Неточные совпадения
Но оно и не прошло так: на минуту все, даже сонные и забитые,
отпрянули, испугавшись зловещего голоса. Все
были изумлены, большинство оскорблено, человек десять громко и горячо рукоплескали автору. Толки в гостиных предупредили меры правительства, накликали их. Немецкого происхождения русский патриот Вигель (известный не с лицевой стороны по эпиграмме Пушкина) пустил дело в ход.
Он всюду бросался; постучался даже в католическую церковь, но живая душа его
отпрянула от мрачного полусвета, от сырого, могильного, тюремного запаха ее безотрадных склепов. Оставив старый католицизм иезуитов и новый — Бюше, он принялся
было за философию; ее холодные, неприветные сени отстращали его, и он на несколько лет остановился на фурьеризме.
Александра Петровна неожиданно подняла лицо от работы и быстро, с тревожным выражением повернула его к окну. Ромашову показалось, что она смотрит прямо ему в глаза. У него от испуга сжалось и похолодело сердце, и он поспешно
отпрянул за выступ стены. На одну минуту ему стало совестно. Он уже почти готов
был вернуться домой, но преодолел себя и через калитку прошел в кухню.
Вот она поднялась на взлобок и поравнялась с церковью («не благочинный ли? — мелькнуло у него, — то-то у попа не отстряпались о сю пору!»), вот повернула вправо и направилась прямо к усадьбе: «так и
есть, сюда!» Порфирий Владимирыч инстинктивно запахнул халат и
отпрянул от окна, словно боясь, чтоб проезжий не заметил его.
Черт прорвал К-дина именно у гроба генерала, который опочил, не приведя в исполнение своей угрозы. Теперь генерал
был кадету не страшен, и долго сдержанная резвость мальчика нашла случай
отпрянуть, как долго скрученная пружина. Он просто обезумел.
Подозеров нагнулся и с чувством поцеловал обе руки Александры Ивановны. Она сделала
было движение, чтобы поцеловать его в голову, но тотчас
отпрянула и выпрямилась. Пред нею стояла бледная Вера и положила обе свои руки на голову Подозерова, крепко прижала его лицо к коленам мачехи и вдруг тихо перекрестила, закрыла ладонью глаза и засмеялась.
И в ту же секунду
отпрянула назад, подавив в себе крик испуга, готовый уже,
было, сорваться с ее губ. Пятеро неприятельских солдат-австрийцев сидели и лежали посреди сарая вокруг небольшого ручного фонаря, поставленного перед ними на земле, На них
были синие мундиры и высокие кепи на головах. Их исхудалые, обветренные и покрасневшие от холода лица казались озлобленными, сердитыми. Сурово смотрели усталые, запавшие глубоко в орбитах глаза.
— Страшно, джаным: у Израила мать
есть, сестра
есть… и еще сестра… много сестер… На всех угодить надо… Страшно… А, да что уж, — неожиданно прибавила она и вдруг залилась раскатистым смехом, — свадьба
будет, новый бешмет
будет, барана зажарят, палить
будут, джигитовка… Славно! И все для Бэллы!.. Ну, айда, бежим, а то заметят! — и мы с гиканьем и смехом
отпрянули от окна и бросились к себе, разбудив по дороге заворчавшую Анну и Юлико.
Сотскому стыдно
было ослушаться. С предчувствием чего-то худого отодвинул он волоковое окно и вдруг с криком
отпрянул назад. Не один он, многие ратники, сам голова видели, как посыпались искры в окно и выглянул в него седой старик с длинною белою бородой.