Неточные совпадения
«Скажи, служивый, рано ли
Начальник
просыпается?»
— Не знаю. Ты иди!
Нам говорить не велено! —
(Дала ему двугривенный).
На то у губернатора
Особый
есть швейцар. —
«А где он? как назвать его?»
— Макаром Федосеичем…
На лестницу поди! —
Пошла, да двери заперты.
Присела я, задумалась,
Уж начало светать.
Пришел фонарщик с лестницей,
Два тусклые фонарика
На площади задул.
Скотинин. Завтре и я
проснусь с светом вдруг.
Будь он умен, как изволит, а и с Скотининым развяжешься не скоро. (Отходит.)
Когда на другой день помощник градоначальника
проснулся, все уже
было кончено.
Вронский
был в эту зиму произведен в полковники, вышел из полка и жил один. Позавтракав, он тотчас же лег на диван, и в пять минут воспоминания безобразных сцен, виденных им в последние дни, перепутались и связались с представлением об Анне и мужике-обкладчике, который играл важную роль на медвежьей охоте; и Вронский заснул. Он
проснулся в темноте, дрожа от страха, и поспешно зажег свечу. ― «Что такое?
— Это
было рано-рано утром. Вы, верно, только
проснулись. Maman ваша спала в своем уголке. Чудное утро
было. Я иду и думаю: кто это четверней в карете? Славная четверка с бубенчиками, и на мгновенье вы мелькнули, и вижу я в окно — вы сидите вот так и обеими руками держите завязки чепчика и о чем-то ужасно задумались, — говорил он улыбаясь. — Как бы я желал знать, о чем вы тогда думали. О важном?
К утру Анна задремала, сидя в кресле, и когда
проснулась, то уже
было бело, светло, и поезд подходил к Петербургу.
Теперь, когда он спал, она любила его так, что при виде его не могла удержать слез нежности; но она знала, что если б он
проснулся, то он посмотрел бы на нее холодным, сознающим свою правоту взглядом, и что, прежде чем говорить ему о своей любви, она должна бы
была доказать ему, как он
был виноват пред нею.
Когда она
проснулась на другое утро, первое, что представилось ей,
были слова, которые она сказала мужу, и слова эти ей показались так ужасны, что она не могла понять теперь, как она могла решиться произнести эти странные грубые слова, и не могла представить себе того, что из этого выйдет.
На третий день после ссоры князь Степан Аркадьич Облонский — Стива, как его звали в свете, — в обычайный час, то
есть в 8 часов утра,
проснулся не в спальне жены, а в своем кабинете, на сафьянном диване. Он повернул свое полное, выхоленное тело на пружинах дивана, как бы желая опять заснуть надолго, с другой стороны крепко обнял подушку и прижался к ней щекой; но вдруг вскочил, сел на диван и открыл глаза.
— Да что же интересного? Все они довольны, как медные гроши; всех победили. Ну, а мне-то чем же довольным
быть? Я никого не победил, а только сапоги снимай сам, да еще за дверь их сам выставляй. Утром вставай, сейчас же одевайся, иди в салон чай скверный
пить. То ли дело дома!
Проснешься не торопясь, посердишься на что-нибудь, поворчишь, опомнишься хорошенько, всё обдумаешь, не торопишься.
Анна шла, опустив голову и играя кистями башлыка. Лицо ее блестело ярким блеском; но блеск этот
был не веселый, — он напоминал страшный блеск пожара среди темной ночи. Увидав мужа, Анна подняла голову и, как будто
просыпаясь, улыбнулась.
— Ты смотришь на меня, — сказала она, — и думаешь, могу ли я
быть счастлива в моем положении? Ну, и что ж! Стыдно признаться; но я… я непростительно счастлива. Со мной случилось что-то волшебное, как сон, когда сделается страшно, жутко, и вдруг
проснешься и чувствуешь, что всех этих страхов нет. Я
проснулась. Я пережила мучительное, страшное и теперь уже давно, особенно с тех пор, как мы здесь, так счастлива!.. — сказала она, с робкою улыбкой вопроса глядя на Долли.
