Неточные совпадения
Левин ждал только поставки пшеницы, чтобы получить
деньги и
ехать за границу.
В сентябре Левин переехал в Москву для родов Кити. Он уже жил без дела целый месяц в Москве, когда Сергей Иванович, имевший именье в Кашинской губернии и принимавший большое участие в вопросе предстоящих выборов, собрался
ехать на выборы. Он звал с собою и брата, у которого был шар по Селезневскому уезду. Кроме этого, у Левина было в Кашине крайне нужное для сестры его, жившей
за границей, дело по опеке и по получению
денег выкупа.
Вронский действительно обещал быть у Брянского, в десяти верстах от Петергофа, и привезти ему
за лошадей
деньги; и он хотел успеть побывать и там. Но товарищи тотчас же поняли, что он не туда только
едет.
Он был недоволен поведением Собакевича. Все-таки, как бы то ни было, человек знакомый, и у губернатора, и у полицеймейстера видались, а поступил как бы совершенно чужой,
за дрянь взял
деньги! Когда бричка выехала со двора, он оглянулся назад и увидел, что Собакевич все еще стоял на крыльце и, как казалось, приглядывался, желая знать, куда гость
поедет.
Мне объявили, что мое знакомство и она, и дочь ее могут принимать не иначе как
за честь; узнаю, что у них ни кола ни двора, а приехали хлопотать о чем-то в каком-то присутствии; предлагаю услуги,
деньги; узнаю, что они ошибкой
поехали на вечер, думая, что действительно танцевать там учат; предлагаю способствовать с своей стороны воспитанию молодой девицы, французскому языку и танцам.
— Это — для гимназиста, милый мой. Он берет время как мерило оплаты труда — так? Но вот я третий год собираю материалы о музыкантах XVIII века, а столяр, при помощи машины, сделал
за эти годы шестнадцать тысяч стульев. Столяр — богат, даже если ему пришлось по гривеннику со стула, а — я? А я — нищеброд, рецензийки для газет пишу. Надо
за границу
ехать —
денег нет. Даже книг купить — не могу… Так-то, милый мой…
Раньше почти равнодушный к
деньгам, теперь он принял эти бумажки с чувством удовлетворения, — они обещали ему независимость, укрепляли его желание
поехать за границу.
— Не
поедешь! — равнодушно повторил Тарантьев. — А ты вот лучше деньги-то
за полгода вперед отдай.
— Приехала домой, — продолжала Маслова, уже смелее глядя на одного председателя, — отдала хозяйке
деньги и легла спать. Только заснула — наша девушка Берта будит меня. «Ступай, твой купец опять приехал». Я не хотела выходить, но мадам велела. Тут он, — она опять с явным ужасом выговорила это слово: он, — он всё поил наших девушек, потом хотел послать еще
за вином, а
деньги у него все вышли. Хозяйка ему не поверила. Тогда он меня послал к себе в номер. И сказал, где
деньги и сколько взять. Я и
поехала.
Пока Ермолай ходил
за «простым» человеком, мне пришло в голову: не лучше ли мне самому съездить в Тулу? Во-первых, я, наученный опытом, плохо надеялся на Ермолая; я послал его однажды в город
за покупками, он обещался исполнить все мои поручения в течение одного дня — и пропадал целую неделю, пропил все
деньги и вернулся пеший, — а
поехал на беговых дрожках. Во-вторых, у меня был в Туле барышник знакомый; я мог купить у него лошадь на место охромевшего коренника.
Поплелись наши страдальцы кой-как; кормилица-крестьянка, кормившая кого-то из детей во время болезни матери, принесла свои
деньги, кой-как сколоченные ею, им на дорогу, прося только, чтобы и ее взяли; ямщики провезли их до русской границы
за бесценок или даром; часть семьи шла, другая
ехала, молодежь сменялась, так они перешли дальний зимний путь от Уральского хребта до Москвы.
