла глаза, мальчик порою закрывал их, спотыкался и говорил дяде...
Молитва кончена. Двадцать человек летят сломя голову
к дверям, едва не сбивая с ног преподавателя, который с снисходительной, но несколько боязливой улыбкой
жмется к стене Из всех четырех отделений одновременно вырываются эти живые, неудержимые потоки, сливаются, перемешиваются, и сотня мальчишек мчится, как стадо молодых здоровых животных, выпущенных из тесных клеток на волю.
В несколько минут штабс-капитан оделся. В
дверь опять постучали. С ним была только фуражка. Шашку и пальто он оставил внизу. Он был бледен, но совершенно спокоен, даже руки у него не дрожали, когда он одевался, и все движения его были отчетливо-неторопливы и ловки. Застегивая последнюю пуговицу сюртука, он подошел
к женщине и с такой страшной силой
сжал ее руку выше кисти, в запястье, что у нее лицо мгновенно побагровело от крови, хлынувшей в голову.
Едва Турбин выпустил руки, которые он
сжал так крепко, как уже двое дворян подхватили под руки молодого человека и потащили
к задней
двери.
Влюбленный граф в потемках бродит,
Дорогу ощупью находит.
Желаньем пламенным томим,
Едва дыханье переводит,
Трепещет, если пол под ним
Вдруг заскрыпит… вот он подходит
К заветной
двери и слегка
Жмет ручку медную замка;
Дверь тихо, тихо уступает...
Майор, запахнув халатик, подкрался на цыпочках
к двери и осторожно заглянул на дочь из своей комнаты. Тревога отеческой любви и вместе с тем негодующая досада на кого-то чем-то трепетным отразились на лице его. Нервно
сжимая в зубах чубучок своей носогрейки, пришел он в зальце, где сидела Нюта, не замечавшая среди горя его присутствия, и зашагал он от одного угла до другого, искоса взглядывая иногда на плачущую дочку.
— Вы любите! Tant mieux pour vous et tant pis pour les autres, [Тем лучше для вас и тем хуже для других (франц.)] берегите же мою тайну. Вам поцелуй дан только в задаток, но щедрый расчет впереди. — И с этим она
сжала ему руку и, подав портфель, тихонько направила его
к двери, в которую он и вышел.
Катя открыла было рот, —
сжала зубы, пошла
к двери. Нечаянно наткнулась плечом на косяк. Вышла.
Когда они выходили из дому на свет, они старались не оборачиваться и не глядеть назад, но не могли выдержать и оборачивались — и тогда казалось им, что сам деревянный дом сознает страшную перемену: он точно
сжался весь, и скорчился, и прислушивается
к тому страшному, что содержится в глубине его, и все его вытаращенные окна, глухо замкнутые
двери с трудом удерживают крик смертельного испуга.
Дверь хлопает, впуская звуки. Они
жмутся у
дверей, — но там нет никого. Светло и пусто. Один за другим они крадутся
к идиоту — по полу, по потолку, по стенам, — заглядывают в его звериные глаза, шепчутся, смеются и начинают играть. Все веселее, все резвее. Они гоняются, прыгают и падают; что-то делают в соседней темной комнате, дерутся и плачут. Нет никого. Светло и пусто. Нет никого.