Неточные совпадения
Такая память знатная,
Должно
быть (кончил староста),
Сорочьи
яйца ел.
Началось с того, что Волгу толокном замесили, потом теленка на баню тащили, потом в кошеле кашу варили, потом козла в соложеном тесте [Соложёное тесто — сладковатое тесто из солода (солод — слад), то
есть из проросшей ржи (употребляется в пивоварении).] утопили, потом свинью за бобра купили да собаку за волка убили, потом лапти растеряли да по дворам искали:
было лаптей шесть, а сыскали семь; потом рака с колокольным звоном встречали, потом щуку с
яиц согнали, потом комара за восемь верст ловить ходили, а комар у пошехонца на носу сидел, потом батьку на кобеля променяли, потом блинами острог конопатили, потом блоху на цепь приковали, потом беса в солдаты отдавали, потом небо кольями подпирали, наконец утомились и стали ждать, что из этого выйдет.
— Я уж на что глуп, — сказал он, — а вы еще глупее меня! Разве щука сидит на
яйцах? или можно разве вольную реку толокном месить? Нет, не головотяпами следует вам называться, а глуповцами! Не хочу я володеть вами, а ищите вы себе такого князя, какого нет в свете глупее, — и тот
будет володеть вами!
Насколько последний
был распущен и рыхл, настолько же первый поражал расторопностью и какою-то неслыханной административной въедчивостью, которая с особенной энергией проявлялась в вопросах, касавшихся выеденного
яйца.
— Мы щуку с
яиц согнали, мы Волгу толокном замесили… — начали
было перечислять головотяпы, но князь не захотел и слушать их.
Он увидел на месте, что приказчик
был баба и дурак со всеми качествами дрянного приказчика, то
есть вел аккуратно счет кур и
яиц, пряжи и полотна, приносимых бабами, но не знал ни бельмеса в уборке хлеба и посевах, а в прибавленье ко всему подозревал мужиков в покушенье на жизнь свою.
За бараньим боком последовали ватрушки, из которых каждая
была гораздо больше тарелки, потом индюк ростом в теленка, набитый всяким добром:
яйцами, рисом, печенками и невесть чем, что все ложилось комом в желудке.
Чичиков подвинулся к пресному пирогу с
яйцом и, съевши тут же с небольшим половину, похвалил его. И в самом деле, пирог сам по себе
был вкусен, а после всей возни и проделок со старухой показался еще вкуснее.
—
Есть из чего сердиться! Дело
яйца выеденного не стоит, а я стану из-за него сердиться!
В доме
были открыты все окна, антресоли
были заняты квартирою учителя-француза, который славно брился и
был большой стрелок: приносил всегда к обеду тетерек или уток, а иногда и одни воробьиные
яйца, из которых заказывал себе яичницу, потому что больше в целом доме никто ее не
ел.
И, показав такое отеческое чувство, он оставлял Мокия Кифовича продолжать богатырские свои подвиги, а сам обращался вновь к любимому предмету, задав себе вдруг какой-нибудь подобный вопрос: «Ну а если бы слон родился в
яйце, ведь скорлупа, чай, сильно бы толста
была, пушкой не прошибешь; нужно какое-нибудь новое огнестрельное орудие выдумать».
Клим уже знал, что газетная латынь
была слабостью редактора, почти каждую статью его пестрили словечки: ab ovo, о tempora, о mores! dixi, testimonium paupertatis [Ab ovo — букв. «от
яйца» — с самого начала; о tempora, о mores! — о времена, о нравы! dixi — я сказал; testimonium paupertatis — букв. «свидетельство о бедности» (употребляется в значении скудоумия).] и прочее, излюбленное газетчиками.
Но
яйца он тоже не стал
есть, а, покатав их между ладонями, спрятал в карман.
Дьякон все делал медленно, с тяжелой осторожностью. Обильно посыпав кусочек хлеба солью, он положил на хлеб колечко лука и поднял бутылку водки с таким усилием, как двухпудовую гирю. Наливая в рюмку, он прищурил один огромный глаз, а другой выкатился и стал похож на голубиное
яйцо.
Выпив водку, открыл рот и гулко сказал...
В маленьком, прозрачном облаке пряталась луна, правильно круглая, точно желток
яйца, внизу, над крышами, — золотые караваи церковных глав, все
было окутано лаской летней ночи, казалось обновленным и, главное, благожелательным человеку.
Обломову в самом деле стало почти весело. Он сел с ногами на диван и даже спросил: нет ли чего позавтракать. Съел два
яйца и закурил сигару. И сердце и голова у него
были наполнены; он жил. Он представлял себе, как Ольга получит письмо, как изумится, какое сделает лицо, когда прочтет. Что
будет потом?..
