Неточные совпадения
Вдруг послышалось, что в комнате, где была старуха, ходят. Он остановился и притих, как
мертвый. Но все было тихо, стало быть померещилось. Вдруг явственно послышался легкий крик или как будто кто-то тихо и отрывисто простонал и замолчал. Затем опять
мертвая тишина, с минуту или с две. Он сидел на корточках у сундука и ждал, едва переводя
дух, но вдруг вскочил, схватил топор и выбежал из спальни.
— В Ивана Ивановича — это хуже всего. Он тут ни сном, ни
духом не виноват… Помнишь, в день рождения Марфеньки, — он приезжал, сидел тут молча, ни с кем ни слова не сказал, как
мертвый, и ожил, когда показалась Вера? Гости видели все это. И без того давно не тайна, что он любит Веру; он не мастер таиться. А тут заметили, что он ушел с ней в сад, потом она скрылась к себе, а он уехал… Знаешь ли, зачем он приезжал?
Отец страшно рассердился, упрекал мать, что она покровительствует этому висельнику, и потребовал, чтобы Крыжановского доставили ему живого или
мертвого. Но об архивариусе не было ни слуху, ни
духу.
Он не страшится уже
духов природы, но страшится ныне
мертвого механизма природы.
В первой части «
Мертвых душ» есть места, по
духу своему близко подходящие к «Переписке», но «
Мертвые души» от этого не теряли своего общего смысла, столь противоположного теоретическим воззрениям Гоголя.
Доктор, впрочем, бывал у Гловацких гораздо реже, чем Зарницын и Вязмитинов: служба не давала ему покоя и не позволяла засиживаться в городе; к тому же, он часто бывал в таком мрачном расположении
духа, что бегал от всякого сообщества. Недобрые люди рассказывали, что он в такие полосы пил
мертвую и лежал ниц на продавленном диване в своем кабинете.
— Да и где же, — говорит, — тебе это знать. Туда, в пропасть, и кони-то твои передовые заживо не долетели — расшиблись, а тебя это словно какая невидимая сила спасла: как на глиняну глыбу сорвался, упал, так на ней вниз, как на салазках, и скатился. Думали,
мертвый совсем, а глядим — ты дышишь, только воздухом
дух оморило. Ну, а теперь, — говорит, — если можешь, вставай, поспешай скорее к угоднику: граф деньги оставил, чтобы тебя, если умрешь, схоронить, а если жив будешь, к нему в Воронеж привезть.
Прекрасно, что «резче»; я там и буду резок, я там церемониться не стану, но здесь, помилуйте,
духу не взведешь, когда за
мертвую кость чуть жизнию не поплатишься.
В таком расположении
духа приехали они в Старую Мертовщину, где жила в то время замечательно умная старуха Марья Михайловна
Мертвая, [Впоследствии правительство позволило изменить это страшное слово, и сыновья ее стали называться Мертваго.
Дедушка, сообразно
духу своего времени, рассуждал по-своему: наказать виноватого мужика тем, что отнять у него собственные дни, значит вредить его благосостоянию, то есть своему собственному; наказать денежным взысканием — тоже; разлучить с семейством, отослать в другую вотчину, употребить в тяжелую работу — тоже, и еще хуже, ибо отлучка от семейства — несомненная порча; прибегнуть к полиции… боже помилуй, да это казалось таким срамом и стыдом, что вся деревня принялась бы выть по виноватом, как по
мертвом, а наказанный счел бы себя опозоренным, погибшим.
Он казался
мертвым, и только легкое, едва приметное движение рубашки на груди показывало, что
дух его не покинул еще земли.
Кончилось наконец прощание. Принялись закрывать гроб. В течение всей службы у меня
духа не хватило прямо посмотреть на искаженное лицо бедной девушки; но каждый раз, как глаза мои мельком скользили по нем, «он не пришел, он не пришел», казалось мне, хотело сказать оно. Стали взводить крышу над гробом. Я не удержался, бросил быстрый взгляд на
мертвую. «Зачем ты это сделала?» — спросил я невольно… «Он не пришел!» — почудилось мне в последний раз…
— Разве они созданы только для работы и пьянства? Каждый из них — вместилище
духа живого, и могли бы они ускорить рост мысли, освобождающей нас из плена недоумений наших. А войдут они в то же тёмное и тесное русло, в котором мутно протекают дни жизни их отцов. Прикажут им работать и запретят думать. Многие из них — а может быть, и все — подчинятся
мёртвой силе и послужат ей. Вот источник горя земли: нет свободы росту
духа человеческого!
«Беда! — сказал он, — князя не видать!
Куда он скрылся?» — «Если хочешь знать,
Взгляни туда, где бранный дым краснее,
Где гуще пыль и смерти крик сильнее,
Где кровью облит
мертвый и живой,
Где в бегстве нет надежды никакой:
Он там! — смотри: летит как с неба пламя;
Его шишак и конь, — вот наше знамя!
Он там! — как
дух, разит и невредим,
И всё бежит иль падает пред ним!»
Так отвечал Селиму сын природы —
А лесть была чужда степей свободы!..
Оттого
мертвая буква постоянно занимала русских книжников, как бы вовсе не чувствовавших потребности в живом веянии
духа.
Есть еще доказательства этого русского движения, образовавшегося в Москве именно в 1840 году: в первом томе «
Мертвых душ» многие места в этом
духе очевидно вставлены и даже не совсем гармонируют с прежними речами.
