Неточные совпадения
Для Агафьи Михайловны, для няни, для деда, для отца даже Митя был живое существо, требующее за собой только материального ухода; но для матери он уже давно был нравственное существо, с которым уже была целая
история духовных отношений.
— Вот, я даже записала два, три его парадокса, например: «Торжество социальной справедливости будет началом
духовной смерти людей». Как тебе нравится? Или: «Начало и конец жизни — в личности, а так как личность неповторима,
история — не повторяется». Тебе скучно? — вдруг спросила она.
Конец Европы будет выступлением России и славянской расы на арену всемирной
истории, как определяющей
духовной силы.
В России давно уже нарождалось пророческое чувствование того, что настанет час
истории, когда она будет призвана для великих откровений духа, когда центр мировой
духовной жизни будет в ней.
И задача в том, чтобы конец Европы и перелом
истории были пережиты человечеством в
духовном углублении и с религиозным светом.
И вот
духовная энергия русского человека вошла внутрь, в созерцание, в душевность, она не могла обратиться к
истории, всегда связанной с оформлением, с путем, в котором обозначены границы.
Ибо огромный моральный и
духовный смысл мировой войны ускользает от того, кто насилует
историю доктринерской точкой зрения.
Величие народа, его вклад в
историю человечества, определяется не могуществом государства, не развитием экономики, а
духовной культурой.
И справедливость мировых задач России предопределена уже
духовными силами
истории.
В века новой
истории, которая уже перестала быть новой и стала очень старой, все сферы культуры и общественной жизни начали жить и развиваться лишь по собственному закону, не подчиняясь никакому
духовному центру.
Это совпадает с периодами особенного
духовного подъема, когда судьбами
истории данный народ призывается совершить что-либо великое и новое для мира.
Атеизм Химика шел далее теологических сфер. Он считал Жофруа Сент-Илера мистиком, а Окена просто поврежденным. Он с тем пренебрежением, с которым мой отец сложил «
Историю» Карамзина, закрыл сочинения натурфилософов. «Сами выдумали первые причины,
духовные силы, да и удивляются потом, что их ни найти, ни понять нельзя». Это был мой отец в другом издании, в ином веке и иначе воспитанный.
Тогда встал епископ Федор, тогда ректор Московской
духовной академии, то есть высшего учебного заведения, и сказал: «Зачем сравнительная
история религий, которая может соблазнить?
Я совершенно отрицательно всегда относился к этическому формализму Канта, к категорическому императиву, к закрытию вещей в себе и невозможности, по Канту,
духовного опыта, к религии в пределах разума, к крайнему преувеличению значения математического естествознания, соответствующего лишь одной эпохе в
истории науки.
Вспоминаю, что однажды в Новоселовском кружке происходили прения по вопросу о введении в программу
духовных академий преподавания сравнительной
истории религий.
В этом была доля истины, но это значит лишь, что богословие Хомякова пыталось творчески осмыслить весь
духовный опыт вековой новой
истории.
Толстовское учение о непротивлении, толстовское отрицание насилий
истории могло возникнуть лишь на русской
духовной почве.
В
истории христианства постоянно воздавалось Божье кесарю, это совершалось всякий раз, когда в
духовной жизни утверждался принцип авторитета и власти, когда совершалось принуждение и насилие.
Это есть типология, характеристика
духовных типов, а не характеристика действительной
истории.
Славянофилы искали в
истории, в обществе и культуре ту же
духовную целостность, которую находили в душе.
Положение это совершенно неоспоримо для
истории умственной и
духовной культуры Запада, особенно Германии.
Через нее Нюрочка мало-помалу разузнала всю подноготную заводской жизни, а в том числе и трагическую
историю Аграфены до убийства
духовного брата Конона включительно.
Прежде скажу о тех сведениях, которые я получил об
истории вопроса о непротивлении злу; потом о тех суждениях об этом вопросе, которые были высказаны как
духовными, т. е. исповедующими христианскую религию, критиками, так и светскими, т. е. не исповедующими христианскую религию; и, наконец, те выводы, к которым я был приведен и теми и другими, и историческими событиями последнего времени.
Человек этот никогда не был «толстовцем», не обнаруживал склонности к анархизму, — я хорошо знаю
историю его
духовного развития.
То же и в летописях: внесены сюда и проповедь грека-философа пред Владимиром, и исповедание Владимирово, и
история построения Печерской обители, и житие Бориса и Глеба, и множество текстов и
духовных рассуждений.
