Неточные совпадения
Для чего этим трем барышням нужно было говорить через
день по-французски и по-английски; для чего они в известные часы играли попеременкам на фортепиано, звуки которого слышались у брата наверху, где занимались студенты; для чего
ездили эти учителя французской литературы, музыки, рисованья, танцев; для чего в известные часы все три барышни с М-llе Linon подъезжали в коляске к Тверскому бульвару в своих атласных шубках — Долли в длинной, Натали в полудлинной, а Кити в совершенно короткой, так что статные ножки ее в туго-натянутых красных чулках были на всем виду; для чего им, в сопровождении лакея с золотою кокардой на шляпе, нужно было ходить
по Тверскому бульвару, — всего этого и многого другого, что делалось в их таинственном мире, он не понимал, но знал, что всё, что там делалось, было прекрасно, и был влюблен именно в эту таинственность совершавшегося.
Она видела, что сверстницы Кити составляли какие-то общества, отправлялись на какие-то курсы, свободно обращались с мужчинами,
ездили одни
по улицам, многие не приседали и, главное, были все твердо уверены, что выбрать себе мужа есть их
дело, а не родителей.
— Слушайте!.. еще не то расскажу: и ксендзы
ездят теперь
по всей Украйне в таратайках. Да не то беда, что в таратайках, а то беда, что запрягают уже не коней, а просто православных христиан. Слушайте! еще не то расскажу: уже говорят, жидовки шьют себе юбки из поповских риз. Вот какие
дела водятся на Украйне, панове! А вы тут сидите на Запорожье да гуляете, да, видно, татарин такого задал вам страху, что у вас уже ни глаз, ни ушей — ничего нет, и вы не слышите, что делается на свете.
Доживая последние
дни в Париже, он с утра ходил и
ездил по городу,
по окрестностям, к ночи возвращался в отель, отдыхал, а после десяти часов являлась Бланш и между
делом, во время пауз, спрашивала его: кто он, женат или холост, что такое Россия, спросила — почему там революция, чего хотят революционеры.
Вечером он скучал в театре, глядя, как играют пьесу Ведекинда, а на другой
день с утра до вечера ходил и
ездил по городу, осматривая его, затем посвятил
день поездке в Потсдам.
— Ну, — чего там годить? Даже — досадно. У каждой нации есть царь, король, своя земля, отечество… Ты в солдатах служил? присягу знаешь? А я — служил. С японцами воевать
ездил, — опоздал, на мое счастье, воевать-то. Вот кабы все люди евреи были, у кого нет земли-отечества, тогда — другое
дело. Люди, милый человек,
по земле ходят, она их за ноги держит, от своей земли не уйдешь.
Красавина. Да вот тебе первое. Коли не хочешь ты никуда
ездить, так у себя дома сделай: позови баб побольше, вели приготовить отличный обед, чтобы вина побольше разного, хорошего; позови музыку полковую: мы будем пить, а она чтоб играла. Потом все в сад, а музыка чтоб впереди, да так
по всем дорожкам маршем; потом опять домой да песни, а там опять маршем. Да так чтобы три
дня кряду, а начинать с утра. А вороты вели запереть, чтобы не ушел никто. Вот тебе и будет весело.
По мере того, однако ж, как
дело подходило к зиме, свидания их становились реже наедине. К Ильинским стали
ездить гости, и Обломову
по целым
дням не удавалось сказать с ней двух слов. Они менялись взглядами. Ее взгляды выражали иногда усталость и нетерпение.
Ездят себе
по всей Европе, иные даже в Азию и в Африку, так, без всякого
дела: кто рисовать альбом или древности откапывать, кто стрелять львов или змей ловить.
Иванов
день прошел торжественно. Иван Матвеевич накануне не ходил в должность,
ездил как угорелый
по городу и всякий раз приезжал домой то с кульком, то с корзиной.
В Швейцарии они перебывали везде, куда
ездят путешественники. Но чаще и с большей любовью останавливались в мало посещаемых затишьях. Их, или,
по крайней мере, Штольца, так занимало «свое собственное
дело», что они утомлялись от путешествия, которое для них отодвигалось на второй план.
— Викентьев: их усадьба за Волгой, недалеко отсюда. Колчино — их деревня, тут только сто душ. У них в Казани еще триста душ. Маменька его звала нас с Верочкой гостить, да бабушка одних не пускает. Мы однажды только на один
день ездили… А Николай Андреич один сын у нее — больше детей нет. Он учился в Казани, в университете, служит здесь у губернатора,
по особым поручениям.
