Неточные совпадения
— Пригласил вас, чтоб лично вручить бумаги ваши, — он постучал тупым пальцем по стопке бумаг, но не подвинул ее Самгину, продолжая все так же: — Кое-что прочитал и без комплиментов скажу — оч-чень интересно! Зрелые мысли, например: о необходимости консерватизма в литературе. Действительно, батенька, черт знает как начали писать; смеялся я, читая отмеченные вами примерчики: «В небеса запустил
ананасом,
поет басом» — каково?
На другой день после такой бессонной ночи Татьяна Марковна послала с утра за Титом Никонычем. Он приехал
было веселый, радуясь, что угрожавшая ей и «отменной девице» Вере Васильевне болезнь и расстройство миновались благополучно, привез громадный арбуз и
ананас в подарок, расшаркался, разлюбезничался, блистая складками белоснежной сорочки, желтыми нанковыми панталонами, синим фраком с золотыми пуговицами и сладчайшей улыбкой.
Мы зашли в лавку с фруктами, лежавшими грудами. Кроме
ананасов и маленьких апельсинов, называемых мандаринами, все остальные
были нам неизвестны.
Ананасы издавали свой пронзительный аромат, а от продавца несло чесноком, да тут же рядом, из лавки с съестными припасами, примешивался запах почти трупа от развешенных на солнце мяс, лежащей кучами рыбы, внутренностей животных и еще каких-то предметов, которые не хотелось разглядывать.
Бамбук и бананник рассажены в саду в виде шпалеры, как загородки. Цветов не оберешься, и одни великолепнее других. Тут же
было несколько гряд с
ананасами.
Вот
ананасы так всем нам надоели: охотники
ели по целому в день.
Но вот в самом деле мы еще далеко
были от берега, а на нас повеяло теплым, пахучим воздухом, смесью
ананасов, гвоздики, как мне казалось, и еще чего-то.
Еще слово: что
было недоступною роскошью для немногих, то, благодаря цивилизации, делается доступным для всех: на севере
ананас стоит пять-десять рублей, здесь — грош: задача цивилизации — быстро переносить его на север и вогнать в пятак, чтобы вы и я лакомились им.
Верхушку
ананаса срезывают здесь более, нежели на вершок, и бросают, не потому, чтоб она
была невкусна, а потому, что остальное вкуснее; потом режут спиралью, срезывая лишнее, шелуху и щели; сок течет по ножу, и кусок
ананаса тает во рту.
Что за чудо увидеть теперь пальму и банан не на картине, а в натуре, на их родной почве,
есть прямо с дерева гуавы, мангу и
ананасы, не из теплиц, тощие и сухие, а сочные, с римский огурец величиною?
Я думал, что исполнится наконец и эта моя мечта — увидеть необитаемый остров; но напрасно: и здесь живут люди, конечно всего человек тридцать разного рода Робинзонов, из беглых матросов и отставных пиратов, из которых один до сих пор носит на руке какие-то выжженные порохом знаки прежнего своего достоинства. Они разводят ям, сладкий картофель, таро,
ананасы, арбузы. У них
есть свиньи, куры, утки. На другом острове они держат коров и быков, потому что на
Пиле скот портит деревья.
Я заглянул за борт: там целая флотилия лодок, нагруженных всякой всячиной, всего более фруктами.
Ананасы лежали грудами, как у нас репа и картофель, — и какие! Я не думал, чтоб они достигали такой величины и красоты. Сейчас разрезал один и начал
есть: сок тек по рукам, по тарелке, капал на пол. Хотел писать письмо к вам, но меня тянуло на палубу. Я покупал то раковину, то другую безделку, а более вглядывался в эти новые для меня лица. Что за живописный народ индийцы и что за неживописный — китайцы!
Где я, о, где я, друзья мои? Куда бросила меня судьба от наших берез и
елей, от снегов и льдов, от злой зимы и бесхарактерного лета? Я под экватором, под отвесными лучами солнца, на меже Индии и Китая, в царстве вечного, беспощадно-знойного лета. Глаз, привыкший к необозримым полям ржи, видит плантации сахара и риса; вечнозеленая сосна сменилась неизменно зеленым бананом, кокосом; клюква и морошка уступили место
ананасам и мангу.