Наблюдения над
историею духовного развитии человека несомненно подтверждают мнение Бока, показывая, что чем менее внешних впечатлений получал человек, тем менее, уже круг его понятий, а вследствие того — ограниченнее и способность суждения.
История связана «временами и сроками», имеющими основание в
духовной организации человечества.
И сколько
духовного наслаждения вы получите, если будете смотреть на мир божий, на вечно окружающую нас природу — и на море, и на небо — так сказать, вооруженным глазом, понимающим ее явления, и воспринимать впечатления новых стран, совсем иных культур и народов, приготовленные предварительным знакомством с
историей, с бытом ее обитателей, с ее памятниками…
Активное отношение к концу
истории предполагает более или менее длительный период изменения структуры сознания,
духовную и социальную революцию ещё в историческом времени, которая не может совершиться одними человеческими силами, но не может совершиться и без человеческих сил, пассивным ожиданием.
При этом необходимость, порожденная массивностью
истории, признается также добром и
духовной ценностью.
В строгом смысле слова ересью в
истории христианства была неспособность вместить полноту истины, односторонность, нарушение
духовной и интеллектуальной гармонии.
И в
истории религиозного сознания, вплоть до сознания христианского, животный и болезненно-патологический страх всегда примешивается к страху
духовному, который я называю ужасом, и искажает чистоту религиозной веры.
Но пасифизм не хочет знать
духовных условий прекращения войн, он остается на поверхности, в сфере небытийственной политики и правовых формул, не замечая иррациональных сил
истории.
В
истории христианства постоянно противоборствовали начала благодати, сверхзаконнические начала
духовного возрождения с началами законническими, юридическими, рационалистическими.
Пришла весна, и Люксембургский сад (тогда он не был урезан, как впоследствии) сделался на целые дни местом моих уединенных чтений. Там одолевал я и все шесть томов"Системы позитивной философии", и прочел еще много книг по
истории литературы, философии и литературной критике. Никогда в моей жизни весна — под деревьями, под веселым солнцем — не протекала так по-студенчески, в такой гармонии всех моих
духовных запросов.
Это было определено всем ходом русской
истории, но также и слабостью у нас творческих
духовных сил.
Церковь есть мистическое тело Христово,
духовная реальность, продолжающая в
истории жизнь Христа, и источником ее является откровение, действие Бога на человека и мир.
История религии, связанной с социальной средой, с социальными внушениями и интересами, всегда занимала больше места и была сильнее, чем
история религии, связанной с откровением и
духовной жизнью.
Объективация духа в мире
истории и цивилизации может быть понята как отчуждение от человека его
духовной природы.
В
истории сознания о духе часто происходило смешение духа и души,
духовного и душевного.
И вместе с тем в
истории человек не узнает своего собственного субъективного духа, своей собственной
духовной свободы.
История есть не только воплощение духа,
история есть также неудача духа, в ней не осуществляется
духовное царство, которое есть Царство Божье.
Это говорит и Н. Гартман, который в подзаголовке своей книги о
духовном бытии называет ее основами философии
истории.
Профетический
духовный опыт противоположен апатии, бесстрастию, равнодушию к судьбам мира и
истории.
Пути человеческой свободы из мира душевного, освещенного дневным светом новой
истории, переносятся в мир
духовный.
Историки философии чувствуют, что предмет их более походит на
историю литературы, чем на
историю науки, они превращают его в
историю духовного развития человечества, связывают с общей
историей культуры.
Но
историю и психологию мистики современные люди очень плохо знают, изучают не по первоисточникам, а по модернистской литературе и по собственным хаотическим душевным состояниям (душевным, а не
духовным).
Это раздвоение и поляризация человеческой природы, это трагическое движение, идущее в самую
духовную глубину, в самые последние пласты, не связано ли у Достоевского с тем, что он призван был в конце новой
истории, у порога какой-то новой мировой эпохи раскрыть в человеке борьбу начал Богочеловеческих и человекобожеских, Христовых и антихристовых, неведомую прежним эпохам, в которых зло являлось в более элементарной и простой форме?
Наша
духовная и умственная
история XIX века разделяется явлением Достоевского.
Не о личном совершенствовании тут идет речь, а о
духовных изменениях и обретениях в жизни обществ и народов, в судьбах
истории.