Неточные совпадения
«Сохрани вас Боже! — закричал один бывалый человек, — жизнь проклянете! Я десять раз ездил
по этой дороге и знаю этот путь как свои пять пальцев. И полверсты не проедете, бросите. Вообразите,
грязь, брод; передняя лошадь ушла
по пояс в воду, а задняя еще не сошла с пригорка, или наоборот. Не то так передняя вскакивает на мост, а задняя задерживает: вы-то в каком положении в это время? Между тем придется
ехать по ущельям,
по лесу,
по тропинкам, где качка не пройдет. Мученье!»
Дорогу эту можно назвать прекрасною для верховой езды, но только не в
грязь. Мы легко сделали тридцать восемь верст и слезали всего два раза, один раз у самого Аяна, завтракали и простились с Ч. и Ф., провожавшими нас, в другой раз на половине дороги полежали на траве у мостика, а потом уже
ехали безостановочно. Но тоска: якут-проводник, едущий впереди, ни слова не знает по-русски, пустыня тоже молчит, под конец и мы замолчали и часов в семь вечера молча доехали до юрты, где и ночевали.
— Малой, смотайся ко мне на фатеру да скажи самой, что я обедать не буду, в город
еду, — приказывает сосед-подрядчик, и «малый» иногда
по дождю и
грязи, иногда в двадцатиградусный мороз, накинув на шею или на голову грязную салфетку, мчится в одной рубахе через улицу и исполняет приказание постоянного посетителя, которым хозяин дорожит. Одеваться некогда —
по шее попадет от буфетчика.
И вылезали, и шли пешком в дождь,
по колено в
грязи, а поднявшись на гору, опять садились и
ехали до новой горы.
Поехал дальше. Давыдовых перегнал близ Нижне-удинска, в Красноярске не дождался. Они с детьми медленно
ехали, а я, несмотря на
грязь, дождь и снег иногда, все подвигался на тряской своей колеснице. Митьков, живший своим домом, хозяином совершенным — все
по часам и все в порядке. Кормил нас обедом — все время мы были почти неразлучны, я останавливался у Спиридова, он еще не совсем устроился, но надеется, что ему в Красноярске будет хорошо. В беседах наших мы все возвращались к прошедшему…
Далее невозможно было
ехать по переулку, представлявшему сплошное болото, где пролегала только одна узенькая полоска жидкой
грязи, обозначавшая проезжую дорожку, и на этой дорожке стояли три воза, наполненные диванчиками, стульями, ширмами и всяким домашним скарбом, плохо покрытым изодранными извозчичьими рогожами, не защищавшими мебель от всюду проникающей осенней мги.
— Постой, что еще вперед будет! Площадь-то какая прежде была? экипажи из
грязи народом вытаскивали! А теперь посмотри — как есть красавица! Собор-то, собор-то! на кумпол-то взгляни! За пятнадцать верст, как
по остреченскому тракту
едешь, видно! Как с последней станции выедешь — всё перед глазами, словно вот рукой до города-то подать! Каменных домов сколько понастроили! А ужо, как Московскую улицу вымостим да гостиный двор выстроим — чем не Москва будет!
Уселись на дрожки и
поехали к господам, у которых жила Клавдия, осведомляться о ней. На улицах было почти везде грязно, хотя дождь прошел еще вчера вечером. Дрожки только изредка продребезжат
по каменной настилке и опять вязнут в липкой
грязи на немощенных улицах.
Брагин почти все время
ехал шагом, раздумывая бесконечную дорожную думу, которая блуждала
по своим горам и косогорам, тонула в
грязи и пробиралась
по узким тропинкам.
Ехал он довольно медленно, проселками, без особенных приключений: раз только шина лопнула на заднем колесе; кузнец ее сваривал-сваривал, обругал и ее и себя, да так и бросил; к счастью, оказалось, что и с лопнувшею шиной можно у нас прекрасно путешествовать, особенно
по"мякенькому", то есть
по грязи.
— Да так-то плоха, что и сказать нельзя. Объездом лучше; а все, как станете подъезжать к селу, так — не роди мать на свете!..
