Тоска любви Татьяну гонит,
И в сад идет она грустить,
И вдруг недвижны очи клонит,
И лень ей далее ступить.
Приподнялася грудь, ланиты
Мгновенным пламенем покрыты,
Дыханье замерло в устах,
И в слухе шум, и блеск в очах…
Настанет ночь; луна обходит
Дозором дальный свод небес,
И соловей во мгле древес
Напевы звучные заводит.
Татьяна в темноте не спит
И тихо с няней говорит...
Вот она уже у цели. Вот музыка перешла в нежные, мелодичные аккорды — и Тася, под эти чарующие звуки, достигла крошечной площадки, с которой ей надо будет пуститься в опасное путешествие по проволоке. Сердце её забилось сильно, сильно…
Дыхание замерло в груди. Голова закружилась сильнее. Отчаянный страх охватил девочку.
Неточные совпадения
Он
замер на месте и притаил
дыхание.
Как билось у него сердце, когда он крался к ней на цыпочках.
Дыхание у него
замерло.
И как
замирало сердце юноши, как стеснялось
дыханье…
Она дышала на нас жарким
дыханием, от него
замирало сердце, голова становилась тяжелой и болели кости, — это испытано многими!
Он расстегнул ворот рубашки, чтобы облегчить
дыхание себе, облокотился на стол и, сжав голову руками, неподвижно
замер.
Выедет Ульяна Петровна за город, пахнет на нее с Днепра вечной свежестью, и она вдруг оживится, почувствовав ласкающее
дыхание свободной природы, но влево пробежит по зеленой муравке серый дымок, раздастся взрыв саперной мины, или залп ружей в летних бараках — и Ульяна Петровна вся так и
замрет.
И тогда, не дыша, на целые, казалось, часы он
замер в неподвижности, гася всякую мысль, удерживая громкое
дыхание, избегая всякого движения — ибо всякая мысль было безумие, всякое движение было безумие.
Она кусала подушку, прокусила руку свою в кровь (я видел это потом), или, вцепившись пальцами в свои распутавшиеся косы, так и
замирала в усилии, сдерживая
дыхание и стискивая зубы.
Я затаил
дыхание и
замер, не отводя от него глаз.
Иуда вышел. Потом вернулся. Иисус говорил, и в молчании слушали его речь ученики. Неподвижно, как изваяние, сидела у ног его Мария и, закинув голову, смотрела в его лицо. Иоанн, придвинувшись близко, старался сделать так, чтобы рука его коснулась одежды учителя, но не обеспокоила его. Коснулся — и
замер. И громко и сильно дышал Петр, вторя
дыханием своим речи Иисуса.
Но Наденька боится. Все пространство от ее маленьких калош до конца ледяной горы кажется ей страшной, неизмеримо глубокой пропастью. У нее
замирает дух и прерывается
дыхание, когда она глядит вниз, когда я только предлагаю сесть в санки, но что же будет, если она рискнет полететь в пропасть! Она умрет, сойдет с ума.
Санки начинают бежать всё тише и тише, рев ветра и жужжанье полозьев не так уже страшны,
дыхание перестает
замирать, и мы наконец внизу. Наденька ни жива ни мертва. Она бледна, едва дышит…
К одиннадцати часам
замирали и эти последние отголоски минувшего дня, и звонкая, словно стеклянная, тишина, чутко сторожившая каждый легкий звук, передавала из палаты в палату сонное
дыхание выздоравливающих, кашель и слабые стоны тяжелых больных.
У Синтяниной
замерло дыхание.
Рассказала о допросе, и что она им сказала. И вдруг все кругом
замерли в тяжелом молчании. Смотрели на нее и ничего не говорили. И в молчании этом Катя почувствовала холодное
дыхание пришедшей за нею смерти. Но в душе все-таки было прежнее радостное успокоение и задорный вызов. Открылась дверь, солдат с револьвером крикнул...
Там, за рампой, притаив
дыхание,
замерла темная толпа. Каждое мое слово ловится на лету благодарной и нетребовательной публикой. И я чувствую, как тонкие, невидимые нити перебрасываются от меня через рампу и соединяются с теми, которые тянутся ко мне оттуда, из этой темной залы, притихшей сейчас, как будто не дышащей.
Никогда не пела она так хорошо, как в тот вечер. Ее бархатный голос звучал с такой силой, что все
замерли и затаили
дыхание.
Настоящий же Юрий Михайлович
замер на месте, и сердце у него
замерло, и
дыханье у него остановилось.
Платонида продолжала стоять тихо, прикрывая накрест сложенными руками белую грудь, в которой крепко стучало и невольно
замирало и страхом и негодованием нетерпеливое сердце. Несмотря, однако, на все свое негодование, оскорбленная вдова удерживалась и, утаивая
дыхание, ждала, чем это все кончится.
Мы все
замерли и затаили
дыхание, но горцы стояли спокойно, и старик спокойно продолжал крутить свои седые усы, а тот меж тем снова поднялся наверх и через пять минут был опять среди нас и подал герцогу кусок сетевого меда, воткнутый на острие блестящего кинжала.