Дарья Александровна по совету Левина выехала до зари. Дорога
была хороша, коляска покойна, лошади бежали весело, и на козлах, кроме кучера, сидел конторщик вместо лакея, посланный Левиным для безопасности. Дарья Александровна задремала и
проснулась, только подъезжая уже к постоялому двору, где надо
было переменять лошадей.
Я решился предоставить все выгоды Грушницкому; я хотел испытать его; в душе его могла
проснуться искра великодушия, и тогда все устроилось бы к лучшему; но самолюбие и слабость характера должны
были торжествовать… Я хотел дать себе полное право не щадить его, если бы судьба меня помиловала. Кто не заключал таких условий с своею совестью?
Когда я
проснулся, на дворе уж
было темно. Я сел у отворенного окна, расстегнул архалук, — и горный ветер освежил грудь мою, еще не успокоенную тяжелым сном усталости. Вдали за рекою, сквозь верхи густых лип, ее осеняющих, мелькали огни в строеньях крепости и слободки. На дворе у нас все
было тихо, в доме княгини
было темно.
Казак мой
был очень удивлен, когда,
проснувшись, увидел меня совсем одетого; я ему, однако ж, не сказал причины. Полюбовавшись несколько времени из окна на голубое небо, усеянное разорванными облачками, на дальний берег Крыма, который тянется лиловой полосой и кончается утесом, на вершине коего белеется маячная башня, я отправился в крепость Фанагорию, чтоб узнать от коменданта о часе моего отъезда в Геленджик.
— Никогда! Да и не знаю, даже и времени нет для скучанья. Поутру
проснешься — ведь нужно
пить чай, и тут ведь приказчик, а тут и на рыбную ловлю, а тут и обед. После обеда не успеешь всхрапнуть, а тут и ужин, а после пришел повар — заказывать нужно на завтра обед. Когда же скучать?
Раскладка податей и повинностей производилась по тяглам.] победнее,
проснувшись в девятом часу утра, поджидал самовара и
пил чай.
Во-первых,
проснулся он позже, нежели думал, — это
была первая неприятность.
Он оставляет раут тесный,
Домой задумчив едет он;
Мечтой то грустной, то прелестной
Его встревожен поздний сон.
Проснулся он; ему приносят
Письмо: князь N покорно просит
Его на вечер. «Боже! к ней!..
О,
буду,
буду!» и скорей
Марает он ответ учтивый.
Что с ним? в каком он странном сне!
Что шевельнулось в глубине
Души холодной и ленивой?
Досада? суетность? иль вновь
Забота юности — любовь?
Прекрасны вы, брега Тавриды,
Когда вас видишь с корабля
При свете утренней Киприды,
Как вас впервой увидел я;
Вы мне предстали в блеске брачном:
На небе синем и прозрачном
Сияли груды ваших гор,
Долин, деревьев, сёл узор
Разостлан
был передо мною.
А там, меж хижинок татар…
Какой во мне
проснулся жар!
Какой волшебною тоскою
Стеснялась пламенная грудь!
Но, муза! прошлое забудь.
Но, шумом бала утомленный,
И утро в полночь обратя,
Спокойно спит в тени блаженной
Забав и роскоши дитя.
Проснется зá полдень, и снова
До утра жизнь его готова,
Однообразна и пестра,
И завтра то же, что вчера.
Но
был ли счастлив мой Евгений,
Свободный, в цвете лучших лет,
Среди блистательных побед,
Среди вседневных наслаждений?
Вотще ли
был он средь пиров
Неосторожен и здоров?
Рыдая, глядела она им в очи, когда всемогущий сон начинал уже смыкать их, и думала: «Авось-либо Бульба,
проснувшись, отсрочит денька на два отъезд; может
быть, он задумал оттого так скоро ехать, что много
выпил».
Увидев все это, она
побыла еще несколько времени в невозможной стране, затем
проснулась и села.
Держась за верх рамы, девушка смотрела и улыбалась. Вдруг нечто, подобное отдаленному зову, всколыхнуло ее изнутри и вовне, и она как бы
проснулась еще раз от явной действительности к тому, что явнее и несомненнее. С этой минуты ликующее богатство сознания не оставляло ее. Так, понимая, слушаем мы речи людей, но, если повторить сказанное, поймем еще раз, с иным, новым значением. То же
было и с ней.