Старшеньким, конечно, и получше платьица понадобятся, да
за бездорожицей в город
ехать еще нельзя, а сверх того, и
денег пока нет.
Маланья Сергеевна с горя начала в своих письмах умолять Ивана Петровича, чтобы он вернулся поскорее; сам Петр Андреич желал видеть своего сына; но он все только отписывался, благодарил отца
за жену,
за присылаемые
деньги, обещал приехать вскоре — и не
ехал.
— Я буду непременно разбойником, как Окулко, — говорил он, толкая покосившуюся дверку в сени избушки. —
Поедет богатый мужик с
деньгами, а я его
за горло: стой, глиндра!
— Не знаю. Он теперь продал все свое маленькое состояньице и с этими
деньгами едет за границу, чтобы доканчивать свое образование.
Александр Петрович, конечно, милейший человек, хотя у него есть особенная слабость — похвастаться своим литературным суждением именно перед теми, которые, как и сам он подозревает, понимают его насквозь. Но мне не хочется рассуждать с ним об литературе, я получаю
деньги и берусь
за шляпу. Александр Петрович
едет на Острова на свою дачу и, услышав, что я на Васильевский, благодушно предлагает довезти меня в своей карете.
Стрелов имел теперь собственность, которая заключалась в «Мыске», с прибавком четырех десятин луга по Вопле.
За все это он внес наличными
деньгами пятьсот рублей, а купчую, чтобы не
ехать в губернский город, написали в триста рублей и совершили в местном уездном суде. При этом генерал был твердо убежден, что продал только «Мысок», без всякой прибавки луговой земли.
«Это, мол, верно: они без
денег ничего не могут». Ну, а Агашимола, он из дальней орды был, где-то над самым Каспием его косяки ходили, он очень лечиться любил и позвал меня свою ханшу попользовать и много голов скота
за то Емгурчею обещал. Емгурчей меня к нему и отпустил: набрал я с собою сабуру и калганного корня и
поехал с ним. А Агашимола как взял меня, да и гайда в сторону со всем кочем, восемь дней в сторону скакали.
— И что вам
за охота курить, — сказал он, глядя на следы моего курения. — Это всё глупости и напрасная трата
денег. Я дал себе слово не курить… Однако
поедем скорей, еще надо заехать
за Дубковым.
Говорят, он имел и паспорт на чужое имя, и полную возможность успеть улизнуть
за границу, и весьма значительные
деньги с собой, а между тем остался в Петербурге и никуда не
поехал.
— Вероятно, из-за
денег! Говорят, он
ехал с уплатой от хозяина, — этого сквалыги Турбина… Тысяч пятьдесят вез!
— Надо, брат, достать.
Поедешь в Воргород
за товаром, я тебе дам
денег, ты и купи, которые посолидней. Спроси там кого-нибудь — какие лучше…
«Завтра же и
поеду. Один, так один, не привыкать стать! Будет уж, проболтался тут, как сорина в крупе, почитай, два месяца. А с теми — как-нибудь улажусь. Поклонюсь Марку Васильеву: пусть помирит меня с Максимом. Может, Максимка
денег возьмёт
за бесчестье…»
Раздраженный отказом, Бельтов начал ее преследовать своей любовью, дарил ей брильянтовый перстень, который она не взяла, обещал брегетовские часы, которых у него не было, и не мог надивиться, откуда идет неприступность красавицы; он и ревновать принимался, но не мог найти к кому; наконец, раздосадованный Бельтов прибегнул к угрозам, к брани, — и это не помогло; тогда ему пришла другая мысль в голову: предложить тетке большие
деньги за Софи, — он был уверен, что алчность победит ее выставляемое целомудрие; но как человек, вечно поступавший очертя голову, он намекнул о своем намерении бедной девушке; разумеется, это ее испугало, более всего прочего, она бросилась к ногам своей барыни, обливаясь слезами, рассказала ей все и умоляла позволить
ехать в Петербург.
