Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться
с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (
Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает
есть.)Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо
масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Старания Агафьи Михайловны и повара, чтоб обед
был особенно хорош, имели своим последствием только то, что оба проголодавшиеся приятеля, подсев к закуске, наелись хлеба
с маслом, полотка и соленых грибов, и еще то, что Левин велел подавать суп без пирожков, которыми повар хотел особенна удивить гостя.
Окончив газету, вторую чашку кофе и калач
с маслом, он встал, стряхнул крошки калача
с жилета и, расправив широкую грудь, радостно улыбнулся, не оттого, чтоб у него на душе
было что-нибудь особенно приятное, — радостную улыбку вызвало хорошее пищеварение.
И Степан Аркадьич улыбнулся. Никто бы на месте Степана Аркадьича, имея дело
с таким отчаянием, не позволил себе улыбнуться (улыбка показалась бы грубой), но в его улыбке
было так много доброты и почти женской нежности, что улыбка его не оскорбляла, а смягчала и успокоивала. Его тихие успокоительные речи и улыбки действовали смягчающе успокоительно, как миндальное
масло. И Анна скоро почувствовала это.
Она не взвешивала и не мерила, но видела, что
с мукой не дотянуть до конца недели, что в жестянке
с сахаром виднеется дно, обертки
с чаем и кофе почти пусты, нет
масла, и единственное, на чем,
с некоторой досадой на исключение, отдыхал глаз, —
был мешок картофеля.
Светлые
с проседью, жиденькие волосы ее, по обыкновению жирно смазанные
маслом,
были заплетены в крысиную косичку и подобраны под осколок роговой гребенки, торчавшей на ее затылке.
Через минуту оттуда важно выступил небольшой человечек
с растрепанной бородкой и серым, незначительным лицом. Он
был одет в женскую ватную кофту, на ногах, по колено, валяные сапоги, серые волосы на его голове
были смазаны
маслом и лежали гладко. В одной руке он держал узенькую и длинную книгу из тех, которыми пользуются лавочники для записи долгов. Подойдя к столу, он сказал дьякону...
— Не
буду, Лина, не сердись! Нет, Самгин, ты почувствуй: ведь это владыки наши
будут, а? Скомандуют: по местам! И все пойдет, как по
маслу. Маслице, хи… Ах, милый, давно я тебя не видал! Седеешь? Теперь мы
с тобой по одной тропе пойдем.
Прищурив левый глаз, он
выпил и сунул в рот маленький кусочек хлеба
с маслом; это не помешало ему говорить.
На полу стояли кадки
масла, большие крытые корчаги
с сметаной, корзины
с яйцами — и чего-чего не
было! Надо перо другого Гомера, чтоб исчислить
с полнотой и подробностью все, что скоплено
было во всех углах, на всех полках этого маленького ковчега домашней жизни.
Утешься, добрая мать: твой сын вырос на русской почве — не в будничной толпе,
с бюргерскими коровьими рогами,
с руками, ворочающими жернова. Вблизи
была Обломовка: там вечный праздник! Там сбывают
с плеч работу, как иго; там барин не встает
с зарей и не ходит по фабрикам около намазанных салом и
маслом колес и пружин.
«Как вдруг этот барин, — разбирала она, — станет кушать вместо спаржи репу
с маслом, вместо рябчиков баранину, вместо гатчинских форелей, янтарной осетрины — соленого судака, может
быть, студень из лавочки…»
— Ну, тебе, батюшка, ужо на ночь дам ревеню или постного
масла с серой. У тебя глисты должны
быть. И ужинать не надо.
Он стал
было учиться, сначала на скрипке у Васюкова, — но вот уже неделю водит смычком взад и вперед: а,
с, g, тянет за ним Васюков, а смычок дерет ему уши. То захватит он две струны разом, то рука дрожит от слабости: — нет! Когда же Васюков играет — точно по
маслу рука ходит.