Несмотря на эти странные слова, ему стало очень тяжело. Он присел на оставленную скамью. Мысли его
были рассеянны… Да и вообще тяжело ему
было думать в эту минуту о чем бы то ни
было. Он бы хотел совсем забыться, все забыть, потом
проснуться и начать совсем сызнова…
Еще немного, и это общество, эти родные, после трехлетней разлуки, этот родственный тон разговора при полной невозможности хоть об чем-нибудь говорить, — стали бы, наконец, ему решительно невыносимы.
Было, однако ж, одно неотлагательное дело, которое так или этак, а надо
было непременно решить сегодня, — так решил он еще давеча, когда
проснулся. Теперь он обрадовался делу, как выходу.
— Я только что
проснулся и хотел
было идти, да меня платье задержало; забыл вчера сказать ей… Настасье… замыть эту кровь. Только что теперь успел одеться.
После нескольких часов сна лихорадка прошла, но
проснулся он уже поздно:
было два часа пополудни.
— Я иногда слишком уж от сердца говорю, так что Дуня меня поправляет… Но, боже мой, в какой он каморке живет!
Проснулся ли он, однако? И эта женщина, хозяйка его, считает это за комнату? Послушайте, вы говорите, он не любит сердца выказывать, так что я, может
быть, ему и надоем моими… слабостями?.. Не научите ли вы меня, Дмитрий Прокофьич? Как мне с ним? Я, знаете, совсем как потерянная хожу.
Она рассказала, в котором часу государыня обыкновенно
просыпалась, кушала кофей, прогуливалась; какие вельможи находились в то время при ней; что изволила она вчерашний день говорить у себя за столом, кого принимала вечером, — словом, разговор Анны Власьевны стоил нескольких страниц исторических записок и
был бы драгоценен для потомства.
— Вот — дура! Почти готова плакать, — сказала она всхлипнув. — Знаешь, я все-таки добилась, что и он влюбился, и
было это так хорошо, такой он стал… необыкновенно удивленный. Как бы
проснулся, вылез из мезозойской эры, выпутался из созвездий, ручонки у него длинные, слабые, обнимает, смеется… родился второй раз и — в другой мир.
Эти размышления позволяли Климу думать о Макарове с презрительной усмешкой, он скоро уснул, а
проснулся, чувствуя себя другим человеком, как будто вырос за ночь и выросло в нем ощущение своей значительности, уважения и доверия к себе. Что-то веселое бродило в нем, даже хотелось
петь, а весеннее солнце смотрело в окно его комнаты как будто благосклонней, чем вчера. Он все-таки предпочел скрыть от всех новое свое настроение, вел себя сдержанно, как всегда, и думал о белошвейке уже ласково, благодарно.
Ночевал у Елены, она
была выпивши, очень требовательна, капризна и утомила его, плохо и мало спал,
проснулся с головной болью рано утром и пошел домой пешком.
— Я не знаю, может
быть, это верно, что Русь
просыпается, но о твоих учениках ты, Петр, говоришь смешно. Так дядя Хрисанф рассказывал о рыбной ловле: крупная рыба у него всегда срывалась с крючка, а домой он приносил костистую мелочь, которую нельзя
есть.
На другой день он
проснулся рано и долго лежал в постели, куря папиросы, мечтая о поездке за границу. Боль уже не так сильна, может
быть, потому, что привычна, а тишина в кухне и на улице непривычна, беспокоит. Но скоро ее начали раскачивать толчки с улицы в розовые стекла окон, и за каждым толчком следовал глухой, мощный гул, не похожий на гром. Можно
было подумать, что на небо, вместо облаков, туго натянули кожу и по коже бьют, как в барабан, огромнейшим кулаком.
Заснул он под утро, а когда
проснулся и вспомнил сцену с женой, быстро привел себя в порядок и,
выпив чаю, поспешил уйти от неизбежного объяснения.
Проснулся поздно, ощущая во рту кислый вкус ржавчины, голова налита тяжелой мутью, воздух в комнате
был тоже мутно-серый, точно пред рассветом.