Бельтов с ужасом прочел приглашение и, бросив его на стол, думал: «Что им
за охота звать?
Денег стоит много, все они скупы, как кощеи, скука будет смертная… а делать нечего, надобно
ехать, а то обидится».
Сгоряча она хотела послать
за квартальным, потом
ехать к французскому консулу, но рассудила, что это вовсе не нужно, и просто-напросто прогнала Софи из дому самым грубым образом, забыв второпях отдать ей следующие
деньги.
И рассказал мне, что тогда осенью, когда я уехал из Рыбинска, они с Костыгой устроили-таки побег Репке
за большие
деньги из острога, а потом все втроем убежали в пошехонские леса, в поморские скиты, где Костыга остался доживать свой век, а Улан и Репка
поехали на Черемшан Репкину поклажу искать.
Пошли. Отец заставил меня снять кобылку. Я запрятал ее под диван и вышел в одной рубахе. В магазине готового платья купил поддевку, но отцу я заплатить не позволил — у меня было около ста рублей
денег. Закусив, мы
поехали на пароход «Велизарий», который уже дал первый свисток.
За полчаса перед тем ушел «Самолет».
— Разве напиться, а? Ну, ладно,
поеду, — решил Орлов после некоторого колебания. — Погодите, схожу
за деньгами.
«Вот дуралей-то!» — прибавлял он, повертываясь опять на прежний бок, и таким образом он промучился до самого утра, или, лучше сказать, до двенадцати часов, когда мог
ехать к Жиглинской, где ожидал встретить князя, который, может быть, снова предложит ему
деньги; но князи он не нашел там: тот был дома и отсыпался
за проведенную без сна ночь.
Жуквич посидел еще некоторое время, и если б Елена повнимательней наблюдала
за ним, то заметила бы, что он был как на иголках; наконец, он поднялся и стал прощаться с Еленой; но
деньги все еще не клал в карман, а держал только их в своей руке и таким образом пошел; но, выйдя в сени, немедля всю пачку засунул в свой совершенно пустой бумажник; потом этот бумажник положил в боковой карман своего сюртука, а самый сюртук наглухо застегнул и,
ехав домой, беспрестанно ощупывал тот бок сюртука, где лежал бумажник.
— Между нами одна разница, — продолжала она с дрожащими губами и раздувшимися ноздрями. — Вы с ваших обожательниц берете
деньги за визиты, а я к Бегушеву
еду даром, и не к нему даже, а к моей больной подруге!
Сорин(насвистывает, потом нерешительно). Мне кажется, было бы самое лучшее, если бы ты… дала ему немного
денег. Прежде всего ему нужно одеться по-человечески, и все. Посмотри, один и тот же сюртучишко он таскает три года, ходит без пальто… (Смеется.) Да и погулять малому не мешало бы…
Поехать за границу, что ли… Это ведь не дорого стоит.
Отец, и без того постоянно отъезжавший на Скворчее и на Тим, вынужден был из-за хлопот по процессу
ехать в Петербург. Впоследствии он неоднократно рассказывал, как, бегая по недостатку в
деньгах пешком по Петербургу, он, намявши мозоли, вынужден был, скрепя сердце, продолжать мучительную беготню.
«
Поехали мы, — сказывал он, — с Саничкой (так он называл жену)
за границу через Одессу, но нам пришлось два дня поджидать парохода в Вену, а от нечего делать вечером я ушел в клуб. Мне страшно не повезло, и в час ночи я вернулся в номер и разбудил жену словами: «Саничка, мы
ехать за границу не можем, я все
деньги проиграл».
И даже препятствие положительное было не
ехать:
денег не было. Всего-навсего лежало у меня девять рублей. Но из них семь надо было отдать завтра же месячного жалованья Аполлону, моему слуге, который жил у меня
за семь рублей на своих харчах.
