Неточные совпадения
— Потом поймешь. Разве ты не то же сделала? Ты тоже переступила… смогла переступить. Ты на себя руки наложила, ты загубила жизнь… свою (это все равно!) Ты могла бы жить
духом и
разумом, а кончишь на Сенной… Но ты выдержать не можешь и, если останешься одна, сойдешь с ума, как и я. Ты уж и теперь как помешанная; стало быть, нам вместе идти, по одной дороге! Пойдем!
— Не знаком. Ну, так вот… Они учили, что Эон — безначален, но некоторые утверждали начало его в соборности мышления о нем, в стремлении познать его, а из этого стремления и возникла соприсущая Эону мысль — Эннойя… Это — не
разум, а сила, двигающая
разумом из глубины чистейшего
духа, отрешенного от земли и плоти…
— Печально, когда человек сосредоточивается на плотском своем существе и на
разуме, отметая или угнетая
дух свой, начало вселенское. Аристотель в «Политике» сказал, что человек вне общества — или бог или зверь. Богоподобных людей — не встречала, а зверье среди них — мелкие грызуны или же барсуки, которые защищают вонью жизнь свою и нору.
Диомидов выпрямился и, потрясая руками, начал говорить о «жалких соблазнах мира сего», о «высокомерии
разума», о «суемудрии науки», о позорном и смертельном торжестве плоти над
духом. Речь его обильно украшалась словами молитв, стихами псалмов, цитатами из церковной литературы, но нередко и чуждо в ней звучали фразы светских проповедников церковной философии...
— Я много читаю, — ответила она и широко улыбнулась, янтарные зрачки разгорелись ярче — Но я с Аристотелем, так же как и с Марксом, — не согласна: давления общества на
разум и бытия на сознание — не отрицаю, но
дух мой — не ограничен,
дух — сила не земная, а — космическая, скажем.
— Мы — бога во Христе отрицаемся, человека же — признаем! И был он, Христос, духовен человек, однако — соблазнил его Сатана, и нарек он себя сыном бога и царем правды. А для нас — несть бога, кроме
духа! Мы — не мудрые, мы — простые. Мы так думаем, что истинно мудр тот, кого люди безумным признают, кто отметает все веры, кроме веры в
духа. Только
дух — сам от себя, а все иные боги — от
разума, от ухищрений его, и под именем Христа
разум же скрыт, —
разум церкви и власти.
— И потом еще картина: сверху простерты две узловатые руки зеленого цвета с красными ногтями, на одной — шесть пальцев, на другой — семь. Внизу пред ними, на коленях, маленький человечек снял с плеч своих огромную, больше его тела, двуличную голову и тонкими, длинными ручками подает ее этим тринадцати пальцам. Художник объяснил, что картина названа: «В руки твои предаю
дух мой». А руки принадлежат дьяволу, имя ему
Разум, и это он убил бога.
Духовное познание есть богочеловеческое познание, познание не
разумом и не чувством, а целостным
Духом.
Не только рассудок, но и
разум не мог бы открыть возможность познания истины, это делает исключительно
дух.
По-гречески nobs есть не только
разум, но и
дух.
Диалектики материи не может быть, может быть лишь диалектика
разума,
духа, сознания.
Это совершенно явно взято от Гегеля и было оправдано тем, что в основе истории лежит мировой
дух,
разум.
Это понятно у Гегеля, у которого действовал мировой
разум или
дух и определял смысл происходящего.
Познание Истины, к которому стремится философия, невозможно через отвлеченный
разум, оперирующий понятиями, оно возможно только через духовно целостный
разум, через
дух и духовный опыт.
Если же
разум оставить на самого себя, то бродя в пустоте и строя категорию за категорией, он может обличить свои законы, но никогда не дойдет ни до понятия о
духе, ни до понятия о бессмертии и проч.
— Знаете ли что, — сказал он вдруг, как бы удивляясь сам новой мысли, — не только одним
разумом нельзя дойти до разумного
духа, развивающегося в природе, но не дойдешь до того, чтобы понять природу иначе, как простое, беспрерывное брожение, не имеющее цели, и которое может и продолжаться, и остановиться. А если это так, то вы не докажете и того, что история не оборвется завтра, не погибнет с родом человеческим, с планетой.
