Неточные совпадения
А когда отец возвратился, то ни
дочери, ни сына не было. Такой хитрец: ведь смекнул, что не сносить ему головы, если б он попался. Так с тех пор и
пропал: верно, пристал к какой-нибудь шайке абреков, да и сложил буйную голову за Тереком или за Кубанью: туда и дорога!..
— Счастлив твой бог! — однако не утерпела Марья Алексевна, рванула
дочь за волосы, — только раз, и то слегка. — Ну, пальцем не трону, только завтра чтоб была весела! Ночь спи, дура! Не вздумай плакать. Смотри, если увижу завтра, что бледна или глаза заплаканы! Спущала до сих пор… не спущу. Не пожалею смазливой-то рожи, уж заодно
пропадать будет, так хоть дам себя знать.
Платья не
пропали даром: хозяйкин сын повадился ходить к управляющему и, разумеется, больше говорил с
дочерью, чем с управляющим и управляющихой, которые тоже, разумеется, носили его на руках. Ну, и мать делала наставления
дочери, все как следует, — этого нечего и описывать, дело известное.
Благоразумнее других оказалась Харитина, удерживавшая сестер от открытого скандала. Другие начали ее подозревать, что она заодно с Агнией, да и прежде была любимою тятенькиной
дочерью. Затем явилось предположение, что именно она переедет к отцу и заберет в руки все тятенькино хозяйство, а тогда пиши
пропало. От Харитины все сбудется… Да и Харитон Артемьич оказывал ей явное предпочтение. Особенно рвала и метала писариха Анна, соединившаяся на этот случай с «полуштофовой женой».
Нападение Лиодора и Булыгина не повторилось. Они удовольствовались получением своих денег из банка и
пропали в Кунаре. Дом и остальное движимое подлежало публичной продаже для удовлетворения кредиторов. Разорение получалось полное, так что у Харитона Артемьича не оставалось даже своего угла. Тут уж над ним сжалились
дочери и в складчину уплатили следовавшую кредиторам восьмую часть. Отказалась уплатить свою часть только одна писариха Анна.
А Вихорев думает: «Что ж, отчего и не пошалить, если шалости так дешево обходятся». А тут еще, в заключение пьесы, Русаков, на радостях, что урок не
пропал даром для
дочери и еще более укрепил, в ней принцип повиновения старшим, уплачивает долг Вихорева в гостинице, где тот жил. Как видите, и тут сказывается самодурный обычай: на милость, дескать, нет образца, хочу — казню, хочу — милую… Никто мне не указ, — ни даже самые правила справедливости.
В та поры, не мешкая ни минуточки, пошла она во зеленый сад дожидатися часу урочного, и когда пришли сумерки серые, опустилося за лес солнышко красное, проговорила она: «Покажись мне, мой верный друг!» И показался ей издали зверь лесной, чудо морское: он прошел только поперек дороги и
пропал в частых кустах, и не взвидела света молода
дочь купецкая, красавица писаная, всплеснула руками белыми, закричала источным голосом и упала на дорогу без памяти.
— Из всех этих показаний ясно, во-первых, что ты напрасно запираешься в знакомстве с Тебеньковым и в укрывательстве
дочери его; во-вторых, что Варвара Тебенькова действительно родила в твоей обители, и сын ее неизвестно куда
пропал… Куда девала ты этого сына?
— Ну, — ответил Борк, вздохнув, — мы, старики, все-таки держимся, а молодежь… А! что тут толковать! Вот и моя
дочь пришла ко мне и говорит: «Как хочешь, отец, незачем нам
пропадать. Я пойду на фабрику в субботу. Пусть наша суббота будет в воскресенье».
Перед бенефисом заболела Г. Н. Федотова. Играть некому. Бенефис
пропадает. Кто-то из школы шепнул Н.М. Медведевой о
дочери суфлера, читавшей роль Эмилии. Медведева прослушала, ей понравилось, и 30 января 1870 года в бенефисе выступила молоденькая, неведомая кордебалетная ученица.
— Один —
пропал… другой — пьяница!..
Дочь… Кому же я труд свой перед смертью сдам?.. Зять был бы… Я думал — перебродит Фомка, наточится, — отдам тебя ему и с тобой всё — на! Фомка негоден… А другого на место его — не вижу… Какие люди пошли!.. Раньше железный был народ, а теперь — никакой прочности не имеют… Что это? Отчего?
— Пропащий —
пропал, о нем, стало быть, и речь вести не стоит… Есть духовная, и в ней сказано: «Все мое движимое и недвижимое —
дочери моей Любови…» А насчет того, что сестра она тебе крестовая, — обладим…
Перчихин. Тесть? Вона! Не захочет этот тесть никому на шею сесть… их ты! На камаринского меня даже подбивает с радости… Да я теперь — совсем свободный мальчик! Теперь я — так заживу-у! Никто меня и не увидит… Прямо в лес — и
пропал Перчихин! Ну, Поля! Я, бывало, думал,
дочь… как жить будет? и было мне пред ней даже совестно… родить — родил, а больше ничего и не могу!.. А теперь… теперь я… куда хочу уйду! Жар-птицу ловить уйду, за самые за тридесять земель!
Митя. Эх,
пропадай моя голова! Уж была не была! (Подходит к Пелагее Егоровне.) Пелагея Егоровна, жаль вам
дочь отдавать за старого, аль нет?
Маменьке поручали наблюдать за хозяйством и потом разделить нас и
дочерей выдать замуж, наградя вещами и платьями, коих, NB, у маменьки было до
пропасти, еще от их бабушек оставшихся.
