Неточные совпадения
Жизнь кузины шла не по розам. Матери она лишилась ребенком. Отец был отчаянный игрок и, как все игроки по крови, — десять раз был беден, десять раз был богат и кончил все-таки тем, что окончательно разорился. Les beaux restes [Остатки (фр.).] своего достояния он посвятил конскому
заводу, на который обратил все свои помыслы и страсти. Сын его, уланский юнкер,
единственный брат кузины, очень добрый юноша, шел прямым путем к гибели: девятнадцати лет он уже был более страстный игрок, нежели отец.
Весенний караван являлся и для
заводов и для Голиковского
единственным спасением: во-время будет отправлен караван, во-время продастся железо — и заводский год обеспечен средствами, а, главное, владельцы получат установленный дивиденд «по примеру прошлых лет».
Единственным союзником Самоварника являлся синельщик Митрич, тощий и чахоточный вятчанин, появившийся в Ключевском
заводе уже после воли.
Добившись воли, Морок превратился в кабацкого завсегдатая и слыл по
заводу, как
единственный вор.
Воровства в Ключевском
заводе вообще не было, а
единственный заводский вор Никешка Морок летом проживал в конском пасеве.
За нею три тысячи десятин земли в одной из черноземных губерний, прекрасная усадьба и сахарный
завод, не говоря уже о надеждах в будущем (еще сахарный
завод), потому что она —
единственная дочь и наследница у своих родителей.
Вообще Марфин вел аскетическую и почти скупую жизнь;
единственными предметами, требующими больших расходов, у него были: превосходный конский
завод с скаковыми и рысистыми лошадьми, который он держал при усадьбе своей, и тут же несколько уже лет существующая больница для простого народа, устроенная с полным комплектом сиделок, фельдшеров, с двумя лекарскими учениками, и в которой, наконец, сам Егор Егорыч практиковал и лечил: перевязывать раны, вскрывать пузыри после мушек, разрезывать нарывы, закатить сильнейшего слабительного больному — было весьма любезным для него делом.
После Строгановских
заводов заводам Кайгородова на Урале принадлежит первое место как по богатству железных и медных руд, так особенно по обилию лесов, в которых другие уральские
заводы начинают чувствовать самую вопиющую нужду, и, как выразился автор какого-то проекта по вопросу о снабжении
заводов горючим материалом, для них
единственная надежда остается в «уловлении газов», точно такое «уловление» может заменить собою ту поистине безумную систему хищнического истребления лесов, какую заводчики практиковали на Урале в течение двух веков.
Внукам я рассказала сразу. Не своим, а
единственному внуку, которого я знала, — няниному: Ване, работавшему на оловянном
заводе и однажды принесшему мне в подарок собственноручного серебряного голубя. Ваня этот, приходивший по воскресеньям, за чистоту и тихоту, а еще и из уважения к высокому сану няни, был допускаем в детскую, где долго пил чай с баранками, а я от любви к нему и его птичке от него не отходила, ничего не говорила и за него глотала.
— Николенька! Друг
единственный! Плюньте, не ходите. Ну что там? Деньги есть. Три
завода. Дома. Акции каждодневно обрезают, — бессмысленно повторял он слова экономки.
После смерти отца, помещика Шабельского, у которого она была
единственной дочерью, осталось ей несколько имений, конский
завод и много денег.