Неточные совпадения
С моря
дул холодный ветер, река синевато вспухла, тяжелые волны голодно лижут гранит
берегов.
Последние два дня
дул крепкий, штормовой ветер; наконец он утих и позволил нам зайти за рифы, на рейд. Это было сделано
с рассветом; я спал и ничего не видал. Я вышел на палубу, и
берег представился мне вдруг, как уже оконченная, полная картина, прихотливо изрезанный красивыми линиями, со всеми своими очаровательными подробностями, в красках, в блеске.
Только что мы подъехали к Паппенбергу, как за нами бросились назад таившиеся под
берегом, ожидавшие нас японские лодки и ехали
с криком, но не близко, и так все дружно прибыли — они в свои ущелья и затишья, мы на фрегат. Я долго
дул в кулаки.
17-го утром мы распрощались
с рекой Нахтоху и тронулись в обратный путь, к староверам. Уходя, я еще раз посмотрел на море
с надеждой, не покажется ли где-нибудь лодка Хей-ба-тоу. Но море было пустынно. Ветер
дул с материка, и потому у
берега было тихо, но вдали ходили большие волны. Я махнул рукой и подал сигнал к выступлению. Тоскливо было возвращаться назад, но больше ничего не оставалось делать. Обратный путь наш прошел без всяких приключений.
Когда мы подошли к реке, было уже около 2 часов пополудни. Со стороны моря
дул сильный ветер. Волны
с шумом бились о
берег и
с пеной разбегались по песку. От реки в море тянулась отмель. Я без опаски пошел по ней и вдруг почувствовал тяжесть в ногах. Хотел было я отступить назад, но, к ужасу своему, почувствовал, что не могу двинуться
с места. Я медленно погружался в воду.
Они сообщили нам крайне неприятную новость: 4 ноября наша лодка вышла
с реки Холонку, и
с той поры о ней ни слуху ни духу. Я вспомнил, что в этот день
дул особенно сильный ветер. Пугуй (так звали одного из наших новых знакомых) видел, как какая-то лодка в море боролась
с ветром, который относил ее от
берега все дальше и дальше; но он не знает, была ли то лодка Хей-ба-тоу.
От реки Бабкова
берег делает небольшой изгиб. Чтобы сократить путь, мы поднялись по одному из притоков реки Каменной, перевалили через горный кряж, который здесь достигает высоты 430 м, и вышли на реку Холонку, невдалеке от ее устья, где застали Хей-ба-тоу
с лодкой. За штиль ночью ветер, казалось, хотел наверстать потерянное и
дул теперь особенно сильно; анемометр показывал 215.
Бивак наш был не из числа удачных: холодный резкий ветер всю ночь
дул с запада по долине, как в трубу. Пришлось спрятаться за вал к морю. В палатке было дымно, а снаружи холодно. После ужина все поспешили лечь спать, но я не мог уснуть — все прислушивался к шуму прибоя и думал о судьбе, забросившей меня на
берег Великого океана.
Осенью озеро ничего красивого не представляло. Почерневшая холодная вода била пенившеюся волной в песчаный
берег с жалобным стоном,
дул сильный ветер; низкие серые облака сползали непрерывною грядой
с Рябиновых гор. По
берегу ходили белые чайки. Когда экипаж подъезжал ближе, они поднимались
с жалобным криком и уносились кверху. Вдали от
берега сторожились утки целыми стаями. В осенний перелет озеро Черчеж было любимым становищем для уток и гусей, — они здесь отдыхали, кормились и летели дальше.
По дороге из Мурмоса в Ключевской завод шли, не торопясь, два путника, одетые разночинцами. Стояло так называемое «отзимье», то есть та весенняя слякоть, когда ни
с того ни
с сего валится мокрый снег. Так было и теперь. Дорога пролегала по самому
берегу озера Черчеж,
с которого всегда
дул ветер, а весенний ветер
с озера особенно донимал.
Выйдут на
берег покатый
К русской великой реке —
Свищет кулик вороватый,
Тысячи лап на песке;
Барку ведут бечевою,
Чу, бурлаков голоса!
Ровная гладь за рекою —
Нивы, покосы, леса.
Легкой прохладою
дуетС медленных, дремлющих вод…
Дедушка землю целует,
Плачет — и тихо поет…
«Дедушка! что ты роняешь
Крупные слезы, как град?..»
— Вырастешь, Саша, узнаешь!
Ты не печалься — я рад…
Пришла осень. Желтые листья падали
с деревьев и усеяли
берега; зелень полиняла; река приняла свинцовый цвет; небо было постоянно серо;
дул холодный ветер
с мелким дождем.
Берега реки опустели: не слышно было ни веселых песен, ни смеху, ни звонких голосов по
берегам; лодки и барки перестали сновать взад и вперед. Ни одно насекомое не прожужжит в траве, ни одна птичка не защебечет на дереве; только галки и вороны криком наводили уныние на душу; и рыба перестала клевать.
— Это очень хитрый и злой ветер, вот этот, который так ласково
дует на нас
с берега, точно тихонько толкая в море, — там он подходит к вам незаметно и вдруг бросается на вас, точно вы оскорбили его. Барка тотчас сорвана и летит по ветру, иногда вверх килем, а вы — в воде. Это случается в одну минуту, вы не успеете выругаться или помянуть имя божие, как вас уже кружит, гонит в даль. Разбойник честнее этого ветра. Впрочем — люди всегда честнее стихии.