В воскресенье и в праздничные дни тоже не унимались эти трудолюбивые муравьи: тогда стук ножей на кухне раздавался чаще и сильнее; баба совершала несколько раз путешествие из амбара в кухню с двойным количеством муки и
яиц; на птичьем дворе
было более стонов и кровопролитий.
На полу стояли кадки масла, большие крытые корчаги с сметаной, корзины с
яйцами — и чего-чего не
было! Надо перо другого Гомера, чтоб исчислить с полнотой и подробностью все, что скоплено
было во всех углах, на всех полках этого маленького ковчега домашней жизни.
— Вот мой салон: садитесь на постель, а я на стул, — приглашал Марк. — Скинемте сюртуки, здесь адская духота. Не церемоньтесь, тут нет дам: скидайте, вот так. Да не хотите ли чего-нибудь. У меня, впрочем, ничего нет. А если не хотите вы, так дайте мне сигару. Одно молоко
есть,
яйца…
—
Была лапша, — вспоминал Райский, — пирог с капустой и
яйцами… жареная говядина с картофелем.
Сегодня 11-е апреля — Пасха;
была служба как следует: собрались к обедне со всех трех судов; потом разгавливались. Выписали
яиц из Нагасаки, выкрасили и христосовались. На столе появились окорока, ростбифы, куличи — праздник как праздник, точно на берегу!
Бичи пишет, что в его время
было так много черепах здесь, что они покрывали берег, приходя класть
яйца в песок.
На станциях
есть молоко, кое-где
яйца, местами овощи, но на это нельзя рассчитывать.
— Ну, вот и князь наш объявился, — сказал он, ставя чайник среди чашек и передавая хлеб Масловой. — Чудесные штуки мы накупили, — проговорил он, скидывая полушубок и швыряя его через головы в угол нар. — Маркел молока и
яиц купил; просто бал нынче
будет. А Кирилловна всё свою эстетическую чистоту наводит, — сказал он улыбаясь, глядя на Ранцеву. — Ну, теперь заваривай чай, — обратился он к ней.
Печка истопилась, согрелась, чай
был заварен и paзлит по стаканам и кружкам и забелен молоком,
были выложены баранки, свежий ситный и пшеничный хлеб, крутые
яйца, масло и телячья голова и ножки. Все подвинулись к месту на нарах, заменяющему стол, и
пили,
ели и разговаривали. Ранцева сидела на ящике, разливая чай. Вокруг нее столпились все остальные, кроме Крыльцова, который, сняв мокрый полушубок и завернувшись в сухой плед, лежал на своем месте и разговаривал с Нехлюдовым.
Катюша с Марьей Павловной, обе в сапогах и полушубках, обвязанные платками, вышли на двор из помещения этапа и направились к торговкам, которые, сидя за ветром у северной стены палей, одна перед другой предлагали свои товары: свежий ситный, пирог, рыбу, лапшу, кашу, печенку, говядину,
яйца, молоко; у одной
был даже жареный поросенок.
Следующий день, 31 августа, мы провели на реке Сяо-Кеме, отдыхали и собирались с силами. Староверы, убедившись, что мы не вмешиваемся в их жизнь, изменили свое отношение к нам. Они принесли нам молока, масла, творогу,
яиц и хлеба, расспрашивали, куда мы идем, что делаем и
будут ли около них сажать переселенцев.
Но явился сначала не человек, а страшной величины поднос, на котором
было много всякого добра: кулич и баранки, апельсины и яблоки,
яйца, миндаль, изюм… а за подносом виднелась седая борода и голубые глаза старосты из владимирской деревни моего отца.
Каждый год отец мой приказывал мне говеть. Я побаивался исповеди, и вообще церковная mise en scene [постановка (фр.).] поражала меня и пугала; с истинным страхом подходил я к причастию; но религиозным чувством я этого не назову, это
был тот страх, который наводит все непонятное, таинственное, особенно когда ему придают серьезную торжественность; так действует ворожба, заговаривание. Разговевшись после заутрени на святой неделе и объевшись красных
яиц, пасхи и кулича, я целый год больше не думал о религии.
…Через четверть часа мы
были на берегу подле стен казанского кремля, передрогнувшие и вымоченные. Я взошел в первый кабак,
выпил стакан пенного вина, закусил печеным
яйцом и отправился в почтамт.
Господа кушали свое, домашнее, и я как сейчас вижу синюю бумагу, в которую
была завязана жареная курица, несколько пшеничных колобушек с запеченными
яйцами и половина ситного хлеба.