Я никогда не говорил о восстании «природы», восстании инстинктов против норм и законов
разума и общества, я говорил о восстании
духа.
Я говорил уже, что читал «Критику чистого
разума» Канта и «Философию
духа» Гегеля, когда мне было четырнадцать лет.
Поэтому у меня всегда была вражда к монизму, к рационализму, к подавлению индивидуального общим, к господству универсального
духа и
разума, к гладкому и благополучному оптимизму.
Я нашел в библиотеке отца «Критику чистого
разума» Канта и «Философию
духа» Гегеля (третья часть «Энциклопедии»), Все это способствовало образованию во мне своего субъективного мира, который я противополагал миру объективному.
Но сейчас я остро сознаю, что, в сущности, сочувствую всем великим бунтам истории — бунту Лютера, бунту
разума просвещения против авторитета, бунту «природы» у Руссо, бунту французской революции, бунту идеализма против власти объекта, бунту Маркса против капитализма, бунту Белинского против мирового
духа и мировой гармонии, анархическому бунту Бакунина, бунту Л. Толстого против истории и цивилизации, бунту Ницше против
разума и морали, бунту Ибсена против общества, и самое христианство я понимаю как бунт против мира и его закона.
«Богословие на Западе приняло характер рассудочной отвлеченности, — в православии оно сохранило внутреннюю целость
духа; там развитие сил
разума, — здесь стремление к внутреннему, живому».
Воля у него также означает свободу, но свобода не имеет темного, иррационального истока, воля соединена с
разумом, нет рассеченности, есть целостность, целостность
духа.
Русская религиозная философия особенно настаивает на том, что философское познание есть познание целостным
духом, в котором
разум соединяется с волей и чувством и в котором нет рационалистической рассеченности.
Бытие, жизнь
духа даны изначально, даны сознанию первичному, не рационализированному, сознанию церковному,
разуму церковному.
Для этого сознания Бог и человек, божественная и человеческая воля в Христе,
дух и плоть, небо и земля так и остаются несоединенными и несоединимыми, так как чудо претворения и преосуществления малому
разуму недоступны.
Разум должен прекратить свое изолированное, отсеченное существование и органически воссоединиться с цельной жизнью
духа, тогда только возможно в высшем смысле разумное познание.
Реальность дана непосредственно, и дан путь соединения с ней через цельную жизнь
духа, через
разум органический.
Малый
разум функционирует как отсеченная часть, большой
разум функционирует в цельной жизни
духа.
Наоборот, мы исходим из бытия универсального, видим в мышлении функцию мирового
духа, сверхиндивидуального
разума.
Разум не есть начало рассудочное, интеллектуальное, это цельный, солнечный
дух в мире и в человеке.
Ибо упругость
духа вольности, переходя в изображение речи, приучит и
разум к твердым понятиям, столь во всяких правлениях нужным.
Разум и
дух паки начали действовать.
Одинаковая участь облегчает их жребий, а превосходство чье-либо тягчит их
разум и
дух.
— «Оттого, говорят, что на вас дьявол снисшел!» — «Но отчего же, говорю, на нас,
разумом светлейших, а не на вас, во мраке пребывающих?» «Оттого, говорят, что мы живем по старой вере, а вы приняли новшества», — и хоть режь их ножом, ни один с этого не сойдет… И как ведь это вышло: где нет раскола промеж народа, там и
духа его нет; а где он есть — православные ли, единоверцы ли, все в нем заражены и очумлены… и который здоров еще, то жди, что и он будет болен!
Чтобы разорвать прочные петли безысходной скуки, которая сначала раздражает человека, будя в нём зверя, потом, тихонько умертвив душу его, превращает в тупого скота, чтобы не задохнуться в тугих сетях города Окурова, потребно непрерывное напряжение всей силы
духа, необходима устойчивая вера в человеческий
разум. Но её даёт только причащение к великой жизни мира, и нужно, чтобы, как звёзды в небе, человеку всегда были ясно видимы огни всех надежд и желаний, неугасимо пылающие на земле.
— Но
разум не может вместить многого, что оскорбительно, нелепо, убийственно
духу…
Мы же по иному замышленью
Эту повесть о године бед
Со времен Владимира княженья
Доведем до Игоревых лет
И прославим Игоря, который,
Напрягая
разум, полный сил.