В это время Дюрок прокричал: «Поворот!» Мы выскочили и перенесли паруса к левому борту. Так как мы теперь были под
берегом, ветер
дул слабее, но все же мы пошли
с сильным боковым креном, иногда
с всплесками волны на борту. Здесь пришло мое время держать руль, и Дюрок накинул на мои плечи свой плащ, хотя я совершенно не чувствовал холода. «Так держать», — сказал Дюрок, указывая румб, и я молодцевато ответил: «Есть так держать!»
Справа по обрыву стоял лес, слева блестело утреннее красивое море, а ветер
дул на счастье в затылок. Я был рад, что иду
берегом. На гравии бежали, шумя, полосы зеленой воды, отливаясь затем назад шепчущей о тишине пеной. Обогнув мыс, мы увидели вдали, на изгибе лиловых холмов
берега, синюю крышу
с узким дымком флага, и только тут я вспомнил, что Эстамп ждет известий. То же самое, должно быть, думал Дюрок, так как сказал...
Мы долго блуждали по петербургской слякоти. Была осень.
Дул сильный ветер
с моря. Поднималась кода. Мы побывали на Дворцовой набережной. Разъяренная река пенилась и охлестывала волнами гранитные парапеты набережной. Из черной пропасти, в которой исчезал другой
берег, иногда блестела молния, и спустя четверть минуты раздавался тяжелый удар: в крепости палили из пушек. Вода прибывала.
Третьи сутки
дует бора. Новолуние. Молодой месяц, как и всегда, рождается
с большими мучениями и трудом. Опытные рыбаки не только не думают о том, чтобы пуститься в море, но даже вытащили свои баркасы подальше и понадежнее на
берег.
Солнце село. Облака над морем потемнели, море тоже стало темным, повеяло прохладой. Кое-где уж вспыхивали звезды, гул работы в бухте прекратился, лишь порой оттуда тихие, как вздохи, доносились возгласы людей. И когда на нас
дул ветер, он приносил
с собой меланхоличный звук шороха волн о
берег.
С моря
дул влажный холодный ветер, разнося по степи задумчивую мелодию плеска набегавшей на
берег волны и шелеста прибрежных кустов. Изредка его порывы приносили
с собой сморщенные, желтые листья и бросали их в костер, раздувая пламя, окружавшая нас мгла осенней ночи вздрагивала и, пугливо отодвигаясь, открывала на миг слева — безграничную степь, справа — бесконечное море и прямо против меня — фигуру Макара Чудры, старого цыгана, — он сторожил коней своего табора, раскинутого шагах в пятидесяти от нас.
«Сидя на
берегу речки у самого мельничного омута, — рассказывала Измарагда, — колдунья в воду пустые горшки грузила; оттого сряду пять недель дожди лили неуёмные, сиверки
дули холодные и в тот год весь хлеб пропал — не воротили на семена…» А еще однажды при Тане же приходила в келарню из обители Рассохиных вечно растрепанная, вечно дрожащая,
с камилавкой на боку, мать Меропея…
Наш корабль стоял на якоре у
берега Африки. День был прекрасный,
с моря
дул свежий ветер; но к вечеру погода изменилась: стало душно и точно из топленной печки несло на нас горячим воздухом
с пустыни Сахары.
Вечером я опять почувствовал себя плохо и вышел из дома пройтись по
берегу реки. На небе не было ни звезд, ни луны,
дул ветер
с моря, начинал накрапывать дождь. На той стороне реки горел костер, и свет его ярко отражался в черной, как смоль, воде.
Причина этого явления скоро разъяснилась. Ветер, пробегающий по долине реки Сонье, сжатый
с боков горами,
дул с большой силой. В эту струю и попали наши лодки. Но как только мы отошли от
берега в море, где больше было простора, ветер подул спокойнее и ровнее. Это заметили удэхейцы, но умышленно ничего не сказали стрелкам и казакам, чтобы они гребли энергичнее и чтобы нас не несло далеко в море.
На следующий день мы расстались
с рекой Нельмой. Холодный западный ветер, дувший всю ночь
с материка в море, не прекратился. Он налетал порывами, срывая
с гребней волн воду, и сеял ею, как дождем. Из опасения, что ветром может унести наши лодки в открытое море, удэхейцы старались держаться под защитой береговых обрывов. Около устьев горных речек, там, где скалистый
берег прерывался, ветер
дул с еще большею силой, и нам стоило многих трудов пройти от одного края долины до другого.
На противоположном
берегу реки, в какой-нибудь версте расстояния всего лишь от Белграда, стоит могущественная, сильная крепость австрийцев Землин,
с дулами орудий, зловеще выглядывающими из амбразур её и направленными на сербскую столицу, утонувшую в зелени изумрудных виноградников и в кущах тенистых каштанов и тутовых садов.
Лодка медленно проплыла несколько аршин, постепенно заворачивая вбок, и наконец остановилась. Все притихли. Две волны ударились о
берега, и поверхность реки замерла.
С луга тянуло запахом влажного сена, в Санине лаяли собаки. Где-то далеко заржала лошадь в ночном. Месяц слабо дрожал в синей воде, по поверхности реки расходились круги. Лодка повернула боком и совсем приблизилась к
берегу.
Дунул ветер и слабо зашелестел в осоке, где-то в траве вдруг забилась муха.
Светало,
с севера все
дул пронзительный ветер, и мокрый, липкий снег продолжал залеплять доски пристани, палубу и зеленую траву на
берегу.