В доме
была суета. Закладывали коляску, старомодную карету. Кучера оделись в синие новые кафтаны, намазали головы коровьим
маслом и
с утра напились пьяны. Дворовые женщины и девицы пестрели праздничными, разноцветными ситцевыми платьями, платками, косынками, ленточками. От горничных за десять шагов несло гвоздичной помадой.
Те сначала не хотели трудиться, предпочитая
есть конину, белок, древесную кору, всякую дрянь, а поработавши год и
поевши ячменной похлебки
с маслом, на другой год пришли за работой сами.
Чего не
было за столом! Мяса решительно все и во всех видах, живность тоже; зелени целый огород, между прочим кукуруза
с маслом. Но фруктов мало: не сезон им.
Я только
было собрался отвечать, но пошевелил нечаянно ногой: круглое седалище,
с винтом, повернулось, как по
маслу, подо мной, и я очутился лицом к стене.
— «Что ж они
едят?» — «А ячменную муку: пекут из нее лепешки
с маслом и водой, варят эту муку».
После супа
был тот же петух
с поджаренными волосами и творожники
с большим количеством
масла и сахара.
Печка истопилась, согрелась, чай
был заварен и paзлит по стаканам и кружкам и забелен молоком,
были выложены баранки, свежий ситный и пшеничный хлеб, крутые яйца,
масло и телячья голова и ножки. Все подвинулись к месту на нарах, заменяющему стол, и
пили,
ели и разговаривали. Ранцева сидела на ящике, разливая чай. Вокруг нее столпились все остальные, кроме Крыльцова, который, сняв мокрый полушубок и завернувшись в сухой плед, лежал на своем месте и разговаривал
с Нехлюдовым.
— Черт возьми… из самых недр пансиона вынырнул… то
есть был извлечен оттуда… А там славная штучка у Хины запрятана… Глаза —
масло с икрой… а кулаки у этого неземного создания!.. Я только хотел заняться географией, а она меня как хватит кулаком…
— Те-те-те, вознепщеваху! и прочая галиматья! Непщуйте, отцы, а я пойду. А сына моего Алексея беру отселе родительскою властию моею навсегда. Иван Федорович, почтительнейший сын мой, позвольте вам приказать за мною следовать! Фон Зон, чего тебе тут оставаться! Приходи сейчас ко мне в город. У меня весело. Всего верстушка какая-нибудь, вместо постного-то
масла подам поросенка
с кашей; пообедаем; коньячку поставлю, потом ликерцу; мамуровка
есть… Эй, фон Зон, не упускай своего счастия!
Следующий день, 31 августа, мы провели на реке Сяо-Кеме, отдыхали и собирались
с силами. Староверы, убедившись, что мы не вмешиваемся в их жизнь, изменили свое отношение к нам. Они принесли нам молока,
масла, творогу, яиц и хлеба, расспрашивали, куда мы идем, что делаем и
будут ли около них сажать переселенцев.
Здесь
были шкуры зверей, оленьи панты, медвежья желчь, собольи и беличьи меха, бумажные свечи, свертки
с чаем, новые топоры, плотничьи и огородные инструменты, луки, настораживаемые на зверей, охотничье копье, фитильное ружье, приспособления для носки на спине грузов, одежда, посуда, еще не бывшая в употреблении, китайская синяя даба, белая и черная материя, одеяла, новые улы, сухая трава для обуви, веревки и тулузы [Корзины, сплетенные из прутьев и оклеенные материей, похожей на бумагу, но настолько прочной, что она не пропускает даже спирт.]
с маслом.
Идиллия нынче не в моде, и я сам вовсе не люблю ее, то
есть лично я не люблю, как не люблю гуляний, не люблю спаржи, — мало ли, до чего я не охотник? ведь нельзя же одному человеку любить все блюда, все способы развлечений; но я знаю, что эти вещи, которые не по моему личному вкусу, очень хорошие вещи, что они по вкусу, или
были бы по вкусу, гораздо большему числу людей, чем те, которые, подобно мне, предпочитают гулянью — шахматную игру, спарже — кислую капусту
с конопляным
маслом; я знаю даже, что у большинства, которое не разделяет моего вкуса к шахматной игре, и радо
было бы не разделять моего вкуса к кислой капусте
с конопляным
маслом, что у него вкусы не хуже моих, и потому я говорю: пусть
будет на свете как можно больше гуляний, и пусть почти совершенно исчезнет из света, останется только античною редкостью для немногих, подобных мне чудаков, кислая капуста
с конопляным
маслом!