«Нужна деятельность», — решил он, — и за неимением «
дела» бросался в «миражи»:
ездил с бабушкой на сенокос, в овсы, ходил
по полям, посещал с Марфенькой деревню, вникал в нужды мужиков и развлекался также: был за Волгой, в Колчине, у матери Викентьева,
ездил с Марком удить рыбу, оба поругались опять и надоели один другому, ходил на охоту — и в самом
деле развлекся.
Играя с тетками, я служил, говорю, твоему
делу, то есть пробуждению страсти в твоей мраморной кузине, с тою только разницею, что без тебя это
дело пошло было впрок. Итальянец, граф Милари, должно быть, служит
по этой же части, то есть развивает страсти в женщинах, и едва ли не успешнее тебя. Он повадился
ездить в те же
дни и часы, когда мы играли в карты, а Николай Васильевич не нарадовался, глядя на свое семейное счастье.
В Японии, напротив, еще до сих пор скоро
дела не делаются и не любят даже тех, кто имеет эту слабость. От наших судов до Нагасаки три добрые четверти часа езды. Японцы часто к нам
ездят: ну что бы пригласить нас стать у города, чтоб самим не терять по-пустому время на переезды? Нельзя. Почему? Надо спросить у верховного совета, верховный совет спросит у сиогуна, а тот пошлет к микадо.
Третьего
дня наши
ездили в речку и видели там какого-то начальника, который приехал верхом с музыкантами. Его потчевали чаем, хотели подарить сукна, но он, поблагодарив, отказался, сказав, что не смеет принять без разрешения высшего начальства, что у них законы строги и
по этим законам не должно брать подарков.
Оправясь, я каждый
день ездил на берег, ходил
по взморью и нетерпеливо ожидал
дня отъезда.
«Что они здесь делают, эти французы? — думал я, идучи в отель, — епископ говорит, что приехал лечиться от приливов крови в голове: в Нинпо, говорит, жарко; как будто в Маниле холоднее! А молодой все
ездит по окрестным пуэбло
по каким-то
делам…»
От француза вы не требуете же, чтоб он так же занимался своими лошадьми, так же скакал
по полям и лесам, как англичане,
ездил куда-нибудь в Америку бить медведей или сидел целый
день с удочкой над рекой… словом, чтоб был предан страстно спорту.
Ездят каждый
день раза
по два, то с провизией, то с вопросом или с ответом.
— Да кто у нас знакомые: у папы бывают золотопромышленники только
по делам, а мама знается только со старухами да старцами. Два-три дома есть, куда мы
ездим с мамой иногда; но там еще скучнее, чем у нас. Я замечала, что вообще богатые люди живут скучнее бедных. Право, скучнее…
На другой
день у приваловского флигелька стояла плетенка, в каких
ездят по всему Уралу, заложенная парой костлявых киргизок.
По совету своего доктора он каждый
день делал моцион от своего дома до приваловского и обратно; на прииски он больше не
ездил, а его заменил Веревкин.
Все это время доктор Герценштубе,
по приглашению Катерины Ивановны,
ездил постоянно и аккуратно через
день к больному, но толку от его посещений выходило мало, а пичкал он его лекарствами ужасно.
К довершению несчастия, такая подошла распутица, что за лекарством
по целым
дням, бывало, кучер
ездит.
Происходил он от старинного дома, некогда богатого; деды его жили пышно, по-степному: то есть принимали званых и незваных, кормили их на убой, отпускали
по четверти овса чужим кучерам на тройку, держали музыкантов, песельников, гаеров и собак, в торжественные
дни поили народ вином и брагой,
по зимам
ездили в Москву на своих, в тяжелых колымагах, а иногда
по целым месяцам сидели без гроша и питались домашней живностью.
И действительно, она порадовалась; он не отходил от нее ни на минуту, кроме тех часов, которые должен был проводить в гошпитале и Академии; так прожила она около месяца, и все время были они вместе, и сколько было рассказов, рассказов обо всем, что было с каждым во время разлуки, и еще больше было воспоминаний о прежней жизни вместе, и сколько было удовольствий: они гуляли вместе, он нанял коляску, и они каждый
день целый вечер
ездили по окрестностям Петербурга и восхищались ими; человеку так мила природа, что даже этою жалкою, презренною, хоть и стоившею миллионы и десятки миллионов, природою петербургских окрестностей радуются люди; они читали, они играли в дурачки, они играли в лото, она даже стала учиться играть в шахматы, как будто имела время выучиться.