Когда Самгин
проснулся, разбуженный железным громом, поручика уже не
было в комнате. Гремела артиллерия, проезжая рысью по булыжнику мостовой, с громом железа как будто спорил звон колоколов, настолько мощный, что казалось — он волнует воздух даже в комнате. За кофе следователь объяснил, что в городе назначен смотр артиллерии, прибывшей из Петрограда, а звонят, потому что — воскресенье, церкви зовут к поздней обедне.
— Лютов
был, — сказала она,
проснувшись и морщась. — Просил тебя прийти в больницу. Там Алина с ума сходит. Боже мой, — как у меня голова болит! И какая все это… дрянь! — вдруг взвизгнула она, топнув ногою. — И еще — ты! Ходишь ночью… Бог знает где, когда тут… Ты уже не студент…
Бальзаминова (встает).
Пей, Матрена, чай-то! А я пойду посмотрю, Миша не
проснулся ли. (Уходит.)
Мать осыпала его страстными поцелуями, потом осмотрела его жадными, заботливыми глазами, не мутны ли глазки, спросила, не болит ли что-нибудь, расспросила няньку, покойно ли он спал, не
просыпался ли ночью, не метался ли во сне, не
было ли у него жару? Потом взяла его за руку и подвела его к образу.
Задевши его барина, задели за живое и Захара. Расшевелили и честолюбие и самолюбие: преданность
проснулась и высказалась со всей силой. Он готов
был облить ядом желчи не только противника своего, но и его барина, и родню барина, который даже не знал,
есть ли она, и знакомых. Тут он с удивительною точностью повторил все клеветы и злословия о господах, почерпнутые им из прежних бесед с кучером.
Оно пришло. «Это, должно
быть, силы играют, организм
проснулся…» — говорила она его словами, чутко вслушиваясь в небывалый трепет, зорко и робко вглядываясь в каждое новое проявление пробуждающейся новой силы.
Часто случается заснуть летом в тихий, безоблачный вечер, с мерцающими звездами, и думать, как завтра
будет хорошо поле при утренних светлых красках! Как весело углубиться в чащу леса и прятаться от жара!.. И вдруг
просыпаешься от стука дождя, от серых печальных облаков; холодно, сыро…
— Ты засыпал бы с каждым днем все глубже — не правда ли? А я? Ты видишь, какая я? Я не состареюсь, не устану жить никогда. А с тобой мы стали бы жить изо дня в день, ждать Рождества, потом Масленицы, ездить в гости, танцевать и не думать ни о чем; ложились бы спать и благодарили Бога, что день скоро прошел, а утром
просыпались бы с желанием, чтоб сегодня походило на вчера… вот наше будущее — да? Разве это жизнь? Я зачахну, умру… за что, Илья?
Будешь ли ты счастлив…
Но ему не
было скучно, если утро проходило и он не видал ее; после обеда, вместо того чтоб остаться с ней, он часто уходил соснуть часа на два; но он знал, что лишь только он
проснется, чай ему готов, и даже в ту самую минуту, как
проснется.
Илья Ильич
проснулся, против обыкновения, очень рано, часов в восемь. Он чем-то сильно озабочен. На лице у него попеременно выступал не то страх, не то тоска и досада. Видно
было, что его одолевала внутренняя борьба, а ум еще не являлся на помощь.
— Ты сказал давеча, что у меня лицо не совсем свежо, измято, — продолжал Обломов, — да, я дряблый, ветхий, изношенный кафтан, но не от климата, не от трудов, а от того, что двенадцать лет во мне
был заперт свет, который искал выхода, но только жег свою тюрьму, не вырвался на волю и угас. Итак, двенадцать лет, милый мой Андрей, прошло: не хотелось уж мне
просыпаться больше.
По начавшемуся уже воспалительному процессу тканей хирург, осматривавший беднягу, заключил, что необходима операция. Она
была тут же произведена, после чего ослабевшего старика положили на койку, и он скоро уснул, а
проснувшись, увидел, что перед ним сидит тот самый хирург, который лишил его правой ноги.