Кучера
с них брали за воду в колодце, не позволяя
поить лошадей без платы; бабы — за тепло в избе; аристократам передней они должны
были кланяться кому поросенком и полотенцем, кому гусем и
маслом.
По счастию, у нее не
было выдержки, и, забывая свои распоряжения, она читала со мной повести Цшоке вместо археологического романа и посылала тайком мальчика покупать зимой гречневики и гороховый кисель
с постным
маслом, а летом — крыжовник и смородину.
Избоиной хорошо коров
с новотёлу покармливать; но и дворовые охотно ее
едят; даже барышни любят изредка полакомиться ею, макая в свежее льняное
масло.
Пустые щи, тюря
с квасом и льняным
маслом, толокно — таковы
были обычные menu завтраков и обедов.
Только вместо чаю
пили молоко; вместо пшеничных булок
ели черный хлеб
с маслом.
Самовар подан. На столе целая груда чищеной клубники, печенье,
масло, сливки и окорок ветчины. Струнников съедает глубокую тарелку ягод со сливками и
выпивает две больших чашки чая, заедая каждый глоток ветчиной
с маслом.
— Мне этот секрет Венька-портной открыл. «Сделайте, говорит: вот увидите, что маменька совсем другие к вам
будут!» А что, ежели она вдруг… «Степа, — скажет, — поди ко мне, сын мой любезный! вот тебе Бубново
с деревнями…» Да деньжищ малую толику отсыплет: катайся, каналья, как сыр в
масле!
На другой день,
с осьми часов, мы отправились к обедне в ближайшую городскую церковь и, разумеется, приехали к «часам». По возвращении домой началось именинное торжество, на котором присутствовали именитейшие лица города. Погода
была отличная, и именинный обед состоялся в саду. Все сошло, как по
маслу;
пили и
ели вдоволь, а теленок, о котором меня заранее предупреждала тетенька, оказался в полном смысле слова изумительным.
— Ну, и слава Богу, что ошиблась. И
с маслом будем, и
с пряжей. В полях-то как?
Наполз нэп. Опять засверкал «Эрмитаж» ночными огнями. Затолпились вокруг оборванные извозчики вперемежку
с оборванными лихачами, но все еще на дутых шинах. Начали подъезжать и отъезжать пьяные автомобили. Бывший распорядитель «Эрмитажа» ухитрился мишурно повторить прошлое модного ресторана. Опять появились на карточках названия: котлеты Помпадур, Мари Луиз, Валларуа, салат Оливье… Но неугрызимые котлеты — на касторовом
масле, и салат Оливье
был из огрызков… Впрочем, вполне к лицу посетителям-нэпманам.
Иногда позволял себе отступление, заменяя расстегаи байдаковским пирогом — огромной кулебякой
с начинкой в двенадцать ярусов, где
было все, начиная от слоя налимьей печенки и кончая слоем костяных мозгов в черном
масле.
— Вот хоть бы взять ваше сальное дело, Тарас Семеныч: его песенка тоже спета, то
есть в настоящем его виде. Вот у вас горит керосиновая лампа — вот где смерть салу. Теперь керосин все: из него
будут добывать все смазочные
масла; остатки пойдут на топливо. Одним словом, громаднейшее дело. И все-таки
есть выход… Нужно основать стеариновую фабрику
с попутным производством разных химических продуктов, маргариновый завод. И всего-то
будет стоить около миллиона. Хотите, я сейчас подсчитаю?
Хитрый немец проник даже к попу Макару. Едва ли он сам знал, зачем
есть поп Макар, но и он тоже
ест свой кусочек хлеба
с маслом и может пригодиться. Поп Макар
был очень недоверчивый человек и отнесся к немцу почти враждебно.