—
Ешь, брат! — говорит он, — у меня свое, не краденое! Я не то, что другие-прочие; я за все чистыми денежками плачу. Коли своих кур не случится — покупаю; коли
яиц нет — покупаю! Меня, брат, в город не вызовут.
Будут деньги,
будут. В конце октября санный путь уж установился, и Арсений Потапыч то и дело посматривает на дорогу, ведущую к городу. Наконец приезжают один за другим прасолы, но цены пока дают невеселые. За четверть ржи двенадцать рублей, за четверть овса — восемь рублей ассигнациями. На первый раз, впрочем, образцовый хозяин решается продешевить, лишь бы дыры заткнуть. Продал четвертей по пятидесяти ржи и овса, да маслица, да
яиц — вот он и с деньгами.
Малорослая, приземистая, с лицом цвета сильно обожженного кирпича, формою своей напоминавшим гусиное
яйцо и усеянным крупными бородавками, она не казалась, однако, безобразною, благодаря тому выражению убежденности, которое
было разлито во всем ее существе.
— Сущая безделица, Хавронья Никифоровна; батюшка всего получил за весь пост мешков пятнадцать ярового, проса мешка четыре, книшей с сотню, а кур, если сосчитать, то не
будет и пятидесяти штук,
яйца же большею частию протухлые. Но воистину сладостные приношения, сказать примерно, единственно от вас предстоит получить, Хавронья Никифоровна! — продолжал попович, умильно поглядывая на нее и подсовываясь поближе.
Я
выпил один за другим два стаканчика, съел
яйцо, а он все сидит и смотрит.
Я заставил его очистить
яйцо.
Выпили еще по стаканчику.
То-то, мол, говорим, ресторан! А ехали мы сюда
поесть знаменитого тестовского поросенка, похлебать щец с головизной, пощеботить икорки ачуевской да расстегайчика пожевать, а тут вот… Эф бруи… Яйца-то нам и в степи надоели!
Один корреспондент, бывший в Найбучи в 1871 г., пишет, что здесь
было 20 солдат под командой юнкера; в одной из изб красивая высокая солдатка угостила его свежими
яйцами и черным хлебом, хвалила здешнее житье и жаловалась только, что сахар очень дорог.
Яиц я не находил более десяти, но, говорят, их бывает до пятнадцати, чему я не совсем верю, потому что в последнем случае коростели
были бы многочисленнее; яички маленькие, несколько продолговатой формы, беловато-сизого цвета, покрыты красивыми коричневыми крапинками.
Молодые гусята вылупляются из
яиц, покрытые серо-желтоватым пухом; они скоро получают способность плавать, нырять, и потому старики немедленно переселяют свою выводку на какую-нибудь тихую воду, то
есть на озеро, заводь или плесо реки, непременно обросшей высокой травою, кустами, камышом, чтобы
было где спрятаться в случае надобности.
Болтуны, вероятно, случаются оттого, что во множестве
яиц не все могут
быть одинаково прогреты теплотою тела утиной наседки: если
яиц не более восьми или девяти, то болтунов не бывает.
Яиц было девять (?), похожих на куриные величиною и фигурою, бледно-зеленоватого цвета с крапинками.
Я и теперь не понимаю, как могла сообщиться им та степень теплоты, без которой
яйцо не может окончательно
быть высижено, а между тем все яички погоныша
были уже довольно насижены.
На другой день она опять вылетает на токовище, тщательно прикрыв гнездо травой и перьями, опять оплодотворяется от первого ловкого косача, кладет второе
яйцо и продолжает ту же историю до тех пор, пока гнездо
будет полно или временное чувство сладострастия вполне удовлетворено, Несколько времени косачи продолжают слетаться на токовища, постепенно оставляемые курочками, и тока, слабея день от дня, наконец прекращаются.
Я убил тогда несколько красноустиков, и один из них
был с
яйцом; если не счесть его жировым, [Жировыми
яйцами называются те, которые несет самка без совокупления с самцом.
Яйца их поменьше травниковых и не так зелены, а отвечают цвету перьев самих поручейников, то
есть серо-пестрые.
Я еще не видывал стрепетиных гнезд, и как в то время я собирал птичьи
яйца, то чрезвычайно обрадовался этой находке; вдобавок
яйца были не насиженные, совершенно свежие и выпускать их внутренность
было очень легко.
В тех местах, где я обыкновенно охотился, то
есть около рек Бугуруслана, Большой Савруши, Боклы и Насягая, или Мочегая (последнее имя более употребительно между простонародными туземцами), кулик-сорока гнезд не вьет и детей не выводит, но около рек Большого Кинеля и Демы я нахаживал сорок с молодыми, и тогда они хотя не очень горячо, но вились надо мной и собакой; вероятно, от гнезд с
яйцами вьются они горячее.