Восклицание, нужно признаться, не совсем гуманное, как и вообще произведения Державина, носящие на себе отпечаток то отвлеченной
мертвой схоластики, то эпикурейских ощущений, не очищенных ни изящным вкусом, ни здравой мыслью, то придворного шутовства в
духе нравов того времени.
Да что же иначе и делать с человеком, который сам зарывает талант свой в землю и
мертвой буквой убивает жизнь
духа?
Пожалуй, у нас в литературе есть свои руссицизмы, искусственно составленные из слов настоящих русских людей, отлитые в известные формы, так сказать: руссицизмы казенные, которые, будучи лишены
духа и жизни, остались
мертвой буквой и не только не возбуждают сочувствия, но напротив производят самое неприятное впечатление.
Она стала почти на самой черте; но видно было, что не имела сил переступить ее, и вся посинела, как человек, уже несколько дней умерший. Хома не имел
духа взглянуть на нее. Она была страшна. Она ударила зубами в зубы и открыла
мертвые глаза свои. Но, не видя ничего, с бешенством — что выразило ее задрожавшее лицо — обратилась в другую сторону и, распростерши руки, обхватывала ими каждый столп и угол, стараясь поймать Хому. Наконец остановилась, погрозив пальцем, и легла в свой гроб.
Поэтому только в Церкви и для Церкви ведома Библия как Слово Божие, вне же ее она есть книга, обладающая высоким учительным авторитетом и большой литературной ценностью, но легко превращающаяся в
мертвую букву без животворящего
духа или же представляющая просто предмет научной любознательности [Церковное установление канона священных книг есть только авторитетное признание и повелительное санкционирование их теургической мощи.
Быть может, более соответствует его высокому религиозному
духу такая мысль: воскресение
мертвых есть акт богочеловеческий, требующий соединения божественной благодати и человеческого действия, и, признавая вполне божественную сторону воскрешения, человек должен проявить в нем участие своим встречным усилием, собственным стремлением к воскрешению.
Еще в «Феноменологии
духа» Гегель дал следующую меткую характеристику «исторического» направления в немецком богословии, которое сделалось столь влиятельно в наши дни: «Просветительство (Die Aufklärung) измышляет относительно религиозной веры, будто ее достоверность основывается на некоторых отдельных исторических свидетельствах, которые, если рассматривать их как исторические свидетельства, конечно, не могли бы обеспечить относительно своего содержания даже степени достоверности, даваемой нам газетными сообщениями о каком-нибудь событии; будто бы, далее, ее достоверность основывается на случайности сохранения этих свидетельств, — сохранении, с одной стороны, посредством бумаги, а с другой — благодаря искусству и честности при перенесении с одной бумаги на другую, и, наконец, на правильном понимании смысла
мертвых слов и букв.
Тоже смотрит, и тоже бедняга не в
духе… «
Мертвый, — говорит, — штиль, мистер Смит!» — «
Мертвый, — говорю, — штиль, Дженкинс!» Ну, мы, знаете ли, по морской привычке, начали насвистывать ветер…
Лишь в
духе возможна победа над смертью, воскресение
мертвых.
Для него
мертвые должны быть воскрешены в роде, а не в
духе.
Мы
мертвыми устами произносим
мертвые слова, от которых отлетел
дух.
Каждый раз, когда живой
дух человека наталкивается на сопротивление тяжелых и для него
мертвых материальных тел, он чувствует падение всечеловека и порожденный им раздор и отчужденность.
У Достоевского есть потрясающие слова о том, что если бы на одной стороне была истина, а на другой Христос, то лучше отказаться от истины и пойти за Христом, т. е. пожертвовать
мертвой истиной пассивного интеллекта во имя живой истины целостного
духа.
— Прежде чем я мать, я Зегевольд! — сказала она, показывая в себе
дух спартанки. — Скорей соглашусь видеть мою дочь
мертвою, чем отдать ее когда-либо за человека, так жестоко меня оскорбившего. Обязанности мои выше любви, которая пройдет с бредом горячки. Явится Адольф, и все забудется. Луиза дочь баронессы Зегевольд — прикажу, и она, узнав свое заблуждение, отдаст руку тому, кто один может составить ее счастье! Не так ли, Никласзон?
— Не лечить ли уж кого из ваших слуг? Боже сохрани! Раз вздумал один здешний барон, старичок, полечиться у него: как пить дал, отправил на тот свет! Да и мальчик баронский слуга, которого он любил, как сына, лишь приложился к губам
мертвого, чтобы с ним проститься последним христианским целованием, тут же испустил
дух. Так сильно было зелье, которое Антон дал покойнику!
Видя, что он имеет дело не с «злым
духом», а с человеком, у Фаддея мелькнула мысль, что купец повредился умом, и он опрометью бросился из людской, где лежала больная с
мертвым ребенком, к барыне.
Бездвижная церковь есть
мертвая, не обладающая
Духом церковь.
— Во имя отца и сына и святого
духа, — сказал он твердым голосом, держа левою рукой образ, а правою сотворив три крестные знамения, — этим божиим милосердием благословляю тебя, единородный и любезный сын мой Иван, и молю, да подаст тебе святой великомученик Георгий победу и одоление над врагом. Береги это сокровище, аки зеницу ока; не покидай его никогда, разве господь попустит ворогу отнять его у тебя. Знаю тебя, Иван, не у живого отнимут, а разве у
мертвого. Помни на всякий час благословение родительское.