Он никогда не бывал дома. Он заезжал в
день две четверки здоровых лошадей: одну утром, одну после обеда. Сверх сената, который он никогда не забывал, опекунского совета, в котором бывал два раза в неделю, сверх больницы и института, он не пропускал почти ни один французский спектакль и
ездил раза три в неделю в Английский клуб. Скучать ему было некогда, он всегда был занят, рассеян, он все ехал куда-нибудь, и жизнь его легко катилась на рессорах
по миру оберток и переплетов.
Сряду три
дня матушка
ездит с сестрицей
по вечерам, и всякий раз «он» тут как тут. Самоуверенный, наглый. Бурные сцены сделались как бы обязательными и разыгрываются, начинаясь в возке и кончаясь дома. Но ни угрозы, ни убеждения — ничто не действует на «взбеленившуюся Надёху». Она точно с цепи сорвалась.
Никогда не были так шумны московские улицы, как ежегодно в этот
день. Толпы студентов до поздней ночи ходили
по Москве с песнями,
ездили, обнявшись, втроем и вчетвером на одном извозчике и горланили. Недаром во всех песенках рифмуется: «спьяна» и «Татьяна»! Это был беззаботно-шумный, гулящий
день. И полиция, — такие она имела расчеты и указания свыше, — в этот
день студентов не арестовывала. Шпикам тоже было приказано не попадаться на глаза студентам.
Их звали «фалаторы», они скакали в гору, кричали на лошадей, хлестали их концом повода и хлопали с боков ногами в сапожищах, едва влезавших в стремя. И бывали случаи, что «фалатор» падал с лошади. А то лошадь поскользнется и упадет, а у «фалатора» ноги в огромном сапоге или, зимнее
дело, валенке — из стремени не вытащишь. Никто их не учил
ездить, а прямо из деревни сажали на коня — езжай! А у лошадей были нередко разбиты ноги от скачки в гору
по булыгам мостовой, и всегда измученные и недокормленные.
Юная особа, пленившая впервые мое сердце, каждый
день ездила с сестрой и братом в маленькой таратайке на уроки. Я отлично изучил время их проезда, стук колес
по шоссе и звякание бубенцов. К тому времени, когда им предстояло возвращаться, я, будто случайно, выходил к своим воротам или на мост. Когда мне удавалось увидеть розовое личико с каштановым локоном, выбивающимся из-под шляпки, уловить взгляд, поклон, благосклонную улыбку, это разливало радостное сияние на весь мой остальной
день.
Они все чего-то искали, куда-то
ездили по каким-то никому не известным
делам и вообще ужасно торопились.
Никто этого не знает, даже Штофф, а я сообразил, когда
по делам бубновского конкурса
ездил на прохоровские заводы.
Целый
день дед, бабушка и моя мать
ездили по городу, отыскивая сбежавшего, и только к вечеру нашли Сашу у монастыря, в трактире Чиркова, где он увеселял публику пляской. Привезли его домой и даже не били, смущенные упрямым молчанием мальчика, а он лежал со мною на полатях, задрав ноги, шаркая подошвами
по потолку, и тихонько говорил...
Я помню в молодости моей странный случай, как на наш большой камышистый пруд, середи уже жаркого лета, повадились ежедневно прилетать семеро лебедей; прилетали обыкновенно на закате солнца, ночевали и на другой
день поутру, как только народ просыпался, начинал шуметь, ходить
по плотине и
ездить по дороге, лежащей вдоль пруда, — лебеди улетали.
Нечего и говорить, что довольно случалось промахов и еще больше подбитых глухарей, которых, ходя и
ездя по одним и тем же местам
по нескольку
дней сряду, я нахаживал иногда на другой
день мертвыми.
Лаврецкий окинул ее злобным взглядом, чуть не воскликнул «Brava!», [Браво! (фр.)] чуть не ударил ее кулаком
по темени — и удалился. Час спустя он уже отправился в Васильевское, а два часа спустя Варвара Павловна велела нанять себе лучшую карету в городе, надела простую соломенную шляпу с черным вуалем и скромную мантилью, поручила Аду Жюстине и отправилась к Калитиным: из расспросов, сделанных ею прислуге, она узнала, что муж ее
ездил к ним каждый
день.
