Неточные совпадения
Объявляет мне, что едет в Светозерскую
пустынь, к иеромонаху Мисаилу, которого чтит и уважает; что Степанида Матвеевна, — а уж из нас, родственников, кто не слыхал про Степаниду Матвеевну? — она меня прошлого года из Духанова помелом прогнала, — что эта Степанида Матвеевна получила письмо такого содержания, что у ней в Москве кто-то при последнем издыхании: отец или
дочь, не знаю, кто именно, да и не интересуюсь знать; может быть, и отец и
дочь вместе; может быть, еще с прибавкою какого-нибудь племянника, служащего по питейной части…
— Ну, эту
дочь звали Земфира. (Грозно и громко:) Земфира — эта
дочь говорит старику, что Алеко будет жить с ними, потому что она его нашла в
пустыне...
И вот пошел я жить в
пустынюС последней
дочерью своей.
Кроме того, я Лёне явно должна не нравиться — он все время равняет меня, мою простоту и прямоту, по ахматовскому (тогда!) излому — и все не сходится, а Сережа меня ни по чему не равняет — и все сходится, то есть сошлись — он и я — с первой минуты: на его
пустыне и моей
дочери, на самом любимом.
Сереже я рассказываю про свою маленькую
дочь, оставшуюся в Москве (первое расставание) и которой я, как купец в сказке, обещала привезти красные башмаки, а он мне — про верблюдов своих
пустынь.
Настя с Парашей, воротясь к отцу, к матери, расположились в светлицах своих, а разукрасить их отец не поскупился. Вечерком, как они убрались, пришел к
дочерям Патап Максимыч поглядеть на их новоселье и взял рукописную тетрадку, лежавшую у Насти на столике. Тут были «Стихи об Иоасафе царевиче», «Об Алексее Божьем человеке», «Древян гроб сосновый» и рядом с этой пса́льмой «Похвала
пустыне». Она начиналась словами...
— «Хорошо, — отвечал он, — положим, Аяк-Ага ничего не пожалеет для своей
дочери; но кто знает, что после ты не будешь меня упрекать в том, что я ничего не имел и тебе всем обязан; нет, милая Магуль-Мегери, я положил зарок на свою душу: обещаюсь семь лет странствовать по свету и нажить себе богатство либо погибнуть в дальних
пустынях; если ты согласна на это, то по истечении срока будешь моею».
Высказавшись мне об этом со всею откровенностью, она добавила, что приехала в Киев специально с тою целию, чтобы помолиться «насчет судьбы»
дочерей и вопросить о ней жившего тогда в Китаевой
пустыни старца, который бог весть почему слыл за прозорливца и пророка. [Это никак не должно быть относимо к превосходному старцу Парфению, который жил в Голосееве. (Прим. Лескова.).]