грязь по ступицу. Вот я
поеду подле вас да укажу, где надо своротить с дороги.
И через восемь дней он
ехал по дороге от города на станцию; тихо
ехал по краю избитого шоссе с вывороченным булыжником, торчавшим среди глубоких выбоин, в них засохла
грязь, вздутая горбом, исчерченная трещинами.
Я
ехал к нему часа два с половиною, потому что должен был проехать около пяти верст большими улицами и изъездить
по крайней мере десяток маленьких переулков, прежде чем нашел его квартиру: это был полуразвалившийся дом, ход со двора; я завяз почти в
грязи, покуда шел
по этому двору, на котором, впрочем, стояли новые конюшни и сарай.
— Вот вам люди! — продолжал он, обращаясь к окну, из которого виднелась городская площадь, усыпанная,
по случаю базара, народом. — Позови обедать, — так пешком прибегут! Покровительство нужно, — на колени, подлец, встанет, в
грязи в ноги поклонится! А затей что-нибудь поблагороднее, так и жена больна и в отпуск надобно
ехать… Погодите, мои милые, дайте мне только дело это кончить: в калитку мою вы не заглянете…
Поехал мужик в город за овсом для лошади. Только что выехал из деревни, лошадь стала заворачивать назад к дому. Мужик ударил лошадь кнутом. Она пошла и думает про мужика: «Куда он, дурак, меня гонит; лучше бы домой». Не доезжая до города, мужик видит, что лошади тяжело
по грязи, своротил на мостовую, а лошадь воротит прочь от мостовой. Мужик ударил кнутом и дернул лошадь: она пошла на мостовую и думает: «Зачем он меня повернул на мостовую, только копыта обломаешь. Тут под ногами жестко».
На небе брезжит утренняя заря. Холодно… Ямщики еще не выехали со двора, но уж говорят: «Ну, дорога, не дай господи!»
Едем сначала
по деревне… Жидкая
грязь, в которой тонут колеса, чередуется с сухими кочками и ухабами; из гатей и мостков, утонувших в жидком навозе, ребрами выступают бревна, езда
по которым у людей выворачивает души, а у экипажей ломает оси…
Тяжело
ехать, очень тяжело, но становится еще тяжелее, как подумаешь, что эта безобразная, рябая полоса земли, эта черная оспа, есть почти единственная жила, соединяющая Европу с Сибирью! И
по такой жиле в Сибирь, говорят, течет цивилизация! Да, говорят, говорят много, и если бы нас подслушали ямщики, почтальоны или эти вот мокрые, грязные мужики, которые
по колена вязнут в
грязи около своего обоза, везущего в Европу чай, то какого бы мнения они были об Европе, об ее искренности!
— Нет, я
поеду, — сказала больная, подняла глаза к небу, сложила руки и стала шептать несвязные слова. — Боже мой! за что же? — говорила она, и слезы лились сильнее. Она долго и горячо молилась, но в груди так же было больно и тесно, в небе, в полях и
по дороге было так же серо и пасмурно, и та же осенняя мгла, ни чаще, ни реже, а все так же сыпалась на
грязь дороги, на крыши, на карету и на тулупы ямщиков, которые, переговариваясь сильными, веселыми голосами, мазали и закладывали карету.
Четверка
ехала по дороге, шагом, с напряжением вытаскивая из
грязи тяжелый экипаж.
Палтусов простоял еше минут с пять. Жандармы ругались с кучерами линеек. Кареты
поехали вереницей. Купцы рассаживались в крытые дрожки. Певчие, артельщики, похоронные старухи и всякий сброд чуть не дрались, влезая в линейки; народ шлепал
по грязи… Начало опять моросить.
По приказанию начальства,
по давно заведенному шаблону, чувствуя, что она бесцветна и скучна, без страсти и огня выпалит он ее перед присяжными, а там дальше — скакать
по грязи и под дождем на станцию, оттуда в город, чтобы вскоре получить приказ опять
ехать куда-нибудь в уезд, читать новую речь… скучно!