Скитские старцы ехали уже второй день. Сани
были устроены для езды в лес, некованные, без отводов, узкие и на высоких копыльях. Когда выехали на настоящую твердую дорогу, по которой заводские углепоставщики возили из куреней на заводы уголь, эти лесные сани начали катиться, как по
маслу, и несколько раз перевертывались. Сконфуженная лошадь останавливалась и точно
с укором смотрела на валявшихся по дороге седоков.
О дочери он говорит: «Мое детище: хочу —
с кашей
ем, хочу —
масло пахтаю».
— А Ганька на что? Он грамотный и все разнесет по книгам… Мне уж надоело на Ястребова работать: он на моей шкуре выезжает.
Будет, насосался… А Кишкин задарма отдает сейчас Сиротку, потому как она ему совсем не к рукам. Понял?.. Лучше всего в аренду взять. Платить ему двухгривенный
с золотника. На оборот денег добудем, и все как по
маслу пойдет. Уж я вот как теперь все это дело знаю: наскрозь его прошел. Вся Кедровская дача у меня как на ладонке…
— А закуска
будет, святая душа? — еще смиреннее спрашивал Кирилл. — Капустки бы али редечки
с конопляным
маслом… Ох, горе душам нашим!
Петр Елисеич, конечно,
был против разных церемоний, какие проделывались над умирающей наехавшею скитскою братией, но что поделаешь
с невежественною родней, когда старуха сама потребовала «иночества», а перед этим еще должно
было совершиться «скитское покаяние», соборование
маслом и т. д.
Наташке и самой нравилось у Кузьмича, но она стеснялась своей дровосушной сажи. Сравнительно
с ней Кузьмич смотрел щеголем, хотя его белая холщовая курточка и
была перемазана всевозможным машинным составом вроде ворвани и смазочных
масел. Он заигрывал
с Наташкой, когда в машинной никого не
было, но не лез
с нахальством других мужиков. Эта деликатность машиниста много подкупала Наташку.
Поджидал все почту, но нет возможности
с хозяином-хлопотуном — он говорит, пора отправлять письмо. Да
будет так! Salut! Еще из Тобольска поболтаю, хоть надеюсь до почты выехать. Долго зажился на первом привале, лишь бы вперед все пошло по
маслу. [В Тобольске Пущин жил у Фонвизиных.]
Вихров глядел на него
с некоторым недоумением: он тут только заметил, что его превосходительство
был сильно простоват; затем он посмотрел и на Мари. Та старательно намазывала
масло на хлеб, хотя этого хлеба никому и не нужно
было. Эйсмонд, как все замечали, гораздо казался умнее, когда
был полковником, но как произвели его в генералы, так и поглупел… Это, впрочем, тогда
было почти общим явлением: развязнее, что ли, эти господа становились в этих чинах и больше высказывались…
Этого маленького разговора совершенно
было достаточно, чтобы все ревнивое внимание Клеопатры Петровны
с этой минуты устремилось на маленький уездный город, и для этой цели она даже завела шпионку, старуху-сыромасленицу, которая, по ее приказаниям, почти каждую неделю шлялась из Перцова в Воздвиженское, расспрашивала стороной всех людей, что там делается, и доносила все Клеопатре Петровне, за что и получала от нее
масла и денег.
Словом сказать, я вдруг очутился в перекрестном огне любезностей. Всякий стремился что-нибудь приятное мне сказать, чем-нибудь меня ублажить. Так что если б я решился
быть, и
с своей стороны, «по-родственному», то
есть не «вмешивался» бы, не «фыркал», то, наверное, я бы тут как сыр в
масле катался.
Он вынул из холщового мешка хлеб, десяток красных помидоров, кусок бессарабского сыра «брынзы» и бутылку
с прованским
маслом. Соль
была у него завязана в узелок тряпочки сомнительной чистоты. Перед едой старик долго крестился и что-то шептал. Потом он разломил краюху хлеба на три неровные части: одну, самую большую, он протянул Сергею (малый растет — ему надо
есть), другую, поменьше, оставил для пуделя, самую маленькую взял себе.