После
ананаса и винограда он съест, пожалуй, репу, виноград
ест с шелухой, «чтоб больше казалось».
Всякий матрос вооружен
был ножом и
ананасом; за любой у нас на севере заплатили бы от пяти до семи рублей серебром, а тут он стоит два пенса; за шиллинг давали дюжину, за испанский талер — сотню.
Вот
ананасы еще не
поспели, — и она указала на гряду известной вам зелени
ананасов.
Фасад с колоннами и мезонином, ворота в форме триумфальной арки, великолепный подъезд, широкий двор и десятки ненужных пристроек, в числе которых
были и оранжереи специально для
ананасов, и конюшни на двадцать лошадей, и целый ряд каких-то корпусов, значение которых теперь трудно
было угадать.
Дней через несколько к Донону собралось знакомое нам общество. Абреев
был в полной мундирной форме; Плавин — в белом галстуке и звезде; прочие лица — в черных фраках и белых галстуках; Виссарион, с белой розеткой распорядителя, беспрестанно перебегал из занятого нашими посетителями салона в буфет и из буфета — в салон. Стол
был уже накрыт, на хрустальных вазах возвышались фрукты, в числе которых, между прочим, виднелась целая гора
ананасов.
Живновский (вступаясь в разговор). Вот вы изволили давеча выразиться об
ананасах… Нет, вот я в Воронеже, у купца Пазухина видел яблоки — ну, это точно что мое почтение! Клянусь честью, с вашу голову каждое
будет! (Налетову.) Хотите, я семечек для вас выпишу?
Князь Чебылкин. Ах, да! очень рад, очень рад! прекрасные, отличные
ананасы… где бишь мы их
ели?
Разбитной. А он об вас очень помнит… как же! Часто, знаете, мы сидим en petit comité: [в маленькой компании (франц.).] я, князь, княжна и еще кто-нибудь из преданных… и он всегда вспоминает: а помнишь ли, говорит, какие мы
ананасы ели у Налетова — ведь это, братец, чудо! а спаржа, говорит, просто непристойная!.. Препамятливый старикашка! А кстати, вы знакомы с княжной?
За кедровые бревна с Ливана, за кипарисные и оливковые доски, за дерево певговое, ситтим и фарсис, за обтесанные и отполированные громадные дорогие камни, за пурпур, багряницу и виссон, шитый золотом, за голубые шерстяные материи, за слоновую кость и красные бараньи кожи, за железо, оникс и множество мрамора, за драгоценные камни, за золотые цепи, венцы, шнурки, щипцы, сетки, лотки, лампады, цветы и светильники, золотые петли к дверям и золотые гвозди, весом в шестьдесят сиклей каждый, за златокованые чаши и блюда, за резные и мозаичные орнаменты, залитые и иссеченные в камне изображения львов, херувимов, волов, пальм и
ананасов — подарил Соломон Тирскому царю Хираму, соименнику зодчего, двадцать городов и селений в земле Галилейской, и Хирам нашел этот подарок ничтожным, — с такой неслыханной роскошью
были выстроены храм Господень и дворец Соломонов и малый дворец в Милло для жены царя, красавицы Астис, дочери египетского фараона Суссакима.
Сорок колонн, по четыре в ряд, поддерживали потолок судилища, и все они
были обложены кедром и оканчивались капителями в виде лилий; пол состоял из штучных кипарисовых досок, и на стенах нигде не
было видно камня из-за кедровой отделки, украшенной золотой резьбой, представлявшей пальмы,
ананасы и херувимов.
Муфель, большой скандалист и еще больший кутила, держал себя дома как добрый семьянин и самый радушный хозяин, который не знал, чем нас угостить; между прочим, он показал нам свою великолепную оранжерею, где росли даже
ананасы, но главным образом он налег на вина и отличный обед, где каждое блюдо
было некоторым образом chef-d'oevre'ом кулинарного искусства.
