Неточные совпадения
Шарманка играла не без приятности, но
в средине ее, кажется, что-то случилось, ибо мазурка оканчивалась песнею: «Мальбруг
в поход поехал», а «Мальбруг
в поход поехал» неожиданно завершался каким-то давно знакомым вальсом.
— Не знаю, — отвечал Бурмин, — не знаю, как зовут деревню, где я венчался; не помню, с которой станции
поехал.
В то время я так мало полагал важности
в преступной моей проказе, что, отъехав от церкви, заснул, и проснулся на другой день поутру, на третьей уже станции. Слуга, бывший тогда со мною, умер
в походе, так что я не имею и надежды отыскать ту, над которой подшутил я так жестоко и которая теперь так жестоко отомщена.
Что представления Петру разных лиц были делом обыкновенным и что за ними зорко следили приверженцы обеих партий, видно из следующей выписки из письма Шакловитого к Голицыну во время первого крымского
похода: «Сего ж числа, после часов, были у государя у руки новгородцы, которые
едут на службу; и как их изволил жаловать государь царь Петр Алексеевич,
в то время, подступя, нарочно встав с лавки, Черкасский объявил тихим голосом князь Василья Путятина: прикажи, государь мой,
в полку присмотреть, каков он там будет?» (Устрялов, том I, приложение VII, стр. 356).
Петр, пред началом
похода, выражался о нем
в письме к Апраксину таким образом: «Шутили под Кожуховым, а теперь под Азов играть
едем».
— Ну что ж! Вот приедем
в Якоревку, и попьешь чайку, — ответил Лизар. — Ты, значит, чайку попьешь, отдохнешь, я
походом коней покормлю, а там с холодочком и
поедем дальше.
Вообще Султанов резко изменился.
В вагоне он был неизменно мил, остроумен и весел; теперь,
в походе, был зол и свиреп. Он
ехал на своем коне, сердито глядя по сторонам, и никто не смел с ним заговаривать. Так тянулось до вечера. Приходили на стоянку. Первым долгом отыскивалась удобная, чистая фанза для главного врача и сестер, ставился самовар, готовился обед. Султанов обедал, пил чай и опять становился милым, изящным и остроумным.
Работали они, действительно, никак уж не больше фельдшеров. Работали сестры добросовестно, но работа фельдшеров была гораздо труднее. Притом
в походе сестры
ехали в повозке, фельдшера, как нижние чины, шли пешком. Сестры на всем готовом получали рублей по восемьдесят
в месяц, фельдшера, как унтер-офицеры, получали рубля по три.
Только теперь, очутившись один
в четырех стенах своей одинокой избы, Ермак Тимофеевич снова ощутил
в сердце то радостное чувство, с которым он
ехал в поселок, после того как расстался с Яшкой на дне оврага. Это чувство было на некоторое время заглушено грустным расставаньем с есаулом и ушедшими
в поход казаками — горьким чувством остающегося воина, силою обстоятельств принужденного сидеть дома, когда его сподвижники ушли на ратные подвиги. Но горечь сменилась сладостным воспоминанием!
По доходившим известиям, поляки сильно укрепили Прагу и готовились к отпору. Александр Васильевич не скрывал этого от солдат, а, напротив, заранее им внушал, что Прага даром
в руки не дастся. По своему обыкновению, объезжая ежедневно на
походе войска, он останавливался у каждого полка, здоровался, балагурил, называл по именам знакомых солдат, говорил о предстоящих трудах. Чуть не весь полк сбегался туда, где
ехал и беседовал с солдатами Суворов, — это беспорядком не считалось.
Рассказала она, как три года назад была
в Акмолинской области.
Поехала она из Омска
в экспедиции для обследования состояния и нужд гужевого транспорта. Рассказывала про приключения с киргизами, про озеро Балхаш, про Голодную степь и милых верблюдов, про то, как заболела брюшным тифом и две недели самой высокой температуры перенесла на верблюде,
в походе. Оставить ее было негде, товарищам остаться было нельзя.
А я?.. растеряв свое сердце по всем дневкам наших
походов, убегая отечества, разоренного и едва ли не завоеванного русскими, убегая мест, где каждый шаг напоминал мне стыд нашего оружия,
еду в главную армию, чтобы отдохнуть хотя среди побед моего короля и славы шведов, — и что ж?
(Прежде чем
ехать к Билибину, князь Андрей
поехал в книжную лавку запастись на
поход книгами и засиделся
в лавке.)
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s’en va-t-en guerre. Dieu sait quand reviendra». [Мальбрук
в поход поехал, Бог весть когда вернется.]
— Вот как, да, да! — улыбаясь, сказал Борис, — а мы тоже славный
поход сделали. Ведь ты знаешь, цесаревич постоянно
ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды.
В Польше что̀ за приемы были, что̀ за обеды, балы — я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.