Неточные совпадения
Обнажив лысый череп, формой похожий на
дыню, он трижды крестился, глядя в небо свирепо расширенными глазами, глаза у него
были белые и пустые, как у слепого.
— Он даже перестал дружиться с Любой, и теперь все с Варей, потому что Варя молчит, как
дыня, — задумчиво говорила Лидия. — А мы с папой так боимся за Бориса. Папа даже ночью встает и смотрит — спит ли он? А вчера твоя мама приходила, когда уже
было поздно, все спали.
— У нас и соловьи
есть — вон там в роще! И мои птички все здесь пойманы, — говорила она. — А вот тут в огороде мои грядки: я сама работаю. Подальше — там арбузы,
дыни, вот тут цветная капуста, артишоки…
Арбузы, продолговатые, формой похожие на
дыни,
были и красны, и сладки, так что мы заказали себе их на дорогу.
Зато уже как пожалуете в гости, то
дынь подадим таких, каких вы отроду, может
быть, не
ели; а меду, и забожусь, лучшего не сыщете на хуторах.
Вот каждый, взявши по
дыне, обчистил ее чистенько ножиком (калачи все
были тертые, мыкали немало, знали уже, как
едят в свете; пожалуй, и за панский стол хоть сейчас готовы сесть), обчистивши хорошенько, проткнул каждый пальцем дырочку,
выпил из нее кисель, стал резать по кусочкам и класть в рот.
Глядь — дед. Ну, кто его знает! Ей-богу, думали, что бочка лезет. Признаюсь, хоть оно и грешно немного, а, право, смешно показалось, когда седая голова деда вся
была окунута в помои и обвешана корками с арбузов и
дыней.
Если разговор касался важных и благочестивых предметов, то Иван Иванович вздыхал после каждого слова, кивая слегка головою; ежели до хозяйственных, то высовывал голову из своей брички и делал такие мины, глядя на которые, кажется, можно
было прочитать, как нужно делать грушевый квас, как велики те
дыни, о которых он говорил, и как жирны те гуси, которые бегают у него по двору.
За ужином они угощают ее водкой, меня — арбузами,
дыней; это делается скрытно: на пароходе едет человек, который запрещает
есть фрукты, отнимает их и выбрасывает в реку. Он одет похоже на будочника — с медными пуговицами — и всегда пьяный; люди прячутся от него.
Он не моргнул глазом и ответил: «Это точно,
дыни здесь, случается,
поспевают».
Это
был скорее огород, состоявший из одних ягодных кустов, особенно из кустов белой, красной и черной смородины, усыпанной ягодами, и из яблонь, большею частию померзших прошлого года, которые
были спилены и вновь привиты черенками; все это заключалось в огороде и
было окружено высокими навозными грядками арбузов,
дынь и тыкв, бесчисленным множеством грядок с огурцами и всякими огородными овощами, разными горохами, бобами, редькою, морковью и проч.
— Да, — говорит, — это точно, что от тебя приношение бывает, и мы, говорит, оченно за это тебе благодарны; да то, вишь, приношение вообще, а Степка в него не входит. Степка, стало
быть, большой человек, и за этакого человека с другого три тысячи целковых взять нельзя: мало
будет; ну, а тебя начальство пожаловать желает, полагает взять только три. Так ты это чувствуй; дашь — твой Степка, не
дынь — наш Степка.
— Право, бабушка! И всякий раз, как мы мимо Горюшкина едем, всякий-то раз он эту историю поднимает! И бабушка Наталья Владимировна, говорит, из Горюшкина взята
была — по всем бы правам ему в головлевском роде
быть должно; ан папенька, покойник, за сестрою в приданое отдал! А
дыни, говорит, какие в Горюшкине росли! По двадцати фунтов весу — вот какие
дыни!
— Стало
быть, ему на
дыни милость Божья
была!
Я смотрел в овраг, до краев налитый сыроватой августовской тьмою. Из оврага поднимался запах яблоков и
дынь. По узкому въезду в город вспыхивали фонари, все
было насквозь знакомо. Вот сейчас загудит пароход на Рыбинск и другой — в Пермь…
— Не слыхал. Думаю — от нечего
есть, — говорил Тиунов, то и дело небрежно приподнимая картуз с черепа, похожего на
дыню. — По нынешнему времени дворянину два пути: в монахи да в картёжные игроки, — шулерами называются…
Пантелей ушел на смену и потом опять вернулся, а Егорушка все еще не спал и дрожал всем телом. Что-то давило ему голову и грудь, угнетало его, и он не знал, что это: шепот ли стариков или тяжелый запах овчины? От съеденных арбуза и
дыни во рту
был неприятный, металлический вкус. К тому же еще кусались блохи.
У нее
был хороший, сочный, сильный голос, и, пока она
пела, мне казалось, что я
ем спелую, сладкую, душистую
дыню.
Около дома, в саду, в огороде и в ближайшей роще с грачовыми гнездами везде бегала со мною сестрица, уцепясь за мою руку, и даже показывала, как хозяйка, кое-что сделанное без меня и в том числе огромную и высокую паровую гряду из навоза, на которой
были посажены тыквы, арбузы и
дыни.
Дела наши шли нехорошо. Я еле находил возможность заработать рубль-полтора в неделю, и, разумеется, этого
было менее чем мало двоим. Сборы Шакро не делали экономии в пище. Его желудок
был маленькою пропастью, поглощавшей всё без разбора — виноград,
дыни, солёную рыбу, хлеб, сушёные фрукты, — и от времени она как бы всё увеличивалась в объёме и всё больше требовала жертв.