Мужество избрал себе опорой.
Ратным
духом сердце поострил
И повел полки родного края.
Половецким землям угрожая.
Он покоряется физическому факту; фактам
духа и
разума никто не считает себя обязанным покоряться; не дают себе труда уразуметь их, не признают фактами.
Наука нынче представляет то же зрелище: она достигла высшего призвания своего; она явилась солнцем всеосвещающим,
разумом факта и, следственно, оправданием его; но она не остановилась, не села отдыхать на троне своего величия; она перешла свою высшую точку и указывает путь из себя в жизнь практическую, сознаваясь, что в ней не весь
дух человеческий исчерпан, хотя и весь понят.
Сфера науки — всеобщее, мысль,
разум как самопознающий
дух, и в ней она исполнила главную часть своего призвания — за остальную можно поручиться.
— Началась, — говорит, — эта дрянная и недостойная
разума человеческого жизнь с того дня, как первая человеческая личность оторвалась от чудотворной силы народа, от массы, матери своей, и сжалась со страха перед одиночеством и бессилием своим в ничтожный и злой комок мелких желаний, комок, который наречён был — «я». Вот это самое «я» и есть злейший враг человека! На дело самозащиты своей и утверждения своего среди земли оно бесполезно убило все силы
духа, все великие способности к созданию духовных благ.
Разум — от плоти, а сия — от дьявола, сила же души — частицы
духа божьего; откровение даруется праведному через созерцание.
— Вам снова, — говорит, — надо тронуться в путь, чтобы новыми глазами видеть жизнь народа. Книгу вы не принимаете, чтение мало вам даёт, вы всё ещё не верите, что в книгах не человеческий
разум заключён, а бесконечно разнообразно выражается единое стремление
духа народного к свободе; книга не ищет власти над вами, но даёт вам оружие к самоосвобождению, а вы — ещё не умеете взять в руки это оружие!
—
Дух, сударь, — ответствует Лука, — бывает не по
разуму:
дух иде же хощет дышит, и все равно что волос растет у одного долгий и роскошный, а у другого скудный.
— Жизнь моя! — прошептал Ордынов, у которого зрение помутилось и
дух занялся. — Радость моя! — говорил он, не зная слов своих, не помня их, не понимая себя, трепеща, чтоб одним дуновением не разрушить обаяния, не разрушить всего, что было с ним и что скорее он принимал за видение, чем за действительность: так отуманилось все перед ним! — Я не знаю, не понимаю тебя, я не помню, что ты мне теперь говорила,
разум тускнеет мой, сердце ноет в груди, владычица моя!..
Павлин. Будто бы успешно! Все может быть, высокопочтеннейший Егор Васильевич! Все может быть. В тайнах живем, во мраке многочисленных и неразрешимых тайн. Кажется нам, что — светло и свет сей исходит от
разума нашего, а ведь светло-то лишь для телесного зрения,
дух же, может быть,
разумом только затемняется и даже — угашается…
По
духу и
разуму принадлежал он к числу натур, которыми так богата наша интеллигенция: сердечный и добродушный, воспитанный, не чуждый наук, искусств, веры, самых рыцарских понятий о чести, но неглубокий и ленивый.
Ты есь! — Природы чин вещает,
Гласит мое мне сердце то,
Меня мой
разум уверяет;
Ты есь — и я уж не ничто!
Частица целой я вселенной,
Поставлен, мнится мне, в почтенной
Средине естества я той,
Где кончил тварей Ты телесных,
Где начал Ты
Духов небесных
И цепь существ связал всех мной.
— Конечно, не с привычки это… Потом много возил, привык. А тот раз чудно мне показалось: куда, думаю, мы ее везем, дитё этакое… И потом, признаться вам, господин, уж вы не осудите: что, думаю, ежели бы у начальства попросить да в жены ее взять… Ведь уж я бы из нее дурь-то эту выкурил. Человек я тем более служащий… Конечно, молодой
разум… глупый… Теперь могу понимать… Попу тогда на
духу рассказал, он говорит: «Вот от этой самой мысли порча у тебя и пошла. Потому что она, верно, и в бога-то не верит…»