Отец был бунчуковый товарищ, Гаврило Омельянович Перекрута; имел"знатные маетности и домашнего добра до
пропасти" — так значило в записке и добавлено:"и едино-чадная
дочь Гликерия Гавриловна, лет взрослых, собою на взгляд опрятненькая, хотя смотрит сурово, но это от притворства, чтоб все боялись ее и повиновались".
Однажды близ кагульских вод
Мы чуждый табор повстречали;
Цыганы те, свои шатры
Разбив близ наших у горы,
Две ночи вместе ночевали.
Они ушли на третью ночь,
И, брося маленькую
дочь,
Ушла за ними Мариула.
Я мирно спал; заря блеснула;
Проснулся я: подруги нет!
Ищу, зову —
пропал и след.
Тоскуя, плакала Земфира,
И я заплакал!.. с этих пор
Постыли мне все девы мира;
Меж ими никогда мой взор
Не выбирал себе подруги,
И одинокие досуги
Уже ни с кем я не делил.
Тит Титыч. Не твое дело. Я мальчишкой из деревни привезен, на все четыре стороны без копейки пущен; а вот нажил себе капитал и других устроил. Хороший человек нигде не
пропадет, а дурного и не жаль. Слушай ты, Андрей, вели заложить пару вороных в коляску, оденься хорошенько, возьми мать с собой да поезжай к учителю, проси, чтоб
дочь отдал за тебя. Он человек хороший.
Петр Степаныч стрелой подбежал к Параше и обхватил ее поперек. Удальцы схватили брошенные на лужайке платки, мигом окутали в них невесту, схватили ее на руки и помчались в перелесок. Оглянуться не успели матери с белицами, как сгибла,
пропала Параша, отецкая
дочь…
Когда Марко Данилыч распивал лянсин с матерями, бойко вошел развеселый Петр Степаныч. Здороваясь с хозяином, взглянул на стариц… «Батюшки светы! Мать Таисея! Вот встреча-то! И Таифа тут же. Ну, — думает себе Петр Степаныч, — как они про свадьбу-то разнюхали да про все Марку Данилычу рассказали!..
Пропадай тогда моя головушка долой!» И веселый вид его смутился. «Не прогнал бы, не запретил бы
дочери знаться со мной», — думал он про себя.
Я и Теодор выскочили. Из-за туч холодно взглянула на нас луна. Луна — беспристрастный, молчаливый свидетель сладостных мгновений любви и мщения. Она должна была быть свидетелем смерти одного из нас. Пред нами была
пропасть, бездна без дна, как бочка преступных
дочерей Даная. Мы стояли у края жерла потухшего вулкана. Об этом вулкане ходят в народе страшные легенды. Я сделал движение коленом, и Теодор полетел вниз, в страшную
пропасть. Жерло вулкана — пасть земли.
— Все, все хотят они спустить, — она кивнула головой туда, где стоял большой дом. — Сначала это имение, а потом и то, дальнее. Старшая сестрица отберет все у братца своего,
дочь доведет до распутства и вы гонит… иди на все четыре стороны. Вы — благородный человек, меня не выдадите. Есть во мне такое чувство, что вы, Василий Иваныч, сюда не зря угодили. Это перст Божий! А коли нет, так все пропадом
пропадет, и Саня моя сгинет.
В ту же ночь без вести
пропала Никифора конюха
дочь. Чудное дело!.. Недели четыре девку лихоманка трепала — жизни никто в ней не чаял, и вдруг сбежала… С той поры об Аришке ни слуху, ни духу… Много чудились, а зря язык распускать никто не посмел…
Я могу вам сообщить об этом немного. Несчастная девушка
пропала без вести. Семен Порфирьевич был утвержден в правах наследства после Марьи Петровны и получил все состояние ее отца. Он бросил торговлю „барахлом“ и сделался одним из видных золотопромышленников восточной Сибири. Он живет в К. и, как говорят, женится на
дочери одного чиновника. Несмотря на свои шестьдесят с лишком лет, он — бодрый старик.
Он понимал, что смерть Коры вырыла еще большую
пропасть между графиней и графом — эта
пропасть была могила
дочери, которой отец отказал в последнем поцелуе.
«Нет, — думал Егор Никифоров, шагая по знакомой дороге, — нет, этого не может быть… Эта прелестная девушка не может быть
дочерью Петра Иннокентьевича. Ей двадцать один год, но двадцать лет тому назад Толстых не был женат… Нет, она не его
дочь, хотя и называет его своим отцом… Ее крестный отец Иннокентий Антипович! Не ребенок ли это Марьи Петровны? Ее мать, говорит она, умерла при ее рождении, а Марья Петровна
пропала около того же времени… Да, это так, это
дочь Марьи Петровны!»
Не отуманила эта любовь еще его ум — понимал он, какая
пропасть разделяла его, атамана разбойников, за голову которого в Москве назначена награда, и
дочь влиятельных купцов-богатеев Строгановых. Надо было вырвать с корнем это гибельное для него чувство.
— Петр, мне пришла в голову страшная мысль… Выслушай меня, ради всего святого! Если кто-нибудь еще знает о связи твоей
дочери с этим молодым человеком, если кто-нибудь знал о их свиданиях, тогда мы
пропали…
— Я вижу из твоих ответов, что хотя ты и раскаиваешься в совершенном преступлении, но у тебя
пропало отцовское чувство, а ты, ведь, так любил свою
дочь!
Поддевкина. Идем: не
пропадать же моим денежкам. И у нас благодетели есть, и Кривлякины, и Мордохины на Московской, и Простоквашины на Петербургской. Не круглая же я сирота! (
Дочери.) Не кручинься, Параскевия Степановна: будет и на нашей улице праздник. (Уходит с Резинкиной.)