Неточные совпадения
— Лучше? — Да, гораздо. — Удивительно. — Ничего нет удивительного. — Всё-таки лучше, — говорили они шопотом,
улыбаясь друг другу.
— Здесь столько блеска, что глаза разбежались, — сказал он и пошел в беседку. Он
улыбнулся жене, как должен
улыбнуться муж, встречая жену, с которою он только что виделся, и поздоровался с княгиней и
другими знакомыми, воздав каждому должное, то есть пошутив с дамами и перекинувшись приветствиями с мужчинами. Внизу подле беседки стоял уважаемый Алексей Александровичем, известный своим умом и образованием генерал-адъютант. Алексей Александрович зaговорил с ним.
Смутное сознание той ясности, в которую были приведены его дела, смутное воспоминание о дружбе и лести Серпуховского, считавшего его нужным человеком, и, главное, ожидание свидания — всё соединялось в общее впечатление радостного чувства жизни. Чувство это было так сильно, что он невольно
улыбался. Он спустил ноги, заложил одну на колено
другой и, взяв ее в руку, ощупал упругую икру ноги, зашибленной вчера при падении, и, откинувшись назад, вздохнул несколько раз всею грудью.
— Но, — сказал Сергей Иванович, тонко
улыбаясь и обращаясь к Каренину, — нельзя не согласиться, что взвесить вполне все выгоды и невыгоды тех и
других наук трудно и что вопрос о том, какие предпочесть, не был бы решен так скоро и окончательно, если бы на стороне классического образования не было того преимущества, которое вы сейчас высказали: нравственного — disons le mot [скажем прямо] — анти-нигилистического влияния.
Вареньке хотелось
улыбнуться, глядя на детский гнев своего
друга, но она боялась оскорбить ее.
На
другое утро, во вторник, Алексей Александрович, проснувшись, с удовольствием вспомнил вчерашнюю победу и не мог не
улыбнуться, хотя и желал казаться равнодушным, когда правитель канцелярии, желая польстить ему, сообщил о слухах, дошедших до него, о происшедшем в комиссии.
— Еще бы! — сказал Вронский, весело
улыбаясь и пожимая маленькую ручку баронессы. — Как же! старый
друг.
Как всегда держась чрезвычайно прямо, своим быстрым, твердым и легким шагом, отличавшим ее от походки
других светских женщин, и не изменяя направления взгляда, она сделала те несколько шагов, которые отделяли ее от хозяйки, пожала ей руку,
улыбнулась и с этою улыбкой оглянулась на Вронского.
Степан Аркадьич
улыбнулся. Он так знал это чувство Левина, знал, что для него все девушки в мире разделяются на два сорта: один сорт — это все девушки в мире, кроме ее, и эти девушки имеют все человеческие слабости, и девушки очень обыкновенные;
другой сорт — она одна, не имеющая никаких слабостей и превыше всего человеческого.
В середине мазурки, повторяя сложную фигуру, вновь выдуманную Корсунским, Анна вышла на середину круга, взяла двух кавалеров и подозвала к себе одну даму и Кити. Кити испуганно смотрела на нее, подходя. Анна прищурившись смотрела на нее и
улыбнулась, пожав ей руку. Но заметив, что лицо Кити только выражением отчаяния и удивления ответило на ее улыбку, она отвернулась от нее и весело заговорила с
другою дамой.
― Петр Ильич Виновский просят, ― перебил старичок-лакей Степана Аркадьича, поднося два тоненькие стакана доигрывающего шампанского и обращаясь к Степану Аркадьичу и к Левину. Степан Аркадьич взял стакан и, переглянувшись на
другой конец стола с плешивым, рыжим усатым мужчиной, помахал ему
улыбаясь головой.
Кознышев признавал то и
другое, но с ограничениями. Когда же они выходили из гостиной, чтобы заключить разговор, Кознышев сказал
улыбаясь...
«Что это? Я огорчил ее. Господи, помоги мне!» подумал Левин и побежал к старой Француженке с седыми букольками, сидевшей на скамейке.
Улыбаясь и выставляя свои фальшивые зубы, она встретила его, как старого
друга.
Купец, который на рысаке был помешан,
улыбался на это с особенною, как говорится, охотою и, поглаживая бороду, говорил: «Попробуем, Алексей Иванович!» Даже все сидельцы [Сиделец — приказчик, продавец в лавке.] обыкновенно в это время, снявши шапки, с удовольствием посматривали
друг на
друга и как будто бы хотели сказать: «Алексей Иванович хороший человек!» Словом, он успел приобресть совершенную народность, и мнение купцов было такое, что Алексей Иванович «хоть оно и возьмет, но зато уж никак тебя не выдаст».
Один среди своих владений,
Чтоб только время проводить,
Сперва задумал наш Евгений
Порядок новый учредить.
В своей глуши мудрец пустынный,
Ярем он барщины старинной
Оброком легким заменил;
И раб судьбу благословил.