Лавр Мироныч. Вместо пирожного виноград и фрукты в вазах. Персики чтоб спелые
были. Зеленый персик та же репа. Да поставь два
ананаса… с зеленью, для декорации!
— Важную я вчера у Голопесова индейку
ел! — вздохнул помощник исправника Пружина-Пружинский. — Между прочим… вы
были, господа, когда-нибудь в Варшаве? Там этак делают… Берут карасей обыкновенных, еще живых… животрепещущих, и в молоко… День в молоке они, сволочи, поплавают, и потом как их в сметане на скворчащей сковороде изжарят, так потом, братец ты мой, не надо твоих
ананасов! Ей-богу… Особливо, ежели рюмку
выпьешь, другую.
Ешь и не чувствуешь… в каком-то забытьи… от аромата одного умрешь!..
Пополнены
были запасы провизии, и водяные цистерны налиты водой, и масса разных фруктов —
ананасов, бананов и мангустанов — лежит наверху в корзинах… Скоро «Коршун» уйдет из Батавии.
Он уже больше не торговался и купил у малайцев несколько десятков кур и
ананасов, давши вытащившему его человеку еще фунт в придачу, и, весь отряхиваясь, пошел переодеваться. По счастью, он не думал об акулах, когда
был в воде.
Громадные тюки и бочки под оглушительный шум и лязг цепей и лебедок подавались на берег и укладывались правильными рядами. Чего тут только не
было? Пшеница, льняное семя, пенька, сало, шерсть, хлопчатая бумага, индиго, перец, кофе, чай и фрукты, среди которых
ананасы, бананы и мандарины ласкали обоняние своим ароматом. И все это лежало в каком-то гигантском количестве.
Сперва
ананасы не понравились, когда матросики принялись
было их
есть с кожей, нечищеными, и покололи губы; однако вскоре, когда недоразумения
были отстранены, то
есть кожа снята, они вошли во вкус и лакомились вволю чудными сочными и крупными батавскими
ананасами, которые продавались очень дешево.
— Право, право так! Ты не знаешь, как она меня иногда занимает? Ты знаешь,
есть люди, которые не любят конфет и
ананасов, а любят изюм и пряники;
есть люди, которые любят купить какую-нибудь испорченную, старую штучку и исправить ее, приспособить…
Пришел к Миримановым их племянник Борис Долинский, — тот юноша с подведенными глазами, который тогда
пел у Агаповых красивые стихи об
ананасах в шампанском. Мириманов сурово глядел на его растерянное лицо с глазами пойманного на шалости мальчишки.
Когда я еще
был совсем маленьким, отец сильно увлекался садоводством, дружил с местным купцом-садоводом Кондрашовым. Иван Иваныч Кондратов. Сначала я его называл Ананас-Кокок, потом — дядя-Карандаш.
Были парники,
была маленькая оранжерея. Смутно помню теплый, парной ее воздух, узорчатые листья пальм, стену и потолок из пыльных стекол, горки рыхлой, очень черной земли на столах, ряды горшочков с рассаженными черенками. И еще помню звучное, прочно отпечатавшееся в памяти слово «рододендрон».
Тут только Анна Серафимовна вспомнила про
ананас. Его сейчас принесли. Тетка
была тронута и сказала шепотом...
Редька ему чрезвычайно понравилась; но он, к удивлению всех, взял, вслед за тем, свежий
ананас, разрезал его пополам и начал
есть, заметив...
Резонов никаких не принимают, волоком волокут, упирайся не упирайся, — здоровенные бабы
были, чистые медведицы. Притащили их к парадной избе, сидит на крыльце строгая девушка — бровь шнурком, грудь
ананасом, глаза — лед бирюзовый. Вроде как ихняя царица. Обсказала ей старшая взводная баба, в чем
суть. «Заявились людишки, пол мужеский, собой слабосильные. Бают, будто с дороги сбились, а как скрозь топь прошли, и сами не знают».