— Как каким образом? Села да
поехала. А железная-то дорога на что? А вы все думали: я уж ноги протянула и вам наследство оставила? Я ведь знаю, как ты отсюда телеграммы-то посылал. Денег-то что
за них переплатил, я думаю. Отсюда не дешево. А я ноги на плечи, да и сюда. Это тот француз? Monsieur Де-Грие, кажется?
Председатель
поехал сам
за деньгами и воротился очень скоро.
— К купцу
за деньгами велела
ехать.
Марья Дмит<ревна>. Это пройдет, господин доктор! Благодарю вас
за новость — и позвольте мне с вами проститься! Вы почти знаете, в каком я положении! Я скоро
еду из Москвы! Недостаток в
деньгах заставляет меня возвратиться в деревню!
Анисья (накрывает на стол и подает). Порожнем
поехал.
За деньгами поехал, в банке
деньги брать.
Даже и
за еду деньги брали; мы сначала к этому долго никак не могли себя приучить, чтобы в помещичьем доме и
деньги платить.
Шафер. «Иван Михайлович! Я у вас забрал вперед тридцать два рубля. Я их не могу отдать теперь. Но ежели вы не бесчестный господин, то не будете иметь подлость обвинять меня. Я вам пришлю
деньги, как скоро собьюсь. У богатых людей всегда привычка презирать бедных. В вашем доме это производилось слишком нагло. Я
еду с Катериной Матвеевной. Вы об ней думайте как хотите, а я считаю ее
за высокую личность. Впрочем, мое почтенье».
Евгения Николаевна(сбираясь уходить, говорит Бургмейеру скороговоркой). Если вы только, друг мой, вздумаете вдруг уехать
за границу, то Клеопаша, вероятно, не
поедет с вами; но меня вы возьмите, я рабой, служанкой, но желаю быть при вас.
Денег моих я тоже не возьму!.. (Кладет
деньги на стол.) Они больше, чем когда-либо, должны теперь оставаться у вас!.. (Уходит в одну из дверей.)
Бургмейер. Да не
поедет он, пойми ты это! Ведь у него не твоя подлая душа, чтобы
за деньги продать любовь свою!
Андрей. Вот еще-с. (Подает записку). Они хотят
ехать за границу, так чтоб своих
денег не тратили: по этой записке им выдадут из конторы сколько нужно на расходы. Здесь обозначено-с. Вот теперь все-с. Я сейчас уезжаю на фабрику месяца на три; видеться нам незачем-с: дальние проводы — лишние слезы. Да и некстати: меня старики провожают, так пристойно ли им будет глядеть на нас? Затем прощайте. (Уходит).
Шаблова. Нельзя сказать, чтоб вовсе даром. Да он-то бы пожалуй, а я уж с нее ста полтора выханжила. Так все деньги-то, что я взяла с нее
за него, все портному и отдала, вот тебе и барыш! Кроме того, посудите сами, всякий раз, как к ней
ехать, извозчика берет с биржи, держит там полдня. Чего-нибудь да стоит! А из чего бьется-то? Диви бы… Все ветер в голове-то.
Коли ей нужны
деньги, так она мужа пришлет, а сама ни
за что не
поедет, не из гордости, нет, а просто из трусости, боится, чтоб я ей сцены не сделала.
— Ах, дяденька, да что же я понимала? Вышла
за него семнадцати лет, была влюблена в него до безумия, каждое слово его считала законом для себя. Вы лучше скажите: как он папеньку уговорил? У нас три сестры выданы, и он ни одному еще зятю не отделил приданых
денег, а Дмитрию Никитичу до копейки все отдал. Он его как-то убедил, что
едет в Москву покупать подмосковную с хрустальным заводом, показывал ему какие-то письма; вместе все они рассчитывали, как это будет выгодно. С этим мы в Москву и
ехали.
Остальные были равнодушны ко всему русскому, охотно бранили его и говорили Чистякову, что и сами
поехали бы учиться и жить
за границей, если были бы
деньги.