Неточные совпадения
Но все это ни к чему не повело: на другой день нельзя
было войти к нему в комнату, что случалось довольно часто по милости змей,
ящериц и потрошеных птиц.
Мы пришли на торговую площадь; тут кругом теснее толпились дома,
было больше товаров вывешено на окнах, а на площади сидело много женщин, торгующих виноградом, арбузами и гранатами.
Есть множество книжных лавок, где на окнах, как в Англии, разложены сотни томов, брошюр, газет; я видел типографии, конторы издающихся здесь двух газет, альманахи, магазин редкостей, то
есть редкостей для европейцев: львиных и тигровых шкур, слоновых клыков, буйволовых рогов, змей,
ящериц.
Меня в самом деле почти не кусали комары, но я все-таки лучше бы, уж так и
быть, допустил двух-трех комаров в постель, нежели
ящерицу.
Наконец сама Р., с неуловимой ловкостью
ящерицы, ускользала от серьезных объяснений, она чуяла опасность, искала отгадки и в то же время отдаляла правду. Точно она предвидела, что мои слова раскроют страшные истины, после которых все
будет кончено, и она обрывала речь там, где она становилась опасною.
Репетиция
была назначена вечером; Аннинька с утра притворилась больной, а когда m-lle Эмма ушла к Раисе Павловне, она, как
ящерица, улизнула в театр и пробралась на свой наблюдательный пост.
— Вы бы перестали балакать, господин! — сказал он, угрюмо остановив на лице Павла свои выпуклые глаза. Он
был похож на
ящерицу в щели камня.
В самом деле, для любителя, да еще живущего в захолустном городишке, у него
была порядочная коллекция: белые мыши, кролики, морские свинки, ежи, сурки, несколько ядовитых змей в стеклянных ящиках, несколько сортов
ящериц, две обезьяны-мартышки, черный австралийский заяц и редкий, прекрасный экземпляр ангорской кошки.
Венсан
был влюблен в младшую дочку, в Марию Самуиловну, странное семнадцатилетнее существо, капризное, своевольное, затейливое и обольстительное. Она свободно владела пятью языками и каждую неделю меняла свои уменьшительные имена: Маня, Машенька, Мура, Муся, Маруся, Мэри и Мари. Она
была гибка и быстра в движениях, как
ящерица, часто страдала головной болью. Понимала многое в литературе, музыке, театре, живописи и зодчестве и во время заграничных путешествий перезнакомилась со множеством настоящих мэтров.
Глафира Львовна, не понимая хорошенько бегства своего Иосифа и прохладив себя несколько вечерним воздухом, пошла в спальню, и, как только осталась одна, то
есть вдвоем с Элизой Августовной, она вынула письмо; ее обширная грудь волновалась; она дрожащими перстами развернула письмо, начала читать и вдруг вскрикнула, как будто
ящерица или лягушка, завернутая в письмо, скользнула ей за пазуху.
Держа в руке, короткой и маленькой, как лапа
ящерицы, кусок чего-нибудь съедобного, урод наклонял голову движениями клюющей птицы и, отрывая зубами пищу, громко чавкал, сопел. Сытый, глядя на людей, он всегда оскаливал зубы, а глаза его сдвигались к переносью, сливаясь в мутное бездонное пятно на этом полумертвом лице, движения которого напоминали агонию. Если же он
был голоден, то вытягивал шею вперед и, открыв красную пасть, шевеля тонким змеиным языком, требовательно мычал.
Далеко оно
было от него, и трудно старику достичь берега, но он решился, и однажды, тихим вечером, пополз с горы, как раздавленная
ящерица по острым камням, и когда достиг волн — они встретили его знакомым говором, более ласковым, чем голоса людей, звонким плеском о мертвые камни земли; тогда — как после догадывались люди — встал на колени старик, посмотрел в небо и в даль, помолился немного и молча за всех людей, одинаково чужих ему, снял с костей своих лохмотья, положил на камни эту старую шкуру свою — и все-таки чужую, — вошел в воду, встряхивая седой головой, лег на спину и, глядя в небо, — поплыл в даль, где темно-синяя завеса небес касается краем своим черного бархата морских волн, а звезды так близки морю, что, кажется, их можно достать рукой.
Его всё занимает: цветы, густыми ручьями текущие по доброй земле,
ящерицы среди лиловатых камней, птицы в чеканной листве олив, в малахитовом кружеве виноградника, рыбы в темных садах на дне моря и форестьеры на узких, запутанных улицах города: толстый немец, с расковырянным шпагою лицом, англичанин, всегда напоминающий актера, который привык играть роль мизантропа, американец, которому упрямо, но безуспешно хочется
быть похожим на англичанина, и неподражаемый француз, шумный, как погремушка.
Это
был человек с манерами
ящерицы.
Лодка злобно взвизгнула и бросилась вон. Бурмистрову показалось, что она ударила его чем-то тяжелым и мягким сразу по всему телу, в глазах у него заиграли зеленые и красные круги, он бессмысленно взглянул в темную дыру двери и, опустив руки вдоль тела, стал рассматривать Симу: юноша тяжело вытаскивал из-под кровати свое полуголое длинное тело, он
был похож на большую
ящерицу.
Дело в том, что ложе у него
было сделано в форме крокодила или какой-то фантастической
ящерицы, и это ничтожное обстоятельство придавало ружью в наших детских глазах какой-то особенный, таинственный смысл.
Но
ящерица так и не сказала, что
было с другой стороны, потому что почувствовала, как что-то крепко прижало ее хвост к земле.
Да притом вы нисколько не коснулись вопроса, поставленного госпожой
ящерицей: она спросила, «что
есть мир?», а вы говорите о своем навозном шаре; это даже невежливо.
Занимают меня тоже букашки и жучки, я их сбираю,
есть очень нарядные; люблю я тоже маленьких, проворных, красно-желтых
ящериц, с черными пятнышками, но змеек боюсь.
Оба, как
ящерицы, вытягивались в воде и что
было силы поплыли к тому месту, где
был бочонок над якорем.
Предположения на баке о том, что эти «подлецы арапы», надо полагать, и змею, и
ящерицу, и крысу, словом, всякую нечисть жрут, потому что их голый остров «хлебушки не родит», нисколько не помешали в тот же вечер усадить вместе с собой ужинать тех из «подлецов», которые
были в большем рванье и не имели корзин с фруктами, а
были гребцами на шлюпках или просто забрались на корвет поглазеть. И надо
было видеть, как радушно угощали матросы этих гостей.
Там
была даже
ящерица, которая как-то лунной ночью прошуршала возле моих ног.
«Существо, предназначенное сделаться человеком, медузообразный гермафродит, полурыба, полузмея палеозойской эры, приняло форму четвероногого, некоей
ящерицы, но совершенно отличающейся от
ящериц современных, которые
есть не что иное, как отклонение и вырождение» (фр.).]