Зато в углу своем надулся,
Увидя в этом страшный вред,
Его расчетливый сосед;
Другой лукаво
улыбнулся,
И в голос все решили так,
Что он опаснейший чудак.
При нем мне было бы совестно плакать; притом утреннее солнышко весело светило в окна, а Володя, передразнивая Марью Ивановну (гувернантку сестры), так весело и звучно смеялся, стоя над умывальником, что даже серьезный Николай, с полотенцем на плече, с мылом в одной руке и с рукомойником в
другой,
улыбаясь, говорил...
И не она одна —
другие все
улыбались и тоже как будто извинялись; всем было немножко неловко, немножко грустно и в сущности очень хорошо.
— А вот почему. Сегодня я сижу да читаю Пушкина… помнится, «Цыгане» мне попались… Вдруг Аркадий подходит ко мне и молча, с этаким ласковым сожалением на лице, тихонько, как у ребенка, отнял у меня книгу и положил передо мной
другую, немецкую…
улыбнулся и ушел, и Пушкина унес.
А Катя уронила обе руки вместе с корзинкой на колени и, наклонив голову, долго смотрела вслед Аркадию. Понемногу алая краска чуть-чуть выступила на ее щеки; но губы не
улыбались, и темные глаза выражали недоумение и какое-то
другое, пока еще безымянное чувство.
Пододвигая Самгину вазу с вареньем, а
другою рукой придерживая ворот капота, она широко
улыбнулась...
И замолчал. Женщины
улыбались, беседуя все более оживленно, но Клим чувствовал, что они взаимно не нравятся одна
другой. Спивак запоздало спросил его...
Писатель начал рассказывать о жизни интеллигенции тоном человека, который опасается, что его могут в чем-то обвинить. Он смущенно
улыбался, разводил руками, называл полузнакомые Климу фамилии
друзей своих и сокрушенно добавлял...
— Мы —
друзья, — продолжал Макаров, и глаза его благодарно
улыбались. — Не влюблены, но — очень близки. Я ее любил, но — это перегорело. Страшно хорошо, что я полюбил именно ее, и хорошо, что это прошло.
Из-за угла дома гуськом, один за
другим, вышли мужики; лысый сел на ступень ниже Самгина,
улыбнулся ему и звонко сказал...
Царь, маленький, меньше губернатора, голубовато-серый, мягко подскакивал на краешке сидения экипажа, одной рукой упирался в колено, а
другую механически поднимал к фуражке, равномерно кивал головой направо, налево и
улыбался, глядя в бесчисленные кругло открытые, зубастые рты, в красные от натуги лица. Он был очень молодой, чистенький, с красивым, мягким лицом, а
улыбался — виновато.
Варвара утомленно закрыла глаза, а когда она закрывала их, ее бескровное лицо становилось жутким. Самгин тихонько дотронулся до руки Татьяны и, мигнув ей на дверь, встал. В столовой девушка начала расспрашивать, как это и откуда упала Варвара, был ли доктор и что сказал. Вопросы ее следовали один за
другим, и прежде, чем Самгин мог ответить, Варвара окрикнула его. Он вошел, затворив за собою дверь, тогда она, взяв руку его,
улыбаясь обескровленными губами, спросила тихонько...
Встречаясь, они
улыбались друг другу, и улыбка матери была незнакома Климу, даже неприятна, хотя глаза ее, потемнев, стали еще красивее.
Иноков постригся, побрил щеки и, заменив разлетайку дешевеньким костюмом мышиного цвета, стал незаметен, как всякий приличный человек. Только веснушки на лице выступили еще более резко, а в остальном он почти ничем не отличался от всех
других, несколько однообразно приличных людей. Их было не много, на выставке они очень интересовались архитектурой построек, посматривали на крыши, заглядывали в окна, за углы павильонов и любезно
улыбались друг другу.
Самгин дождался, когда пришел маленький, тощий, быстроглазый человек во фланелевом костюме, и они с Крэйтоном заговорили,
улыбаясь друг другу, как старые знакомые. Простясь, Самгин пошел в буфет, с удовольствием позавтракал, выпил кофе и отправился гулять, думая, что за последнее время все события в его жизни разрешаются быстро и легко.
А женщина, пожав руку его теплыми пальцами,
другой рукой как будто сняла что-то с полы его тужурки и, спрятав за спину, сказала, широко
улыбаясь...
Четверо крупных людей умеренно пьют пиво, окутывая
друг друга дымом сигар; они беседуют спокойно, должно быть, решили все спорные вопросы. У окна два старика, похожие
друг на
друга более, чем братья, безмолвно играют в карты. Люди здесь угловаты соответственно пейзажу.
Улыбаясь, обнажают очень белые зубы, но улыбка почти не изменяет солидно застывшие лица.