Это польстило ей, и она стала рассказывать ему с чувством и убедительно, что в Гадячском уезде у нее
есть хутор, а на хуторе живет мамочка, и там такие груши, такие
дыни, такие кабаки! У хохлов тыквы называют кабаками, а кабаки шинками, и варят у них борщ с красненькими и с синенькими «такой вкусный, такой вкусный, что просто — ужас!».
Прекрасный человек Иван Иванович! Он очень любит
дыни. Это его любимое кушанье. Как только отобедает и выйдет в одной рубашке под навес, сейчас приказывает Гапке принести две
дыни. И уже сам разрежет, соберет семена в особую бумажку и начнет кушать. Потом велит Гапке принести чернильницу и сам, собственною рукою, сделает надпись над бумажкою с семенами: «Сия
дыня съедена такого-то числа». Если при этом
был какой-нибудь гость, то: «участвовал такой-то».
За ним душистая черемуха, целые ряды низеньких фруктовых дерев, потопленных багрянцем вишен и яхонтовым морем слив, покрытых свинцовым матом; развесистый клен, в тени которого разостлан для отдыха ковер; перед домом просторный двор с низенькою свежею травкою, с протоптанною дорожкою от амбара до кухни и от кухни до барских покоев; длинношейный гусь, пьющий воду с молодыми и нежными, как пух, гусятами; частокол, обвешанный связками сушеных груш и яблок и проветривающимися коврами; воз с
дынями, стоящий возле амбара; отпряженный вол, лениво лежащий возле него, — все это для меня имеет неизъяснимую прелесть, может
быть, оттого, что я уже не вижу их и что нам мило все то, с чем мы в разлуке.
Главным занятием
было, под предводительством Петруся, приобретение
дынь, арбузов, огурцов, груш и проч., и проч.
А келейницам похлебка
была из тебеки [Тыква.] со свежими грибами, борщ с ушками, вареники с капустой, тертый горох, каравай с груздями, пироги с зеленым луком, да хворосты и оладьи,
дыни в патоке и много другой постной яствы.
За рассольной переменой
были поданы жареная осетрина, лещи, начиненные грибами, и непомерной величины караси. Затем сладкий пирог с вареньем, левашники, оладьи с сотовым медом, сладкие кисели, киевское варенье, ржевская пастила и отваренные в патоке
дыни, арбузы, груши и яблоки.
Рядом с графом за тем же столом сидел какой-то неизвестный мне толстый человек с большой стриженой головой и очень черными бровями. Лицо этого
было жирно и лоснилось, как спелая
дыня. Усы длиннее, чем у графа, лоб маленький, губы сжаты, и глаза лениво глядят на небо… Черты лица расплылись, но, тем не менее, они жестки, как высохшая кожа. Тип не русский… Толстый человек
был без сюртука и без жилета, в одной сорочке, на которой темнели мокрые от пота места. Он
пил не чай, а зельтерскую воду.
Иные люди разного званья, кто пешком, кто на подводе, добрались до Луповиц к назначенному дню.
Были тут и крестьяне, и крестьянки, больше все вдовы да перезрелые девки. Софронушки не
было; игумен Израиль на Луповицких прогневался,
дынь мало ему прислали, к тому же отец игумен на ту пору закурил через меру. Сколько ни упрашивали его, уперся на своем, не пустил юрода из-за древних стен Княж-Хабаровой обители.
— Да пальцы-то… Ничего не поделаешь с ним, братцы… Палит издали, проклятый, во как палит. Так нешто пуля-то али снаряд тебе разбирает, где голова, где тебе руки… A уж жаркое нынче дело
было, что и говорить. У кумы на именинах такого веселья не
было. Хошь орешков — он тебе орешков даст, досыта, сколько влезет, из пулемета знай получай, на радостях, a захочешь арбуза, либо
дыни…
Внизу на столе
были разнообразные явства и питья: тут стояли и, дымясь, распространяли аппетитный запах огромнейшие жаркие из верблюжьего мяса, красноперые рыбы, драгоценные хиосские подносы и вазы, на которых
были красиво уложены отборные фрукты: винные ягоды, финики, виноград и янтарные
дыни, нежный сыр на фигурных тарелках из поливанной глины, два превосходно исполненные серебряные улья работы Зенона, наполненные медом, и посередине этих двух ульев работы того же Зенона высокое серебряное украшение, похоже на жертвенник греческих храмов, — все обвитое миртами и розами.
— Конечно, я знаю, где живет красивый и добрый Зенон. Я ношу ему молоко от наших коз, и он часто дарит мне
дыни и виноград из своего сада. Ни добрей, ни красивей Зенона нет человека на свете. Поверни вправо по третьей тропинке, и ты увидишь поляну, с которой вдали заблестят воды Нила, а перед тобою прямо
будет сад, в том саду белый дом с пестрою крышей и большой медный аист над входом, — это и
есть жилище Зенона.
Отвернись на короткий час к стене и вздохни, как бедняк, и мимо тебя совершится все к общему счастию: все мы
будем счастливы, и ты
будешь на воле, и снова увидишь друзей в своем доме и сядешь с женою своей и с детьми на берегу моря в тени сикоморы и на столе твоем
будут ароматные
дыни, черноголовый зуй и розовый мормир.