Исполнение своего намерения Иван Петрович начал с того, что одел сына по-шотландски; двенадцатилетний малый стал ходить с обнаженными икрами и с петушьим пером на складном картузе; шведку заменил молодой швейцарец, изучивший гимнастику до совершенства; музыку, как занятие недостойное мужчины, изгнали навсегда; естественные науки, международное право, математика, столярное ремесло,
по совету Жан-Жака Руссо, и геральдика, для поддержания рыцарских чувств, — вот чем должен был заниматься будущий «человек»; его будили в четыре часа утра, тотчас окачивали холодной водой и заставляли бегать вокруг высокого столба на веревке; ел он раз в
день по одному блюду;
ездил верхом, стрелял из арбалета; при всяком удобном случае упражнялся,
по примеру родителя, в твердости воли и каждый вечер вносил в особую книгу отчет прошедшего
дня и свои впечатления, а Иван Петрович, с своей стороны, писал ему наставления по-французски, в которых он называл его mon fils [Мой сын (фр.).] и говорил ему vous.
Дни его проходили однообразно; но он не скучал, хотя никого не видел; он прилежно и внимательно занимался хозяйством,
ездил верхом
по окрестностям, читал.
— И любезное
дело, — согласилась баушка, подмигивая Устинье Марковне. — Одной-то мне, пожалуй, и опасливо
по нонешнему времю
ездить, а сегодня еще воскресенье… Пируют у вас на Балчуговском, страсть пируют. Восетта еду я также на вершной, а навстречу мне ваши балчуговские парни идут. Совсем молодые, а пьяненькие… Увидали меня, озорники, и давай галиться: «Тпру, баушка!..» Ну, я их нагайкой, а они меня обозвали что ни есть хуже, да еще с седла хотели стащить…
Родион Потапыч только вздыхал. Находил же время Карачунский
ездить на Дерниху чуть не каждый
день, а тут от Фотьянки рукой подать: и двух верст не будет. Одним словом, не хочет, а Оникова подослал назло. Нечего делать, пришлось мириться и с Ониковым и делать
по его приказу, благо немного он смыслит в
деле.
— Самое это наше
дело по гостям
ездить, — ответил Мосей, подозрительно оглядывая Аграфену.
Жена
ездила в Москву для свидания с вашим дядюшкой-министром и между прочим подала ему записку об этом
деле, противном, по-моему, правилам народной нравственности.
Летом, в вакантный месяц, директор делал с нами дальние, иногда двухдневные прогулки
по окрестностям; зимой для развлечения
ездили на нескольких тройках за город завтракать или пить чай в праздничные
дни; в саду, за прудом, катались с гор и на коньках.
Мать обыкновенно скоро утомлялась собираньем ягод и потому садилась на дроги, выезжала на дорогу и каталась
по ней час и более, а потом заезжала за нами; сначала мать каталась одна или с отцом, но через несколько
дней я стал проситься, чтоб она брала меня с собою, и потом я уже всегда
ездил прогуливаться с нею.
Анна Гавриловна, — всегда обыкновенно переезжавшая и жившая с Еспером Иванычем в городе, и видевши, что он почти каждый вечер
ездил к князю, — тоже, кажется,
разделяла это мнение, и один только ум и высокие качества сердца удерживали ее в этом случае: с достодолжным смирением она сознала, что не могла же собою наполнять всю жизнь Еспера Иваныча, что, рано или поздно, он должен был полюбить женщину, равную ему
по положению и
по воспитанию, — и как некогда принесла ему в жертву свое материнское чувство, так и теперь задушила в себе чувство ревности, и (что бы там на сердце ни было) по-прежнему была весела, разговорчива и услужлива, хотя впрочем, ей и огорчаться было не от чего…
Он, например, очень хорошо знал, что кучер Петр мастерски
ездит и правит лошадьми; Кирьян, хоть расторопен и усерден, но плут: если пошлют в город, то уж, наверно, мест в пять заедет
по своим
делам.
Я сколько раз ему говорила: «Вздор, говорю, не женитесь на мне, потому что я бедна!» Он образ снял, начал клясться, что непременно женится; так что мы после того совершенно, как жених и невеста, стали с ним целые
дни ездить по магазинам, и он закупал мне приданое.
— Не люблю я этих извозчиков!.. Прах его знает — какой чужой мужик, поезжай с ним
по всем улицам! — отшутилась Анна Гавриловна, но в самом
деле она не
ездила никогда на извозчиках, потому что это казалось ей очень разорительным, а она обыкновенно каждую копейку Еспера Иваныча, особенно когда ей приходилось тратить для самой себя, берегла, как бог знает что.