Там, среди
других, была Анюта, светловолосая, мягкая и теплая, точно парное молоко. Серенькие ее глаза
улыбались детски ласково и робко, и эта улыбка странно не совпадала с ее профессиональной опытностью. Очень забавная девица. В одну из ночей она, лежа с ним в постели, попросила...
Говоря, Иноков
улыбался, хотя слова его не требовали улыбки. От нее вся кожа на скуластом лице мягко и лучисто сморщилась, веснушки сдвинулись ближе одна к
другой, лицо стало темнее.
Но почти всегда, вслед за этим, Клим недоуменно, с досадой, близкой злому унынию, вспоминал о Лидии, которая не умеет или не хочет видеть его таким, как видят
другие. Она днями и неделями как будто даже и совсем не видела его, точно он для нее бесплотен, бесцветен, не существует. Вырастая, она становилась все более странной и трудной девочкой. Варавка,
улыбаясь в лисью бороду большой, красной улыбкой, говорил...
Совершенно ясно, что больше всех мужчин ей нравится Варавка, она охотнее говорит с ним и
улыбается ему гораздо чаще, чем
другим.
— История, дорогой мой, поставила пред нами задачу: выйти на берег Тихого океана, сначала — через Маньчжурию, затем, наверняка, через Персидский залив. Да, да — вы не
улыбайтесь. И то и
другое — необходимо, так же, как необходимо открыть Черное море. И с этим надобно торопиться, потому что…
Кричали ура четверым монголам, одетым в парчу, идольски неподвижным; сидя в ландо, они косенькими глазками смотрели
друг на
друга; один из них, с вывороченными ноздрями, с незакрытым ртом, белозубый,
улыбался мертвой улыбкой, желтое лицо его казалось медным.
Дамы начали смеяться и перешептываться; некоторые из мужчин
улыбались; готовился опять взрыв хохота, но в эту минуту в комнате раздалось в одно время как будто ворчанье собаки и шипенье кошки, когда они собираются броситься
друг на
друга. Это загудели часы.
Вдали ему опять
улыбался новый образ, не эгоистки Ольги, не страстно любящей жены, не матери-няньки, увядающей потом в бесцветной, никому не нужной жизни, а что-то
другое, высокое, почти небывалое…
Он тотчас увидел, что ее смешить уже нельзя: часто взглядом и несимметрично лежащими одна над
другой бровями со складкой на лбу она выслушает смешную выходку и не
улыбнется, продолжает молча глядеть на него, как будто с упреком в легкомыслии или с нетерпением, или вдруг, вместо ответа на шутку, сделает глубокий вопрос и сопровождает его таким настойчивым взглядом, что ему станет совестно за небрежный, пустой разговор.
Обломов после ужина торопливо стал прощаться с теткой: она пригласила его на
другой день обедать и Штольцу просила передать приглашение. Илья Ильич поклонился и, не поднимая глаз, прошел всю залу. Вот сейчас за роялем ширмы и дверь. Он взглянул — за роялем сидела Ольга и смотрела на него с большим любопытством. Ему показалось, что она
улыбалась.
— Что? Один трубку спросит,
другой хересу… — сказал Захар и остановился, заметив, что почти все насмешливо
улыбаются.
— Умрете… вы, — с запинкой продолжала она, — я буду носить вечный траур по вас и никогда более не
улыбнусь в жизни. Полюбите
другую — роптать, проклинать не стану, а про себя пожелаю вам счастья… Для меня любовь эта — все равно что… жизнь, а жизнь…
—
Другие, все… Намедни Сонечка смотрела на тебя и на меня,
улыбалась, и эти все господа и госпожи, что были с ней, тоже.
Вера, на
другой день утром рано, дала Марине записку и велела отдать кому-то и принести ответ. После ответа она стала веселее, ходила гулять на берег Волги и вечером, попросившись у бабушки на ту сторону, к Наталье Ивановне, простилась со всеми и, уезжая,
улыбнулась Райскому, прибавив, что не забудет его.
Она сошла вниз, прошла все комнаты и взялась за ручку двери из залы в переднюю. А с той стороны Тушин взялся за ту же ручку. Они отворили дверь, столкнулись и
улыбнулись друг другу.
Он заметил только, что этот смотритель не смотрел за своей дочерью, потому что головка, как он увидел потом,
улыбалась и
другим прохожим.
Тот тонко и лукаво
улыбался, выслушав просьбу отца, и сказал, что на
другой день удовлетворит ее, и сдержал слово, прислал записку самой Беловодовой, с учтивым и почтительным письмом.
Я сел. Признаюсь, мне было любопытно. Мы уселись у края большого письменного стола, один против
другого. Он хитро
улыбнулся и поднял было палец.
— Да и прыткий, ух какой, —
улыбнулся опять старик, обращаясь к доктору, — и в речь не даешься; ты погоди, дай сказать: лягу, голубчик, слышал, а по-нашему это вот что: «Коли ляжешь, так, пожалуй, уж и не встанешь», — вот что,
друг, у меня за хребтом стоит.